Ты - задира (СИ)

Часа в четыре дня я попрощалась с мамой, она обняла меня и сказала, что завтра утром будет. Я села на кровать и вспомнила, как мне опять делали что-то с головой, я не разбираюсь в этих медицинских терминах, поэтому назвала это так. Врач сказал, что никакие химиотерапии мне не будут нужны, потому что опухоль маленькая, её просто вырежут и всё. Это меня успокоило, но не совсем. Мандраж преследовал меня всё равно, несмотря на успокоение врача. Ещё бы он не преследовал. Каждого человека, в большей или меньшей степени одолевает дрожь в коленках, в руках, помутнение в голове перед тем, как ему будут делать операцию, каким бы сильным он не был.
У кабинета одной из процедур, мне во внимание попалась одна очень милая девушка лет восемнадцати. Я пристально смотрела на неё, а она на меня, и тут эта особа первая заговорила:
— Привет. Ты в каком отделении?
— Онкология.
Она погрустнела и опустила взгляд в пол. Я решила успокоить её.
— Всё не так плохо. У меня вовремя нашли опухоль в голове. А у тебя что?
— Камни в желчном пузыре, сдаю кровь на операцию. Кстати, я Рита.
— Карина.
Мы пожали друг другу руки, и после это не виделись.
Я сидела на постели, читала книжку, а моя голова продолжала болеть то ли от скуки, то ли из-за болезни. Скорее, из-за всего этого сразу. Неожиданно дверь в палату открылась, и вошёл Дмитрий. Как всегда он был прилично одет в костюм, как полагается деловому мужчине; чёрные волосы были уложены на бок и даже немного блестели от количества геля на них; глаза светились явно от каких=то хороших новостей, а губы то и дело дрожали, пока он шёл до моей кровати. Совсем не сказала бы, что Дмитрию сорок, выглядит он на тридцать пять, если не меньше.
— Никогда ещё не видела вас в каком-то другом наряде, — засмеялась я, отложив книгу в сторону и пододвинувшись, чтобы Смирнов старший сел рядом.
— Ну, я же деловой человек, не могу появиться в обществе в каком-то рванье, наподобие одежды моего сына.
— Так одевается почти вся нынешняя молодёжь, смиритесь с этим, — улыбнулась я. — Мама сказала, где я лежу?
— Да. Я звонил ей, она сказала, что не против, если я зайду, да проведаю, как ты тут. Скучно, наверное, одной, подселили бы кого, да?
— Ой, вы настолько правы, что я даже не могу сказать, насколько! Книги спасают, на том спасибо.
— Послушай, — он окутал мои ладони своими. — Ничего не бойся, ладно? Завтра утром я приду сюда, хорошо?
— Конечно, это только поднимет мне настроение. Пожалуйста, давайте поговорим о другом… — он, видимо, что-то хотел ответить, но я не специально перебила его: — Возможно, мой вопрос покажется вам грубым, но мне жутко интересно! Вы до сих пор любите свою жену?
— Я перестал уважать её за то, что она бросила сына. Даже не меня, а сына! Но я продолжаю её любить, понимая, что это очень глупо. Паша, когда подрос, переживал ещё больше меня… Он подходил ко мне, говорил, что ненавидит женщин и что никогда не женится, что он боится влюбляться, и это так меня испугало, ты не поверишь! Он день за днём повторял, что самое ужасное существо на планете — его мать, ему казалось, что если и она такая, значит и остальные тоже. А я ведь, что, я никогда не говорил ему плохого о маме, никогда! Я покупал ему подарки на день рождения и говорил, что этот вот от мамы, а этот от меня. А на вопрос, почему же она сама не вручила подарок, придумывал что-то типа: «Она на работе, не может зайти». Позже, когда Павлу исполнилось лет тринадцать, он всё понял, и его мнение о женщинах всё ухудшалось и ухудшалось. За это я перестал уважать бывшую, но не перестал любить.
Тогда-то до меня и дошёл его истинный мотив. Все поступки шли из детства. Мать Паши жестоко обошлась с ним, когда тот был маленький, и вот, ему кажется, что его больше ни одной девушка не способна полюбить. Дурак ты, Паша, точно дурак. Хотя в чём же я имела права его винить, он ведь был тогда ребёнком…
После того, как он узнал о моих чувствах, он заметно подобрел ко мне, потому что понял, что его способны полюбить, что он способен понравиться, несмотря на то, какой заносчивый и занудный у него характер. Моё желание переговорить с Пашей только возрастало с геометрической прогрессией.
— Мне жаль вас, правда.
— Не нужно этого. Я нормальный мужчина в достатке. Сын у меня, правда, обалдуй хороший. Связался с какими-то парнями нехорошими, теперь его ночами дома нет. К экзаменам готовиться надо, нет, его дома нет. Вчера вообще с мигалками домой приехал, я уж подключился.
— Кажется, я видела его с этой компанией. Парни не из нашей школы.
— Ты права. Они старше его года на два, да боюсь, втянут в какую глупость, а мне потом расхлёбывай. Точно его скоро в доме запру.Ой, телефон звонит, — он взял трубку.
Я отчётливо слышала голос Павла.
— Я в больнице. Что я там делаю? К другу зашёл. Да нет же, сын. От, ё-моё, отключился, зараза этакая! Разозлился, что я у тебя сижу, представляешь?
— Ревнует. Вы ему скажите, что любите. Поверьте, это действует.
— Я ему это не говорил с тех пор, как он пошёл в класс восьмой. Но я пытаюсь показывать это заботой!
— Всё равно скажите. Ему будет приятно, да и легче станет и вам, и ему.
— Ладно, я пошёл, а то меня и так еле-еле пустили, потому что поздно уже. Пока.
— До завтра.
Я рано уснула, потому что хотела, чтобы завтрашний день поскорее наступил, но из-за моей нервозности, я уснуть не могла. Я пыталась изгнать из головы те ненужные мысли, но никак не получалось. Они всё нарастали и нарастали, а чуть позже я поняла, что заклятый пессимист. Какой бы сюжет событий я не придумывала у себя в голове, в любом случае я умирала. То от того, что не смогла проснуться, то от того, что очнулась на операционном столе и погибла от болевого шока или же просто моё сердце остановилось.
Я молила, чтобы мне как можно быстрее сделали эту операцию, и я уже могла очнуться полностью здоровым человеком.
Всю ночь я ворочалась, как только засыпала, сразу же просыпалась от того, что начинался какой-то страшный сон. Время было два часа ночи, а я всё ещё не спала, поэтому решила выйти к дежурной медсестре за таблеткой. Я попыталась открыть дверь палаты тихо, но она заскрипела, отчего моё лицо скривилось. Сделав пару шагов вправо, я увидела огромный стол, за которым сидела бабушка лет шестидесяти.
— Ты чего не спишь? Болит что-то?
— Нет-нет… Я не могу уснуть. Хотела попросить таблетку.
— Хорошо. Жди меня здесь, сейчас принесу.
Позже она принесла мне лекарство и стакан воды. Сказав спасибо и спокойной ночи, я прямиком направилась в постель, потому что таблетка начала действовать мгновенно, чему я была чрезвычайно удивлена.
========== Глава 2 ==========
Верить клятвам предателя — все равно что верить благочестию дьявола.
— Ну, не трясись так, не бойся, — говорила медсестра во время того, как вкалывала мне успокоительное.
Меня должны оперировать первой, и это радовало меня, а вроде, как и не радовало. Я привстала с кровати и обняла маму. Я чувствовала, что это наш не последний момент, проведённый вместе, но на всякий случай, я сказала, что прошу у неё за всё прощения и очень люблю. После моих слов она заплакала, начала гладить меня по голове, целовать лицо и говорить, какая я сумасшедшая, нести такую чушь. Мама плакала сильно, без остановки.
— Если ты не перестанешь лить слёзы, Наташа, то я сам заплачу, — начал Дмитрий, стоявшей позади неё.
— Всё-всё, я больше не буду. Но ты же понимаешь, у тебя у самого сын! — и снова она обняла меня.
Вдруг в палату зашёл врач и приказал раздеваться догола. А после всё было, как в тумане: каталка, холодная простынь, лифт, подвал, белая операционная, маска на лице. В тот момент, как мне её надели, я почувствовала себя, как в раю. У меня было ощущение, что я полетела куда-то в космос на той белой лампе сверху, и мне было на всё наплевать, на маму, на болезнь, на Пашу, абсолютно на всё и на всех. Я испытывала свободу, наслаждение, но вот, это прекратилось.