Любовь и честь
Она стояла возле стены у дверей. Все выглядело так, будто я преследовал ее, но отступать было поздно.
Она чуть повернула голову в мою сторону, но потом вновь обратила взор к замерзшей реке. Я подошел к ней и, не в силах найти слов, тоже уставился на реку. Пауза затягивалась, а я все никак не мог преодолеть спазм в горле, но потом все же собрался с духом.
— Прошу простить меня, мадемуазель, но сегодня я уже дважды имел счастье видеть вас и…
Так великолепно начатая фраза замерзла в воздухе, когда прекрасная незнакомка повернулась ко мне, и я увидел отблеск луны в ее глазах. Я просто не мог говорить, а она молча смотрела на меня, как вдруг раздался крик.
— Вон она! Вон там! Там!
Я резко обернулся. Кричал французский офицер, тоже вышедший с дамой на веранду, чтобы подышать свежим воздухом. Его дама присоединилась к крику, показывая рукой куда-то за реку.
На веранду повалили все гости, и эта сцена мне сразу напомнила встречу в порту британского корабля. Французский офицер продолжал показывать рукой за реку, где огненной змеей двигались сотни факелов, постепенно собираясь вместе. При свете факелов что-то сверкнуло и, отражаясь в затянутой льдом реке, показались сверкающие бриллиантовым отблеском сани, запряженные десятком лошадей в сбруе из сияющего золота.
И тогда маркиз Дюбуа, прижатый к перилам толпой гостей, крикнул:
— Да здравствует императрица всея Руси! Урра!
— Урра! Урра! — старательно подхватили все гости, словно императрица, закутавшаяся в соболя, могла слышать каждого и в зависимости от усердия будет решать, кого казнить, а кого миловать.
Маркиз махнул музыкантам, и танцы продолжились прямо на веранде. Все так неистово плясали, словно царица и впрямь награждала за это.
— Царица приехала отпраздновать оттепель. Русские всегда так ждут весну, — неожиданно произнесла незнакомка.
— Вы… хорошо говорите по-английски.
— Вы тоже… для немца.
— Я не немец. Просто служил в прусской армии.
— Это там вас учили танцевать?
Я подозрительно взглянул на нее, но, увидев в ее глазах искорки смеха, вдруг рассмеялся.
— Никогда раньше не бывал на балах, — признался я и тут же пожалел, что сказал это.
— Тогда понятно.
— Вы имеете в виду мой танец?
— Нет. Ваше лицо… Вы здесь, наверное, единственный, кто что-то чувствует.
Я растерялся.
— А мне казалось… все такие… веселые.
— Не следует всегда доверять своим глазам. На Руси способны чувствовать только те, у кого в животах пусто и кто идет хотя бы взглянуть на чужое великолепие и богатство, — она кивнула на сотни крестьян с факелами, шагавших за блестящим кортежем царицы в надежде на милость.
Как странно… Я признался, что никогда не был на балах, и она высказала мне одну из своих тайных мыслей.
— Вижу, вы уже познакомились с моей дочерью, — раздался голос позади меня.
Я повернулся и увидел лорда Шеттфилда.
— А я все думал, как вам удалось так быстро добраться сюда. Маркиз Дюбуа рассказывал невероятные вещи. Он утверждает, будто вы с другом проделали весь путь от Парижа до Петербурга в открытых санях! Надо было сильно спешить, чтобы, не дожидаясь корабля, отважиться на такое.
— У меня морская болезнь, и я предпочел добираться по суше.
— Но это гораздо опаснее.
— Ну что вы! За исключением волков и казаков, нам ничто не угрожало.
Франклин советовал мне говорить громко и держаться самоуверенно до наглости. Оркестранты уже вошли в дом, но на веранде было еще много гостей, беседовавших друг с другом. Все вдруг стихли, едва услышав слово «казаки», хотя я, невзирая на советы Франклина, говорил не так уж и громко.
В наступившей тишине лорд Шеттфилд резко рассмеялся.
— У вас в Виргинии нет казаков, мой юный друг. Вы даже не знаете, как они выглядят.
Все засмеялись, покачивая головами, словно удивляясь моей глупости.
— На них были волчьи накидки, а у вожака был шлем из головы волка, — чуть громче сказал я.
На этот раз молчание было оглушительным.
— Господа! — поспешно вмешался Дюбуа. — А не станцевать ли нам еще один танец?
Он сделал знак оркестру, и гости потянулись в зал, смеясь и оживленно беседуя, словно ничего не случилось.
— Прошу простить меня, джентльмены, но завтра рано вставать, — вслед за этими словами лорд Шеттфилд откланялся и удалился.
Я поискал глазами его дочь, но ее нигде не было. Зато я увидел ухмыляющегося Горлова, который направлялся ко мне.
— Ну, ты и учудил!
— А что, казаки здесь запретная тема?
— Казаки-разбойники не существуют потому, что это ставит императрицу в неловкое положение.
— Что же это за страна, в которой для того чтобы быть хорошим гражданином, надо быть слепым?
— А ты в какой стране живешь?
— Надеюсь, что скоро буду жить в лучшей, чем твоя.
— Баран ты, понял? Я вот сейчас напьюсь и тоже буду таким же бараном, тогда и продолжим нашу беседу, — махнул рукой Горлов и пошел мимо шепчущихся о чем-то Дюбуа, Мицкого и Шеттфилда.
А я снова задумчиво посмотрел на ослепительный кортеж императрицы, окруженный толпой верноподданных крестьян.
* * *
Горлова я нашел за одним из банкетных столов, где он вливал в себя добрую порцию спиртного.
— Пойдем отсюда, Сергей. По-моему, я и так наделал достаточно глупостей для первого раза.
— Вздор, — фыркнул он, наливая себе водки. — Пить и дебоширить — один из путей к успеху и признанию. Пока не напьешься, здесь тебя не признают.
— Пойдем, пойдем, — я потянул его к выходу.
Но, когда мы пробирались к саням, нас догнал слуга маркиза.
— Господа! Маркиз Дюбуа хотел бы поговорить с вами.
Нас провели в маленькую деревянную хижину, расположенную неподалеку от дома. Я искоса взглянул на Горлова.
— Нас что, в сарай ведут?
Он мрачно пожал плечами. Трезвый он ничего не боялся, а пьяный вообще на все плевал.
Слуга постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, отворил ее, пропустив нас внутрь. Мы оказались внутри домика садовника, где всюду лежали грабли, мотыги, садовые ножницы и лопаты. При свете единственной свечи нас поджидали маркиз Дюбуа и князь Мицкий, коротавшие время за курением трубок и водкой.
Дюбуа заговорил первым.
— Завтра мы и кое-кто из наших друзей отправляем очень ценный груз в Москву. Нынешняя политика двора такова, что разбойников-казаков не существует, и поэтому мы не можем отправить эскорт для охраны. Но если вы видели Волчью Голову…
— Клод! — нервно одернул его князь, словно само это имя было под запретом.
— Или того, кого вы приняли за Волчью Голову, — не обращая на него внимания, продолжал маркиз, — и казаки рыщут здесь, в окрестностях Санкт-Петербурга, мы вынуждены считаться с этой угрозой.
Горлов навалился мне на плечо и прошептал так, что услышали все:
— Спокойно. Я сам отвечу.
Он подошел и взял у князя бутылку с водкой.
— Вы позволите? — Он отхлебнул и причмокнул. — Крепка русская водка… Так значит, мы вам нужны.
— Именно вы, — быстро добавил Дюбуа. — Вас еще никто здесь не знает, и вам легче будет сойти за путешественников.
— Опасное дело, — задумчиво покачал головой Горлов.
— Вовсе нет. Сани, которые мы посылаем, исключительно быстрые и ускользнут от любой погони.
Горлов снова хлебнул из бутылки, поставил ее обратно на стол и кивнул мне.
— Пойдем отсюда. Пусть найдут себе кого-нибудь другого.
— Но… но нам нужны смельчаки! — воскликнул князь и, прокашлявшись, добавил: — Я бы даже сказал, отчаянные смельчаки.
— Чтобы охранять частный груз от угрозы, которой не существует.
— Да, этот груз очень ценен для нас, — признал Дюбуа.
— А мы, значит, должны рисковать за него жизнью, так? — многозначительно уточнил Горлов.
— Мы заплатим вам тысячу рублей золотом, — объявил Мицкий, и Горлов даже закашлялся от неожиданности, а князь, убежденный, что мы не откажемся от столь щедрого вознаграждения, продолжал: