Ты - задира (СИ)

— Ой, хлеба-то я и положить на стол забыла! Мы-то без хлеба всегда едим суп, сейчас нарежу, — мама вдруг хотела встать со стула, но рука Дмитрия потянулась за ней и легонько так упёрлась в плечо мамы, что заставило её сесть обратно. Она вопросительно посмотрела на Смирнова старшего.
— Что вы, что вы, не надо. Я и так поем!
Всё-таки они с Пашей были очень разными.
Через пятнадцать минут мама уже провожала Диму домой. Я сидела в своей комнате и аккуратно подслушивала, что же они друг другу скажут. Я слышала неразборчиво, отрывками, что-то вроде: «Она справится», «Паша», «держись», «завтра к врачу, а потом операция», «боюсь». Эх, мама, ты не представляла, как боялась тогда я. Я боялась, чтобы ты не осталась одна, потому что не выдержала бы всего этого.
Дверь хлопнула.
Я и мама сидели у кабинета того самого врача на следующий день. Из-за двери выглянула его голова, и он позвал нас к себе. Мама остановилась прям у порога и сказала:
— Мы нашли деньги. Давайте направление на анализы… — она стала объяснять про документы, анализы, в общем, те формальности, в которые моя больная голова была не готова тогда вникнуть.
Оказалось, что этот доктор и будет делать мне операцию, а лежать я буду в этой же больнице, только в другом корпусе. При словах «завтра с вещами в такой-то корпус, а послезавтра операция», меня затрясло. Я не могла поверить, что всё произойдёт настолько быстро!
От того, что я сильно нервничала, моя голова заболела сильнее, и сложилось ощущение, что она распухла так, словно мне её надули, как резиновый шарик. Я опёрлась на маму, и она поскорее вывела меня из того кабинета, где веяло неприятным запахом лекарств, а медсестра бренчала инструментами. Всё это только усиливало моё нервное состояние.
Я и мама присели снова на те стулья. Она взяла мои ладони в свои и стала поглаживать их. Я чувствовала, что сейчас не сдержусь и заплачу, и я заплакала.
— Ну, ты что? Карина!
— Мама, — горько я плакала тогда, потому что боялась, что это последние деньки на Земле, рядом с ней, — Мне страшно. Знаешь, я люблю тебя больше всех на свете!
— Так, что ты несёшь такое? — она прижала меня к своей груди, а слёзы из глаз всё равно продолжали литься.
— Я… — еле разжёвывала я, чувствуя, как слюна собиралась во рту, и нос закладывало от рыдания, — Я… мам! — и все мои эмоции вмиг выплеснулись в этом плаче.
Я плакала, а мама гладила меня по голове и шептала, что любит, что всё обойдётся, что всё не так запущено, а я обнимала её и притягивала ближе к себе, надавливая ладонями на спину.
Вдруг я не смогла больше плакать и поняла, что всё, я всё выплакала. Всё, что мне не удавалось ей сказать за долгие годы, всё вмиг ушло. Я почувствовала какое-то очищение, точно после исповеди.
Вскоре, мы отправились домой и весь этот день болтали о том, как проведём осенние каникулы, иногда разговор заходил о Диме, я намекала маме, что он очень хороший, потому что хотела, чтобы он был нашим другом. А мама со мной соглашалась. Она признала то, что ошиблась в нём при первых встречах.
Да… завтрашний и послезавтрашний день будут для меня адом.
========== Часть 4. Глава 1 ==========
Комментарий к Часть 4. Глава 1
Дорогие читатели, вы же есть, так ведь? Я прошу вас в комментариях написать, почему вы продолжаете читать, и чем вас зацепил этот ориджинал. Я буду очень благодарна тем, кто напишет.
Через месяц мне восемнадцать, поэтому мама упросила ещё тогда, в кабинете у врача, положить меня во взрослое отделение. Он долго отнекивался, но всё же разрешил, потому что детская больница находится на другом конце города, и ехать туда маме очень далеко. Мы шли по тому длинному коридору, и на лицах у меня и мамы красовалось полное безразличие, но внутри же — страх. Она боялась за меня, я боялась за нас обеих.
Я никогда не могла бы предположить, что у меня найдут опухоль мозга. Её причину я знала и сама, без помощи врачей, а именно: частые нервы, срывы, плач - это определённо влияло на мою нервную систему, и вот, она не выдержала. В течение нескольких лет Смирнов избивал меня морально, он уничтожал меня просто так, по какой-то причине, которая была мне до сих пор неизвестна. Эта неизвестность и побуждала меня постоянно начать с ним разговор, спросить напрямую: «Расскажи мне, почему ты выбрал меня?». Хотя уверена, он бы отшутился и ничего бы не сказал, а ещё бы раннее, и вовсе нагрубил.
Мама вдруг остановилась и ладонями сжала мои запястья. Я вопросительно глянула на неё, держа в руках пастельное бельё для моей койки. У неё был такой взгляд, как будто она только что убила человека, и её поймали с поличным, а руки были такие сильные, точно это не хрупкая сорокалетняя женщина, а накаченный молодой и энергичный мужчина.
— Что случилось, мам?
— Я волнуюсь за тебя, Карина, но ты должна держаться. Я вижу, как ты тоже боишься, я знаю, что ты замечаешь, как боюсь я, да. Этого не скрыть никак, особенно, если ты моя дочь, а я твоя мать. Знаешь, почему я думаю, что всё будет отлично?
— Почему же?
— Потому что материнское сердце и моё чутьё меня никогда не обманывает.
— Твоя поддержка — это самое важное, мам, а эти слова… они так много значат!
Она притянула меня к себе и обняла.
— Ну, пойдём-пойдём в палату, я надеюсь, ты там одна лежать будешь.
— Нет, мам, — мы пошли вперёд по коридору, ища нужную дверь, — Лучше, чтобы был народ, мне и так дома этого одиночества хватает, так что я уж лучше с людьми.
— Ой, а я так боюсь, так боюсь за тебя, доченька! Глядишь, какая-нибудь будет там с тобой, да греха не оберёшься, ой!..
— Насчёт этого ты не переживай, мне сейчас так необходимо общение, что любая фифа будет мне, как подарок. А-то нечего одной в четырёх стенах лежать, я же совсем свихнусь.
Я первая медленно и тихо открыла дверь в палату и вошла внутрь. Было пусто, и мне даже как-то сгрустнулось. Я так надеялась, что там будет какая-нибудь молодая девушка, которая будет заряжать меня позитивом, благодаря звонкому смеху и которая будет смешить меня, отвлекая от болей после операции.
— Вот же, чёрт, нет никого… — сказала я, садясь на дальнюю койку возле окна.
— Ну, — мама села рядом со мной, — ничего страшного! Я буду приходить к тебе каждый день, мне тут два шага!
Я расстелила себе постель, и каждую минуту ждала, что дверь откроется, и в палату войдёт кто-нибудь из новых пациентов. Но никто так и не пришёл. Завтра для меня настанет судный день, и Бог решит, оставить меня в живых или нет. В последнее время я часто задумываюсь о Боге, и существует ли он вообще, или это наше воображение. Церкви. Я никогда там не была, да и не думаю, что именно в них человек становится ближе к Богу. Он может верить там, глубоко в душе, у себя в сердце, молиться, и не обязательно для этого ставить свечку.
В каких-то проблемах, я считала, нельзя обойтись только молитвами к Всевышнему, нужно и самим прикладывать какие-то усилия. Как говорится, надейся на Бога, а сам не плошай. И я с этим была согласна. Я ещё никогда не обращалась с мольбой к Богу, но ведь моя жизнь только-только набирала обороты, и всё было ещё впереди. Есть проблемы, которые можно решить самим, без истерик и без отговорок, типа: «Выхода нет» и сидеть, сложа руки, да молиться. Возможно, я ещё маленькая была, да не понимала всего.
Мама собиралась уходить, а тут в палату зашёл мой врач. Честно сказать, он был мне противен, но если он избавит меня от этих страшных головных болей, сделает так, чтобы болезнь ушла, я буду ему очень благодарна. А впрочем, для него лучшая благодарность — деньги. Видно же по лицу, что работа не приносила ему удовольствие. Как он небрежно подошёл ко мне, жалостливо оглядел, ссутулился, вздохнул и задал вопрос:
— Ну, как ты? — он спросил это не потому, что хотел, а потому что так надо. Позже он начал рассказывать, куда идти, чтобы сдать все анализы, а потом, тут же отправил меня на процедуры, которые к вечеру уже были готовы.