Война за "Асгард"

Рыжая состроила гримаску и требовательно подергала Фробифишера за рукав халата. “Ребенок, — неприязненно подумала Дана, — большой, капризный, избалованный ребенок… Роберт должен получить очень хорошие дивиденды от своей сделки с “Объединенными Опреснителями”, чтобы выносить этот детский сад достаточно долго…”
— Церемония еще не состоялась, — напомнил Фробифишер Александре, — и, если кое-кто не подготовится к ней как следует, вполне может не состояться вовсе. К тому же там будет действительно небезопасно.
Рыжая надула губки, мгновенно утратив даже ту малую толику обаяния, которую при желании можно было отыскать в ее полудетской улыбке. Дана испытала мгновенный прилив недостойного злорадства. Впрочем, насладиться зрелищем поставленной на место соперницы ей так и не удалось, поскольку Фробифишер решительным движением запахнул на груди халат и направился к двери, на ходу бросив Карпентеру через плечо:
— Завтра в половине четвертого у меня разговор с Кевином Гарднером, подготовь конспект беседы. Мне необходимо, чтобы его канал освещал Большой Хэллоуин максимально объективно, без всяких либеральных соплей. Ясно?
Фил хмуро кивнул. Кевин Гарднер был председателем совета директоров WBC, популярного общесетевого канала, контролировавшегося группой дельцов с Западного побережья, достаточно богатых и независимых, чтобы позволить себе критиковать движение Белого Возрождения — не посягая, само собой, на священные основы. На Большой Хэллоуин непременно просочится пара-тройка ушлых ребят Гарднера, а любые попытки со стороны охраняющих объект “Толлан” военных помешать этому только раздуют пламя скандала — к великой радости репортерской братии. Поэтому Фробифишер посчитал за лучшее просто договориться с руководством канала заранее. Решение разумное, но задача явно не из простых — Филу придется изрядно попотеть. Впрочем, у каждого свои проблемы, решила Дана.
— Ладно, — сказал Карпентер. — Вы — босс. Правда, боюсь, я тут выпил лишнего… Не думаю, что водитель из меня сейчас первоклассный. Может, пошлете с нами Сэма?
— Сэм нужен мне здесь, — возразил Фробифишер, вновь опираясь на перила. — Харт, если верить мисс Янечковой, она и так уже точит на меня зуб, не хватало еще, чтобы он пришел в ярость, узнав, что я отпустил последнего охранника и остался один-одинешенек в девственных лесах Новой Англии. Нет, Сэм никуда не поедет.
Дана взглянула на дисплей своего наручного медицинского компа. В левом углу экрана мерцала крохотная розовая точка — розовая, не алая. Уровень алкоголя в крови позволит ей вести машину самостоятельно, без помощи автопилота, и у дорожной полиции не найдется причин штрафовать ее за вождение в нетрезвом виде.
— Я доехала сюда, — сообщила она Фробифишеру, — и вполне смогу уехать отсюда, забрав Фила с собой. Если вы не против, сэр, — добавила она, подумав.
Фробифишер вознаградил ее легким кивком и повернулся к Александре, которая строила скучающие гримаски и демонстративно ковыряла дубовый паркет носком острой туфельки.
— Триша, будь хорошей девочкой, попрощайся с гостями. Физиономия его новой воспитанницы выразила всю гамму чувств человека, проглотившего несвежую устрицу и запившего ее добрым глотком лимонного сока.
— До свидания, мистер Карпентер, — нехотя проговорила она, глядя куда-то в сторону. — До свидания, тетушка Дана. Желаю вам удачной поездки в вашу гребаную Азию…
— Достаточно, Триша, — грозно промолвил Роберт. — Леди и джентльмены, я вас больше не задерживаю. Да пребудет с нами господь!
— И да поразит он врагов наших и даст нам отмщение, — договорил традиционную формулу Карпентер. — Что ж, Дана, если ты уверена, что можешь довезти меня хотя бы до аэропорта, не причинив моему несчастному, претерпевшему множество жестоких обид телу новых повреждений…
— Задушу и закопаю в лесу, — сказала Дана. На самом деле она с удовольствием проделала бы это с девицей Мэллоун. “Что же за день такой — сплошные разочарования… А Роберт просто мерзавец — знал ведь, что не сегодня завтра заменит меня этой тупой малолеткой, и все равно погнал в клинику… Конечно, на Большом Хэллоуине ему потребуется кое-что получше лошадиной мордашки, но расплачиваться-то за его амбиции придется мне…”
— Увидимся в офисе, босс, — это замечание было адресовано уже широкой спине Фробифишера, удалявшегося в сторону спальни. Их бывшей спальни. Что ж, одной утомительной обязанностью меньше. Дана время от времени позволяла себе помечтать о новом партнере, не таком холодном и расчетливом, как Роберт, и, возможно, пришло время наконец воплотить эти мечты в жизнь. “Вот только захочет ли меня кто-нибудь, когда я стану мерзкой, гниющей заживо развалиной?”
В машину она садилась в отвратительном настроении. Карпентер, к которому вернулся его профессиональный оптимизм, вольготно расположился на правом сиденье и бросил на приборную панель пакетик с солеными орешками.
— Угощайся, дорогуша, у меня с собой еще четыре штуки… “Дорогуша, — подумала Дана со злостью. — Попробовал бы ты меня назвать так месяц назад — Роберт с тебя шкуру бы спустил. А теперь, конечно, можно. Бывшая воспитанница, просто секретарь босса, да и то без определенной перспективы… Ничего, Дана, привыкай, похоже, это только начало…”
— Спасибо, — произнесла она равнодушным тоном. — Я не люблю орехов.
Она завела мотор и включила дальний свет. Темнота, поглотившая двор и службы, распалась на два спелых, иссиня-черных ломтя, перерезанных сияющим белым клинком Уже подъезжая к воротам, Дана обернулась и взглянула на особняк. Лампа, горевшая час назад в библиотеке, погасла; из окон комнат второго этажа, где были расположены спальни, также не проникало ни единого отблеска. Дом стал похож на огромную субмарину, опустившуюся на дно и выключившую все приборы, чтобы сбить со следа противника.
По дороге в Бангор Карпентер не проронил ни слова, только грыз свои орехи. Дана была благодарна ему за это. Меньше всего ей хотелось сейчас говорить о Фробифишере и его ирландской шлюхе, а на пустой треп просто не хватало сил. Она пыталась сосредоточиться и обдумать сложившуюся ситуацию, но получалось плохо. Перед глазами все время мелькали страшные картинки, виденные ею в клинике доктора Голдблюма, — полумальчики, полустарики, роняющие на пол белые слюни, старухи с длинными ухоженными волосами, выдающими в них молодых женщин, которыми они и были еще пару месяцев назад, чудовища с пожелтевшей кожей и морщинистыми, безобразными лицами. Как это ужасно — стареть! Роберт как-то говорил ей, что за последние четверть века человечество необратимо постарело — теперь на каждого двадцатилетнего приходится три старика. Потому-то так и ценится выставляемая напоказ молодость, решила Дана. Черт возьми, если бы не маниакальное стремление Фробифишера видеть ее шестнадцатилетней постоянно, она вполне прожила бы еще двадцать или даже тридцать лет, считаясь просто молодой женщиной. Все мужики — сволочи, подумала она, вроде бы старо как мир, но каждый раз, когда сталкиваешься с подтверждением этой древней истины, понимаешь, что сказано чересчур мягко. От обиды Дана закусила губу и почувствовала на языке солоноватый привкус крови. Интересно, чья это кровь, подумала она, мне столько раз делали полный гемодиализ, что наверняка ни одной капельки той крови, с которой я когда-то родилась в Братиславе, в моих венах уже не осталось. Наверное, кровь какой-нибудь совсем маленькой девочки из небогатой, но генетически безупречной семьи. Девочке, должно быть, пообещали игрушку или мороженое; это ведь совсем не больно и не страшно — к пальчику прикладывают тонкую блестящую змейку, и она, присосавшись к нежной детской коже, выпивает одну-единственную красную каплю. Потом девочка получает свою игрушку, лижет свой айс-крим, а взятая у нее капелька поступает в контейнер для клонирования и превращается в десять, двадцать, тридцать литров превосходной юной здоровой крови. Да, современная медицина достигла небывалых высот — тебе могут заменить все, вплоть до мозгов, могут даже избавить тебя от угрозы неотвратимо надвигающейся старости — только вот стоить это будет немалых денег…