Мир смерти (тетралогия)
— Я огорчен, Ясон. Я вижу, что хотя вы и олицетворяете собой зло, но не все в вас так необратимо. При соответствующем воспитании вы бы заняли, в обществе подобающее место. Но мои наблюдения не должны влиять на чувство долга: не забывайте, вы совершили ряд преступлений и должны понести наказание.
— Чака сыто рыгнул под своим шлемом-раковиной и крикнул:
— Эй вы, свиньи, хватит жрать! Вы станете слишком жирными! Соберите мясо, еще не скоро стемнеет, и мы можем отыскать немало креподжей. Пошевеливайтесь!
И цепочка снова двинулась по пустыне. Было найдено еще много съедобных корней, к тому же пополнили мехи водой из ключа, что бил из песка.
Солнце клонилось к горизонту. И тут Ясон заметил в той стороне цепочку пятнышек. Он подтолкнул локтем Майку, хромавшего рядом.
— Взгляните, подходит какая-то компания. Интересно, предусмотрена ли эта встреча программой?
Страдающий от боли Майка не обратил на слова Ясона внимания. Так же поступили и остальные рабы и сам Чака. Скоро стало видно, что это цепочка людей, занятых, очевидно, тем же сбором креподжей. За ними шел хозяин. Цепочки медленно сближались.
Приблизившись к груде камней, цепочка рабов остановилась. Видно, это был межевой знак, обозначавший границу владений. Чака поставил ногу на один из камней, ожидая, пока приблизится вторая цепочка. Она тоже остановилась у межевого знака. Обе группы равнодушно, без всякого интереса смотрели друг на друга, и лишь хозяева несколько оживились. Второй хозяин остановился шагов за десять от Чаки и поднял над головой каменный молот.
— Ненавижу тебя, Чака! — проревел он.
— Ненавижу тебя, Фасимба! — был ответ.
Обмен проклятиями, очевидно, был так же формально необходим, как и па-де-де в балете. Оба, потрясая оружием, выкрикнули несколько угроз, потом сели и принялись спокойно разговаривать. Фасимба был одет в такой же отвратительный наряд, как и Чака. Только вместо раковины на голове у него был череп росмаро, усаженный несколькими дополнительными рядами клыков и рогов. Оба они, очевидно, были рабовладельцами и положение их было равным.
— Я убил сегодня росмаро, второго за десять дней, — сказал Чака.
— Хорошая добыча. Отличный росмаро. А где два раба, которых ты мне должен?
— Я должен тебе двух рабов?!
— Да, ты должен мне двух рабов, не притворяйся. Одного — за железную стрелу, что я принес тебе от дзертаподжей, а второго взамен убитого.
— У меня есть для тебя два раба. Вчера я захватил их, они приплыли из-за океана.
— Отличная добыча.
Чака зашаркал вдоль цепочки рабов, пока не подошел к рабу, который днем вызвал его гнев. Рывком поставив раба на ноги, он подтолкнул его ко второй толпе.
— Хороший раб,— сказал он, сопровождая эту свою собственность сильным пинком.
— Слишком тощий.
— Нет, одни мускулы. Хорошо работает и ест немного.
— Ты лжец!
— Ненавижу тебя, Фасимба!
— Ненавижу тебя, Чака! А где же второй?
— Это чужеземец из-за океана. Он расскажет тебе много забавного и хорошо работает.
Ясон вовремя увернулся, но пинок был достаточно сильным, чтобы свалить его на землю. Прежде чем он поднялся, Чака поймал Майку Саймона за руку и перетащил через невидимую демаркационную линию. Фасимба приблизился и осмотрел его, подталкивая носком ноги.
— Плохой. И большая дыра в голове.
— Он хорошо работает,— сказал Чака. — А дыра почти зажила. Он очень сильный.
— Ты дашь мне другого, если он умрет? — С сомнением спросил Фасимба.
— Дам. Ненавижу тебя, Фасимба!
— Ненавижу тебя, Чака!
Стада рабов поднялись и побрели обратно, каждое в свою сторону. Ясон крикнул Чаке:
— Постой, верни моего друга. Мы вдвоем будем лучше работать. Отдай кого-нибудь другого...
Рабы встали как вкопанные от удивления, а Чака, повернувшись, поднял дубину:
— Замолчи, раб. Еще раз укажешь, что мне делать, и я убью тебя.
Ясон замолчал. Это было единственное, что ему оставалось. Он не сомневался в судьбе Майки. Если даже он не умрет от раны, то не станет мириться с жизнью раба. Тут Ясон уже ничего не мог сделать. Отныне он будет заботиться только о себе.
До наступления темноты они. сделали короткий переход и остановились на ночь. Ясон нашел место между камнями, защищавшими от ветра, и достал припрятанный кусок мяса (жесткое, но не сравнить с полу-съедобными креподжами). Только он принялся обгрызать кость, как заметил подбирающегося к нему раба.
— Дай мне немножко,— послышался жалобный голос, и только тогда он понял, что это девушка: все рабы были одинаково одеты, у всех — копна спутанных волос на голове.
Он оторвал кусок мяса.
— Бери. Садись и ешь. Как тебя зовут?
В обмен на свою щедрость он рассчитывал получить кое-какую информацию.
— Айджейл. — Она крепко зажала мясо в кулаке, а свободную руку запустила в грязную шевелюру.
— Откуда ты? Ты всегда здесь жила?
— Нет, не всегда. Сначала я была у Бульваджо, потом у Фасимбы, а теперь — вот у Чаки.
— Кто такой Бульваджо? Такой же хозяин, как и Чака? Она кивнула и впилась зубами в мясо.
— А эти дзертаподжи, у которых Фасимба получил железную стрелу,— кто они?
— Ты многого не знаешь,— доев мясо, она облизала пальцы.
— Я знаю достаточно, чтобы иметь мясо, когда у тебя его нет, поэтому не злоупотребляй моей добротой. Так кто же эти дзертаподжи?
— Это все знают. — Она недоуменно пожала плечами, выискивая поудобнее место на песке. — Они живут в пустыне и ездят на кароджах. Они плохо пахнут, и у них много интересных вещей. Один дал мне мою самую интересную вещь. Если я покажу ее тебе, ты не заберешь?
— Нет, я даже не притронусь к ней. Но я хочу что-нибудь, что сделано ими. Возьми еще мяса и покажи мне твою вещь.
Айджейл покопалась в своей шкуре и вытащила что-то, крепко зажатое в кулаке. Она гордо разжала руку. Еще было достаточно света, и Ясон смог разглядеть красную бусинку.
— Красивая, правда?
— Очень, согласился Ясон, и ему стало грустно. Предки этой девушки прилетели на планету на космических кораблях, обладая знаниями и располагая техникой. Их дети, отрезанные от всех, выродились и превратились в этих полу-разумных рабов, которые ценят превыше всего подобный кусок стекла...
— Ну хорошо,— сказала Айджейл и начала разматывать с себя шкуры.
— Подожди,— сказал Ясон. — Я дал тебе мясо в подарок. Ты ничего не должна мне за него.
— Я тебе не нужна? — удивленно спросила девушка, снова натягивая шкуры на свои голые ноги. — Я тебе не нравлюсь? Думаешь, я очень некрасивая?
— Ты прекрасна. Но я сильно устал.
Была ли девушка хороша или безобразна, он не мог сказать. Немытые грязные волосы скрывали половину лица, а по другой тоже едва можно было о чем-то судить, ее губы потрескались, на щеке красовался синяк.
— Разреши мне остаться возле тебя на ночь, даже если ты слишком стар и я тебе не нужна. Мзилькази ходит за мной и делает мне больно. Посмотри, вот он.
Человек, на которого она указала, следил за ними с безопасного расстояния и скрылся, как только Ясон взглянул на него.
— Не беспокойся насчет Мзилькази,— сказал Ясон. — Мы выяснили наши отношения в первый же день... Видела шишку у него на голове?
— Ты мне нравишься. Я еще раз покажу тебе свою лучшую вещь.
— Ты мне тоже нравишься. Но покажешь не сейчас. Спокойной ночи.
5
Весь следующий день Айджейл находилась рядом с Ясоном. Она не отставала от него во время бесконечных поисков креподжей. При каждой возможности он расспрашивал ее и еще до полудня извлек все имевшиеся у нее скудные сведения о событиях, происходящих за пределами бесплодной береговой равнины, по которой они они шли. Океан был для нее чудом, производящим съедобных животных, рыбу, а иногда и человеческие трупы. Время от времени с берега можно было увидеть корабли, но о них ей ничего не было известно. На противоположной стороне океана пустыня была еще более негостеприимной, чем та узкая полоса, где они обитали,— обширная область безжизненных песков, населенная только загадочными дзертаподжами и их удивительными кароджами. Из рассказа Айджейл трудно было понять, были ли эти кароджи животными или особыми механизмами. Океан, берег и пустыня — вот весь ее мир, и она не могла даже представить, что может существовать что-либо другое. Ясон знал, что это другое должно существовать — доказательством тому был самострел. Ясон твердо решил выяснить, откуда он появился. Для этого он задумал при первой же возможности изменить свое положение раба. Он научился удачно избегать ударов тяжелых башмаков Чаки, работа была не из тяжелых, и пищи в общем-то хватало. Положение раба избавляло его от всякой ответственности, кроме необходимости повиноваться приказам, и он надеялся, что у него будет еще достаточно возможностей узнать эту планету,