Боец тишины (СИ)

– Соколов! Ты что, заснул?!
Я закрыл разъеденные глаза, глубоко вдыхая. К черту простенки, к черту полковника!
– Соколов! Ты в порядке?!
– Отдыхаю я!
– Вставай! Возвращайся в исходное!
– Поздно же! Ночь на поверхности! Не стану я снова сначала все начинать в сотый раз! Считайте
время с прерванных секунд!
– Верно, вечер поздний. Давай на трубу! Скорее!
– Сейчас!
– Время пошло!
– Товарищ полковник, я вам не акробат из китайского цирка!
– Начальнику скажи! Я ему докладывать не собираюсь, что его диверсант, какой
нетренированный был, такой и остался!
Степан Петрович обдал меня отборной бранью. Я прикинул, как отрапортую Игорю Ивановичу –
начальнику нашей нелегальной разведки – о своей несклонности к акробатике. Нет, не пойдет.
Никак. Выгнулся мостом, чуть ни выворачивая суставы и отчасти разрывая связки. Выкрутил руку,
вырвал горелку и откинулся на спину, кривясь от боли. Прощупал верхнюю трубу, нашарил короб
над ней, под потолком, и пустил плазменный поток, прорезая его пол. Искры полетели в глаза,
осыпая меня кусками прожженного железа. Припер сапогом подрезанную панель и окончательно
прожег ее по периметру. Погасил горелку и положил ее на грудь. Осторожно прошелся пальцами
по раскаленному краю чуть отошедшей срезанной панели. Просунул пальцы в щель и попытался
перехватить панель покрепче. Черт! И через перчатку руку жжет! Стащил панель, откинулся назад,
вытянул руку вниз, аккуратно спустил кусок железа на пол и кинул его к стене.
– Соколов, не возись ты с обрезком! Бросай его быстрее!
– Один звук, товарищ полковник, – и не вы с меня шкуру спустите, а их спецназ!
– Вперед! Время!
Подобрался к вентиляционному коробу и перестал замечать, что защитные очки замутнены
испариной, что глаза залиты и разъедены. Стянул лопатки, сложил плечи и полез в еще более
тесную темноту. Пополз змеей, с трудом прогоняя мысли, что меня ждет тяжелый участок.
– Что встал?! Вниз!
Я захожу на объект под землей, но попадаю на верхний этаж, а проникнуть мне нужно на
нижний. Спускаюсь, стараясь не потерять дыхание. Подхожу к закрытой зоне. Здесь
вентиляционные шахты кончаются. На нижние этажи воздух снаружи не нагнетается – он
циркулирует внутри по замкнутому циклу от баллона до духоты, пока не пройдет через несчетные
очистители, пока его не скачают аппараты. Он не проникает наружу и через щели стенных панелей
– изоляция здесь серьезная, нарушаю ее я один. Никаких внешних вытяжек здесь нет – и мне вроде
хода нет. Только мне все не беда! Через вентиляционные короба я дальше не пройду, а через короба
с кабелями – запросто!
– Вскрывай здесь давай! Выходи из вентиляции! Переходи! Пошел!
17
Перевел дух. Прожег путь плазмой. Срезал панели, разделяющие этажи, спустился в застенки
закрытой зоны. Непросто мне простенками к коробу с кабелями подобраться, но все не беда.
– Здесь заходи!
Задыхаясь жаром, режу железо. Изгибаюсь в спине, забираюсь в короб. Лезу в темноту и ползу в
тесноту узкой западни – уже всего здесь проход… ни вдохнуть, ни выдохнуть.
– Влево! Вверх! Здесь шахта нижнего подъемника кончается! Здесь проводка над ней поверху
проходит!
Черт… По горизонтали я еще прошел, а по вертикали трудно пройти – тяжело мне вверх в такой
тесноте карабкаться. Напряг спину, стягивая лопатки и сводя плечи сильнее. Поднял руки
распорками, подтянул колено, нашел опору сапогу. Резко выдохнул и рванул вперед – вверх.
Снова горизонталь. Снова вертикаль, снова вниз… еще и вниз головой – ведь здесь тупик, мне
вперед никак не подать и ногами вниз не пройти. Черт… И снова горизонталь, и…
– Соколов, вниз!
Спускаюсь ниже, к хранилищу, через этажи. Хорошо хоть здесь я вверх головой сойти могу. Но
все равно… Черт… Я весь мокрый… и мышцы сводит… и рука с поврежденными связками просто
отваливается.
– С проводкой осторожнее!
С проводкой… Черт… Проводка! Черт! Как паук в паутине! Нет! Как муха! Вашу ж!..
– Соколов, свет! Сворачивайся! Давай ко мне!
Степан Петрович включил свет. Я закрыл ослепленные глаза и слетел вниз с поднятыми вверх
руками, цепляясь за провода. Выбрался с объекта простенками и вылез на землю, задыхаясь.
Стянул маску, скинул куртку и рухнул на еловые колючки. Распростерся перед суровым
полковником на хвое и стал просить о пощаде.
– Степан Петрович, ночь пришла, и мне пора в путь.
– Куда это?
– Как куда? В постель.
– Рано. Еще раз пройдешь.
Я поднялся, отряхиваясь и затягивая голенища, – шнурки развязались.
– Да я здесь, как ломовая лошадь, вкалываю с утра до ночи и с ночи до утра!
– Ты здесь, как дохлая лошадь, вкалываешь!
– А я про что?! Сдохну я так, товарищ полковник! Мне передохнуть надо!
Степан Петрович мрачно покачал головой, смотря на меня, мокрого, замерзшего и
исцарапанного.
– Еще раз пройдешь.
Эх, Игорь Иванович! Как вы могли меня товарищу полковнику в полное подчинение передать?!
Мне плевать, что он у вас – лучший! Я у вас – еще лучше него! Никого лучше меня у вас не было,
нет и не будет, Игорь Иванович! Не цените вы мою шкуру, раз позволяете Степану Петровичу ее с
меня так запросто спускать!
– С места не сойду! Не дадите мне отдыха вы – я его себе дам!
– Не дам я – не дашь и ты!
– Степан Петрович, я вам сегодня честно все свои силы отдал! Но я ведь все, что сегодня вам
отдал, завтра у вас отобрать могу! Я не только обратно все свое верну – я и у вас все возьму! Я все
силы из вас вытяну! Степан Петрович, подумайте! Я ведь только простейших вещей у вас прошу!
Дайте мне отдыха!
– Нет! Нет времени! На маршрут!
– Палку перегнете! Я ведь вам не дубина дубовая, а розга гибкая! Я вам себя сломать не дам!
Согнете меня сильнее – я вас в ответ стегну, стоит вам руку отпустить!
Степан Петрович нахмурено посмотрел на меня, стараясь оценить мое истинное состояние. Зря
старается. Все равно я полковнику навру – покажу, только то, что я сочту нужным показать, и он
заметит только то, что я позволю заметить. Снегирев – человек, не различающий никаких градаций
серого, – он видит одни крайности черного и белого. Что ж… Я не останусь стоять перед ним
18
прямо и спокойно, а с понурым видом начну просто подыхать у него на глазах – пущу в глаза
полковнику пыль, рисующую четкую видимость моего издыхания.
– Не можешь на маршрут вернуться? Никак не можешь?
– Не могу! Никак.
– Слабый ты, Слава.
– Не богатырь я вам – не великан с саженью в плечах! Только я с вашими обычными бойцами в
строю не стою, товарищ полковник. Так что вы меня с ними не сравнивайте. На мое место вам
никого иного не поставить. Я один настолько сух и силен, что способен преодолеть простенки
объекта на высокой скорости.
Степан Петрович снова окинул меня оценивающим взглядом. Но на сей раз он стал
всматриваться мне не в лицо, не в глаза, а окинул взглядом – целиком и сразу. Он не знает, что
моему разуму подчинена не только моя душа, но и мое тело. Оно полностью послушно мне – моим
видимостям, вернее. Телом ведь не тяжелее, чем душой, управлять, – даже проще. Нет, я не
становлюсь выше или ниже, как не становлюсь серьезнее или веселее, я просто – кажусь.
– Нет, не правильно я все рассчитал. Похоже, просто нет у тебя требуемой силы. На силу больше
рассчитывать никак нельзя. Остается скорость. Будешь брать только скоростью. Тебе нужно
двигаться свободнее. Ужинать не будешь.
– Вы что, голодом меня морить задумали?! Доведете вы меня до могилы.
– Соколов, ты не должен останавливаться ни в трубопроводе, ни в проводке ни на секунду. А тебе
не хватает сил в такой тесноте твердо действовать. Тебе требуется свобода действий. Станешь ты