Ты - задира (СИ)

— Ляг, не двигайся и ничего не бойся. Процедура будет длиться от сорока пяти минут до часа.
Я сглотнула слюну и сделала так, как приказал врач. От страха я закрыла глаза, но это не сыграло мне на руку, потому что так я ещё сильнее испугалась каких-то непонятных громких звуков. Сердце моё забилось, а ноги затряслись, и ну никак я не могла лежать спокойно, не повернув голову в сторону и не почесав затылок.
— Не двигайся.
И я не двинулась до самого окончания процедуры.
Я шла к маме, и уже видела, как на её глазах появлялись слёзы. Она прикрыла рот рукой и почему-то уткнулась лицом в грудь доктору. Неужели там что-то настолько страшное и серьёзное было, что мама начала плакать? Я подошла к ней позади и легко коснулась пальцами спины, которая то вздымалась, то опускалась из-за маминой истерики. Доктор посмотрел на меня, а я на него, и он, заметив это, тут же опустил взгляд вниз.
— Наталья, не расстраивайтесь, мы будем бороться, — шептал он ей. — Это не конец, поймите, не нужно так убиваться. Придите в себя, в конце концов! — он закричал на последней фразе, и мама тут же отскочила от мужчины.
— Я больна?
— Ей нужно делать операцию? Вы уверены, что это именно оно?
— Я уверен, здесь всё отчётливо видно. Лечение стоит немало денег, говорю вам сразу. Опухоль небольшая, её просто нужно вырезать. Операция будет в любом случае, но она стоит вот столько.
Доктор взял бумажку и ручку и написал кругленькую суммы, от которой у нас с мамой полезли глаза на лоб, а она начала ещё громче плакать. Я еле сдерживала слёзы, потому что мне было жаль маму больше, чем себя. Я была уверена, что если я умру, она не переживёт. У неё никого не осталось, кроме меня, никого абсолютно.
— Процесс лечение будет долгий, хоть и опухоль ещё маленькая. Скажи, Карина, так ведь? — я кивнула. — Ты ощущала слабость, головные боли или, может, обмороки?
— Да. Последнее время часто.
— Я всё больше уверен, что у тебя опухоль мозга, Карина, — мои губы задрожали, и я подняла взгляд вверх, чтобы задержать слёзы. — Не надо слёз, нужно успокоиться, — продолжал он, глядя на меня.
— Но у нас нет таких денег, доктор… — в растерянности произнесла мама, глядя в одну точку.
— Нет, так найдите! Моё дело пациентов принимать, да делать им операции! Ищите деньги, и я вас жду! — закричал он, в упор глядя то на меня, то на маму. — И не томите! Потому что если сейчас она доброкачественная и маленькая, то через некоторое время будет всё наоборот.
Я схватила её за руку и быстро вывела из кабинета. Она рухнула, именно рухнула, на ближайший к ней стул и уставилась на меня заплывшими от слёз глазами.
— Я найду деньги. Я подам объявление о продаже дачи. Я обещаю, Карина, обещаю, — она взяла меня за руки и стала целовать их, прижимать к щекам и горько-горько плакать.
— Мама, она и пятидесяти тысяч не стоит.
— Всё равно! — продолжала она. — Я займу у друзей, я устроюсь на вторую работу, но я найду эти деньги!
Я взяла её под руку, и мы медленно поплелись домой в полном незнании. Мне с каждой секундой становилось страшно за маму, что она может что-то с собой сделать, сдаться, бросить всё это лечение, наплевать на меня и моё здоровье.
Уже вечером, когда я и она разбрелись по комнатам, я, лёжа на постели и смотря в потолок, медленно сходя с ума, услышала, как мама договаривалась насчёт работы. Не знала я, нужно ли это или же нет, потому что не была уверена, что несмотря даже на такое рвение моей матери, деньги будут скоро. В голову пришла мысль самой найти подработку, может быть, раздавать газеты или в библиотеку. Идея с библиотекой мне определённо понравилась, поэтому я решила, что завтра же прямо и пойду.
Время стукнуло девять вечера, а никто так и не вышел из своих комнат, как вдруг раздался звонок в дверь. Мама выбежала открывать, и мне показалось, что она кого-то ждала. Я встала и подошла к двери, чтобы подслушать.
— Что тебе нужно? — Паша? — Проваливай и больше не приходи сюда. Вон!
— Наталья, — голос Дмитрия, — пусти меня, я пришёл к Карине. Мне нужно поговорить с ней, мне нужно кое-что сказать ей. Ничего противозаконного, обещаю, только пусти меня к ней.
— Она больна.
— Пять минут, умоляю.
Неожиданно дверь в мою комнату открылась, и я отскочила к кровати. Я сделала вид, что удивилась приходу Дмитрия и присела на стул, кивком подозвав мужчину к себе.
— Ну, здравствуй, Карина.
— Чем обязана такому визиту?
Дима засмеялся.
— Смеёшься? Это хорошо, а то мне твоя мама говорит, болеешь ты.
— Так… мелочи, — я натянула улыбку и спросила: — А вы что-то хотели?
— Я хотел сказать кое-что, только ты не перебивай меня, хорошо?
— Договорились.
— Почти восемнадцать лет назад я учился в институте на экономиста на четвёртом курсе и вот, я встретил девушку. Она была красивая, прям как ты. Блондинка, глаза василькового цвета, умная, что мне порой было страшно разговаривать с ней, — тут он улыбнулся, но не смотрел мне в глаза, — весёлая. Она постоянно принимала в штыки мои шутки, не реагировала на ухаживания, хотя по глазам я видел, что ей нравилось, как и шутки, так и ухаживания, но это лишь меня привлекало. Вот, она сдалась, и, как говориться, закрутилось, — на этой фразе засмеялась даже я. — А через девять месяцев у нас родился сын…
— Паша, — закончила я.
— Да. С каждым годом я чувствовал, что её любовь ко мне угасала, я замечал, как поздно она возвращается домой, как переписывается в интернете с какими-то другими мужчинами, но я молчал. Я ждал, пока она мне сама всего не расскажет. Но вот, я проснулся, а её и след дома простыл. Паше тогда было лет девять-десять, и… к чему я виду-то. Карина, ты безумно похожа на неё, вы — это две капли воды. Внешность, запах, голос, характер, вы… Я… Карина, позволь мне помогать тебе? Позволь, быть твоим другом!
Я потеряла дар речи. Не от этого рассказа, а от самого предложения Дмитрия, который старше меня в два раза точно. Выглядел он достойно в плане внешности: уложенные набок чёрные волосы, карие глаза, густые ресницы, наглаженный чёрно-белый костюм и блестящие лакированные туфли. Солидный был мужчина.
— Я думаю, ваш сын не будет рад, что у вас такие друзья, как я, — ответила я, улыбаясь.
В комнату ворвалась мама, резко открыв дверь.
— Дима, тебе пора домой, тебя ненаглядный сынок ждёт.
Мужчина, вставая с дивана, посмотрел на меня и сказал:
— Звони, если нужна будет помощь.
— Ей не нужна будет твоя помощь, пять минут истекли.
— Мама, зачем ты так?
— Карина, всё правильно, пять минут истекли, — ответил он, остановившись в дверях и покосившись на меня. — До свидания.
Мама кинула на меня грозный взгляд и хлопнула дверью. Через минуту она ворвалась ко мне с криками:
— Визитку не ищи, она в помойном ведре. Я больше не желаю видеть его на пороге своего дома. Карина, завтра мой первый день на новой работе, и я подала заявление на продажу нашей дачи за городом.
— Так быстро ты нашла работу? И где?
— Буду мыть полы в кафе за углом. Знаешь, — я и она пересели на диван, — я продам дачу, заработаю денег, и мы прорвёмся, правда? — продолжала она, чуть ли не плача.
Я слышала, как дрожит её голос.
— Я завтра иду в школу?
— Если будешь себя хорошо чувствовать.
Я-то знала, что пойду вне зависимости от того, как я там себя буду чувствовать, потому что если бы я только и сидела дома, то, уверена, впала бы глубокую депрессию, из которой меня даже самый элитный психолог нашего города не вытащил.
Я всё думала о рассказе Дмитрия, пыталась пробудить в себе сострадание к ситуации этого мужчины, но у меня никак не получалось. Никак моё сердце и душа не хотели жалеть его. Наверное, это потому, что Паша — его сын, а может быть, и не по этой причине.
Я думала о предложении Дмитрия стать его другом. Я считала, что невозможно стать друзьями, если ты этого захотел. Невозможно стать друзьями, просто сказав простую фразу: «Давай дружить». Это всё приятельские отношения, не больше, может, даже и меньше, потому что друзьями становятся спустя тяжёлое время испытаний.