Ты - задира (СИ)

Вдруг я вижу голубой халат перед собой, поднимая голову выше — мужчина. Он над чем-то склонился. Он был не один. Рядом с ним были ещё женщина и молодой парень. Они были похожи на докторов. Я встала между ними и увидела себя, а точнее своё тело, которое очень напоминало мне трупа. Я испугалась, что происходило вообще?
Я коснулась плеча седого мужчины, но руки только проскользнули через него, словно это была голограмма, а не человек.
— Эй! Я здесь! Вы что, меня не видите? Я же тут! Эй! — я запаниковала, но они меня не слышали.
Вдруг они засуетились, да и сами запаниковали. Парень закричал:
— Сердцебиение слабеет! Давление падает!
Чёрт, что? Я умирала? Нет-нет, но как же так? Ладно, пока я могу видеть, могу перемещаться, значит, я жива? Но почему же меня никто не слышит?! Почему?! Я открыла дверь, а если быть точнее, прошла сквозь неё и оказалась в холодном подвале. Меня повело выше, куда-то за потолок, ещё и с такой огромной скоростью, что этажи сменялись раз за разом. Я долетела до крыши и почему-то только сейчас посмотрела на свои руки и на то, что на мне было надето.
Кожа не человеческого цвета, а какая-то белая, почти прозрачная… Странно, что на мне была надета какая-то простынь или что-то наподобие; я стояла на крыше, дул ужасный ветер, но было совсем не холодно, а даже как-то волшебно. Вдруг передо мной, даже чуть выше, появилось круглое белое, но яркое-яркое пятно! Мне тогда казалось, что оно ярче самого Солнца. Я пристально смотрела на него, и постепенно там вырисовывался образ… Ангела?
— Зачем ты пришла? Думаешь, тебе уже пора?
— Можно я немного отдохну от этой жизни? — я сама не понимала, как из моего рта вырывались такие слова.
— Ещё не время. Тебе нужно сделать очень много дел, а после приходи.
Ангел ушёл, а я стояла в растерянности. Я спустилась на свой этаж, там суетились толпы больных пациентов, врачи и те, кто просто пришёл навестить сына, дочь, друга. Они не видели меня.
— Эй? Меня кто-нибудь видит?! Помогите!
Я кричала, а они не смотрели на меня, даже не шевельнулись в мою сторону. Но тут я услышала ещё один крик. Обернувшись, я увидела какого-то незнакомого мне молодого парня, лет двадцати:
— Я! Я слышал тебя!
Я не успела ему ничего сказать, как вдруг снова темнота, и я ничего не слышу и не ощущаю.
Я открыла глаза. Какие-то аппараты, медсёстры, а самое главное — жуткое желание пить. Губы слиплись, во рту всё пересохло.
— Пить, — еле прохрипела я, и медсестра тут же подбежала ко мне.
— Нельзя пока, нельзя. Наконец очнулась, а то что-то долго ты пролежала.
— Сколько?
— Да почти пять часов. Уже думали сами тебя будить.
— Голова болит, — сказала я, чуть ли не плача от боли, пока меня везли до палаты.
— Потерпи-потерпи, с каждым днём болеть всё меньше и меньше будет.
Двери лифта распахнулись, и она, наконец, прикатила меня к палате. Голова болела сильно, пульсировало где-то на затылке, а слёзы сами просились наружу от этой невыносимой боли. Мама и Дима вскочили со стульев и подбежали ко мне.
— Карина! — закричала она и легко провела ладонью по щеке.
— Мам, пить хочу…
— Не давайте ей пока пить. Пусть ещё минут сорок полежит. На ночь сделаем обезболивающее, чтобы спала нормально.
Пролежав на постели полчаса, в палату неожиданно вошёл врач. Он сел рядом и посмотрел на меня, такую всю страдающую и грустную с виду, но в душе ликующую, что всё закончилось.
— Напугала ты нас, Карина, — начал он, но тут вмешалась мама.
— Как? А что случилось?
— У неё остановилось сердце, слава богу, мы вовремя смогли исправить ситуацию и завершить операцию.
— О Господи! Как это, остановилось сердце? Человек же умирает, когда так? Я права, доктор?
— Вы, несомненно, правы, но есть такое состояние, как клиническая смерть. Карина, ты что-нибудь помнишь?
— Ничего я не помню. Чёрт, да не могла же я умереть, мам! — от этого головная боль усилилась.
Я ничего не помнила, я ответила честно. Клиническая смерть, это же, когда видишь свет в конце туннеля, так? Ну, я так слышала по телевизору. А почему я тогда ничего не помнила? Побочный эффект, или так и должно было быть?
— Ну, это нормально. Некоторые люди этого не помнят. Если бы ты помнила, тебе бы назначили консультации психолога. Так, завтра на перевязку ко мне, я сам буду её делать.
— Доктор, ну, а как операция-то прошла?
— Всё нормально, опухоль я удалил, всё в порядке. Дополнительных процедур не нужно, потому что, слава Всевышнему, вы пришли ко мне вовремя. Отдыхай.
Он вышел из палаты. Мама извинилась передо мной и попросила Дмитрия посидеть здесь ещё немного, потому что ей надо спешить на работу. Я на неё не обиделась, ведь понимаю, что она трудится на благо нашей семьи. Дима присел ко мне и улыбнулся. Он стал мне настолько близок, как не была близка даже самая моя «лучшая» подруга. Раньше мне казалось, что все богатые люди очень злые, жадные, но ту же совсем наоборот. Дмитрий очень добрый человек, способный к состраданию, к тому же, очень заботливый и даже ранимый.
У него зазвонил телефон, и я поняла, что это Паша. Я слышала, как он извинялся перед отцом и спрашивал, в какой палате я лежу, спрашивал, как я, что заставило меня улыбнуться. Я всегда хотела иметь с ним тёплые отношения и чувствовала, что он не такой плохой, каким себя выдаёт.
— Сын, почему бы тебе самому не спросить, как Карина? Возьми, я даю ей трубку.
— Нет-нет, не надо, — шептала я, но тут услышав вопрос: «Как ты?», который прозвучал несколько сухо, я ответила: — Э-э, привет, всё нормально.
Он молчал, и я молчала. Мы не могли вымолвить не слова, и я даже чувствовала сквозь трубку, как тяжело Смирнов начал дышать, да я даже видела, как краснеют его щёки! Дмитрий вырвал у меня трубку и продолжил:
— Ну, вот и что вы молчите-то? Ладно, сын, скоро я буду дома. Как дела в школе? Да ты что? Дурдом, чес слово! Дурдом! — они попрощались, и мужчина обратился ко мне. — Представляешь, Карина, что учудили, а? Какая-то девчонка из старших классов слух пустила, что у тебя какая-то инфекция! Ну, ты представляешь?!
— Я, кажется, знаю фамилию и имя той девчонки, — усмехнулась я, потому что другого поступка я от неё не ожидала. — А что Паша сказал?
— Да говорит, директриса матери твоей сейчас звонить будет, разбираться. Все нервы выпотрошит, зараза!
— Это точно.… А почему же вы тогда спонсируете нашу школу?
— Он у меня ещё тот охламон, так что учудит, сразу бы отца в школу, да выговор. А тут, проблем-то, его не за что не привлекают, да и мне спокойно.
— Но, как же так? А если он, и правда, совершит что-то плохое?
— Сам накажу. Для этого ремень отцовский есть! — закричал он, сжимая ладонь в кулак и светя им перед моим лицом. Я поморщилась от боли и, стиснув зубы, простонала. — Может, сейчас позвать, чтобы укол сделали, а то будешь мучиться?
— Нет-нет, не стоит. Скоро спать всё равно.
— Когда скоро-то? Сейчас только четыре часа дня.
Дверь в палату открылась, и зашла та, которую я совсем никак не ожидала увидеть здесь и сейчас. Дмитрий обернулся и тут же встал с постели, и направился к выходу со словами: «Я вас оставлю».
Я совсем не желала видеть Василису, а после того, что узнала минут пять назад, ещё сильнее не желала. Её хитрый взгляд, приторные духи и эта постоянная привычка класть ногу на ногу — это меня так раздражало! Как она постоянно окидывала презрительным взглядом, проходящих мимо девушек, делая им замечания по поводу внешности, а я только и думала: «Ты что ли, идеальная?». Но я молчала. Тогда. Сейчас бы я уже не молчала, уверена.
Я ведь с ней общалась раннее только из-за безысходности; мне было одиноко, а она уж и не много, но скрашивала иногда мои серые одинокие вечера. Сейчас бы я ни за что так не унизилась перед ней, как бы одиноко мне не было.
— Зачем пришла? У меня и без тебя голова болит, — у меня не было сил закатывать истерик, поэтому я даже не напала на неё за то, что она распустила про меня слухи.