Профессия — солдат
Дермод резко прервал его, не скрывая злости:
— У вас был приказ не приближаться к их лагерю!
Ожидание похвалы сменилось растущим недоумением. Клифтон начал объяснять:
— Это была штурманская ошибка, господин полковник. И все время я держался от них на восток, маскируясь в блеске солнца. А восходящие потоки помогали мне держаться в воздухе с выключенными двигателями, поэтому меня даже не слышали.
— Как близко вы подлетели к ним?
— На шесть-семь миль.
Было весьма маловероятно заметить с расстояния в шесть миль в блеске солнца бесшумно парящую машину. Дермод представил себе лейтенанта, который управляет самолетом, пытаясь удержать его против солнца, одновременно наблюдая за противником в бинокль, и гнев оставил его. Клифтон проявил определенную ловкость и инициативу. Но выглядел он сейчас словно преступник перед казнью, поэтому Дермод рассмеялся и сказал:
— Вобщем-то я не отдам вас под суд, лейтенант. Но если еще раз вы что-нибудь учудите без приказа!.. А пока что я объявляю вам благодарность. Вы смогли воспользоваться своим серым веществом и обернули ошибку в управлении самолетом в свою пользу. Это мне нравится. Вы смогли бы сделать такое еще раз?
Клифтон с готовностью кивнул головой.
— Район там гористый, и перед сумерками всегда появляются восходящие потоки.
— Ну и хорошо. Значит, ежедневно в это время вы будете проводить наблюдательные полеты и докладывать о продвижении врага. Но, — добавил он тут же с нажимом, — если возникнет хотя бы малейший риск быть обнаруженным, необходимо тотчас же ретироваться. Понятно? Можете быть свободными, Клифтон.
Когда лейтенант вышел, Дермод погрузился в размышления. Значит гусеницы двинули колонну, количество и состав которой неизвестны.
В каждой современной армии был определенный процент солдат, которые ни к чему не были годны, но ко всему они еще оказывали вредное влияние на других, словно гнилые яблоки в ящике с хорошими плодами. В то время как проводились занятия и тренировки, таких солдат обычно направляли на разные работы, например, на сбор оружия, оставшегося от прошлых сражений. Очень много таких никчемных солдат дезертировали, но командиры считали это невесть какой потерей. Дермод поступил наоборот и держал гнилые яблоки на базе, а лучших солдат послал в район старых боевых действий, где они, со всей очевидностью, должны были встретиться с наихудшими солдатами врага.
На следующее утро после очередного рапорта Клифтона Дермод направил первый и второй батальоны на юг, чтобы отрезать противнику отход, хотя подчиненные и не знали о продвижении врага.
Учения проходили беспрерывно. На третий день, когда мускулы и кости начали протестовать против таких больших нагрузок, тренировки потеряли свою привлекательность как новая интересная игра. Между четвертым и шестым днями появились первые признаки муштры: солдаты стали быстрее реагировать на приказы, были более стойки и более уверенны в себе, но одновременно так страдали и устали, что были близки к тому, чтобы устроить бунт.
Однако Дермод не давал им передышки. Когда солдаты из третьего батальона нашли ящики со старыми саперными лопатами, он начал учить их окапываться, и солдаты были рады разнообразию; не очень-то жаловались на такую дополнительную нагрузку.
Водителям разведывательных машин было лучше всего до тех пор, пока один из них не нашел полузасыпанную разбитую цистерну, оставшуюся с каких-то прошлых боев. Дермод приказал разрезать ее и обить листами кабины разведчиков, сделав таким образом их пуленепробиваемыми. Однако в машинах было настоящее пекло, особенно в полдень. Водители почувствовали себя увереннее и выполняли свои маневры более четко, но их раздирала злость, как и всю армию, из-за жары и усталости.
На девятый день все так устали и изнервничались, что, казалось, достаточно искры, чтобы вспыхнул бунт. Но на это Дермод приготовил им стычку с врагом...
5
На первый взгляд весь план отличался такой классической простотой, что Дермод чувствовал себя немного пристыженным. Вот уже шесть дней он держал колонну гусениц под таким пристальным наблюдением, что в любое время мог сказать направление и расстояние, которое преодолел враг, с точностью до нескольких миль и пары градусов. Он знал не только намерения врага, но и каждый холм, овраг и потенциально пригодный для засады кустик в районе, который он выбрал для первого удара. Ловушку, которую он поставил (где скрывались солдаты второго батальона в зарослях по обе стороны долины, по которой должна была пройти колонна врага), была не очень удачная, но момент внезапности и численное преимущество его людей давали много шансов.
Чтобы получить полную уверенность, что враг пройдет именно здесь, а не по перевалу на юге или по высохшему руслу реки, ловушка должна была привлечь их.
Дермод долго думал над тем, что же может сыграть роль сыра в ловушке для мышки. Все зависело от проведения этой первой атаки. В конце концов он решил, что единственный, кто сможет это сделать в сложившейся ситуации, это он сам.
И именно поэтому, на девятый день, спустя два часа после выезда с базы, перед полуднем он неподвижно лежал в кустах вместе с сержантом-водителем замаскированного вездехода и наблюдал за приближающейся колонной гусениц. Сержант по фамилии Девис всякий раз шепотом высказывал критические замечания: келгиане напоминают больших мерзких слизняков, и что кожа покрывается у него мурашками, когда он видит согнутые в крючок их спины, и как такие медлительные, неловкие и вообще омерзительные существа могут мериться силой с людьми, это превосходит его, сержантское, воображение.
Дермод слушал его, не прерывая, видя, что Девис болтает просто из-за страха. С расстояния в двести ярдов колонна, которая раньше напоминала ленивую реку, начала проясняться, выделяя отдельных личностей, покрытых серебристым мехом, а низкий странный шум, который производили существа, передвигающиеся на брюхе, был слышен уже довольно хорошо, так, что волосы становились дыбом. И только тогда Дермод сказал:
— А теперь, Девис, бегом к машине!
Вместе с Дермодом, расположившимся в кресле наблюдателя, Девис выехал на полной скорости на открытое пространство, показавшись неприятелю на глаза. Он на мгновение задержался, показывая, что застигнут врасплох видом келгиан, потом резко развернулся и направился в сторону долины, где Дермод расположил засаду.
Выглянув через пару секунд в смотровую щель, Дермод надеялся увидеть гусениц, повернувших за случайно появившейся разведывательной машиной землян. Но келгиане были испуганы и растеряны. Вместо того чтобы броситься в погоню, они впали в панику, начав крутиться на месте, сбиваться в группы, а некоторые даже повернули назад.
Дермод замер.
— Выходи, быстро! — приказал он. — Ложись под машину и делай вид, что ремонтируешь ходовую часть. Или, еще лучше, — добавил он, когда Девис спрыгнул на землю, — облей вон те кусты соляркой и подожги...
Уже через несколько десятков секунд келгиан не было видно из-за клубов густого черного дыма. Девис не пожалел горючего. И только сейчас келгиане поняли, что земляне оказались в безвыходной ситуации. Начали свистеть пули. Две из них попали в кабину, вырвав два куска металла.
— В машину! — скомандовал Дермод. Но сержант не дожидался приказа, он сидел уже за рулем, и если бы Дермод опоздал хотя бы на секунду, он уехал бы без него.
Разрывные пули свистели вокруг, осыпая машину градом осколков от камней. Но хуже всего были попадания — грохот ударов разрывных пуль по броне кабины раскалывал голову Дермода на части. Машина подпрыгивала, и он трясся в кресле, как марионетка. Дышать становилось все труднее, так как воздух пропитывался парами горючего, вытекающего из пробитого где-то топливопровода.
Какой-то трезвой и объективной частью своего разума он удивлялся, как мог оказаться таким глупцом, чтобы считать что-то подобное интересным приключением, но одновременно спихивал ногу Девиса с акселератора, чтобы они не очень опережали врага. Сержант должен был держаться вне досягаемости гранат противника и вести машину таким образом, чтобы враг смог увероваться в мысли, что земляне в панике бегут. Будучи в этот момент в самой настоящей панике, Девис пренебрегал первой частью приказа, подсознательно выполняя весьма тщательно вторую его часть. И так продолжалось это спихивание ног до тех пор, пока не показались склоны долины.