Профессия — солдат

Дермод неоднократно подчеркивал, что вся колонна врага должна оказаться в долине, и только тогда надо захлопывать ловушку. Сейчас он пожалел, что так настаивал на этом.
Град пуль бил и разрывал броню кабины, и можно было легко догадаться, что произойдет, если пуля попадет в незащищенную часть вездехода. Вонь от паров топлива была такой сильной, что забивала легкие тяжелым удушливым туманом. Вдруг раздался резкий скрежет.
Что-то металлическое заскрежетало о спинку сиденья Дермода, резкий толчок отбросил его назад и одновременно огненный всплеск стеганул по щеке. Дермод едва успел отупевшим мозгом зарегистрировать вид огромной зияющей дыры в борту. Вездеход затрясся, коробка передач рассыпалась, и машина встала как вкопанная.
Девис начал дергать ручку дверцы и что-то орать от страха. Дермод крикнул, чтобы он сидел на месте, но из-за грохота не услышал собственного голоса, поэтому он схватил сержанта за плечо. Но в этот момент тот уже распахнул дверцу. Разрывная пуля попала прямо в переносицу сержанта, превращая голову в кровавое месиво и разбрызгивая мозг по кабине. Дермод перегнулся через обмякшее тело солдата и захлопнул дверцу.
Внутри кабины стало жарко, и это несмотря на то, что поток прохладного воздуха врывался через дыру в обшивке. Дермод почувствовал, как жжет ступни пол, начавший раскаляться, через лопнувшие швы в днище начало пробиваться пламя. Он должен был немедленно выбираться отсюда, рискуя нарваться на пулю, иначе имеет шанс сгореть здесь живьем. Чисто автоматически его рука начала дергать за ручку дверцы. В какой-то момент сердце его замерло — дверца не поддавалась, но потом что-то щелкнуло, и он кубарем выкатился на землю, пытаясь отползти как можно дальше от горящей машины.
Через мгновение взорвались баки с горючим, и вездеход с грохотом взлетел на воздух.
Когда он отполз на безопасное расстояние от жарких языков пламени, до него донесся новый звук: рев двух тысяч винтовок, которые почти одновременно начали свою работу. Он лежал без движения до тех пор, пока выстрелы не затихли, и только тогда медленно перевернулся на спину и осторожно сел.
Мяукающие звуки, которые не могли издавать человеческие глотки, еще долго звучали в наступившей тишине.
Тела гусениц всей колонны лежали, словно кучи бесформенных мешков, из которых вытекала светло-розовая краска — кровь келгиан имела невероятно пастельный оттенок по сравнению с человеческой кровью. Их окружила возбужденная группка его солдат. «Нужно приказать похоронить всех погибших — и своих, и келгиан, — подумал Дермод. — Затем нужно будет заняться транспортом врага — машины необходимо будет переоборудовать для нужд его солдат. И, наконец, самое важное — научить солдат пользоваться оружием келгиан. И все это необходимо делать в строжайшей тайне — стража не должна узнать, что здесь происходило!»
Одновременно он ощутил отвращение к содеянному. Он мечтал только о том, чтобы как можно быстрее уйти отсюда и не видеть головы сержанта. Он хотел вернуться на базу, окружить себя книжками и картами и углубиться в теоретические проблемы войны, так как ее практическая сторона оказалась менее привлекательной, нежели он мог подумать. Однако нужно все же выполнять свои обязанности, сказал он себе, поднимаясь на ноги и удаляясь от горящей машины — он должен выиграть эту войну!
Победители из второго батальона замаршировали на базу, куда через несколько дней вернулись и другие подразделения. Теперь Дермод приказал солдатам надеть их старые серо-бронзовые мундиры вместо новой амуниции — в любой день ожидали приезда психолога стражи, и Дермод не хотел, чтобы тот заметил что-либо необычное.
У стражников был острый ум и наметанный глаз. К тому же происходило так много необычного, что Дермод боялся, как бы что не упустить из виду, что могло бы возбудить интерес психолога.
Но то, чего он боялся, — случилось. Психолог заметил что-то необычное, что-то весьма странное в лагере землян. Он ворвался красный от гнева в штабной кабинет, где находились генерал, полковник Симонс из службы тыла и Дермод. Из слов стражника Дермод понял, что тот как раз заканчивал читать лекцию солдатам, как обычно втолковывая глупости о своей благотворительной организации, которая одновременно является проводником идеи о максимальной свободе личности, что проявляется в позволении им воевать, если они в самом деле хотят этого. Но вместе с тем стража испытывает ужасную озабоченность при мысли о том, что так много холодных людей, не протестуя, идут на смерть. Долго и подробно, как только умеет делать психолог стражи, он размышлял вслух о видах смерти, которые могут настичь их, если они будут упираться в своем безумии. Он взывал к их разуму, чтобы они предприняли трезвые шаги и весело жили, вместо того чтобы умирать в муках.
Как обычно четверть присутствующих должна была сбежать от этой болтовни, остальные тут же подавали заявления об отправке домой.
Но здесь его никто не слушал. А когда он попытался переговорить с некоторыми солдатами отдельно, они начали смеяться ему в лицо.
Дермод едва сдержал проклятия. Он неоднократно говорил всем, как надо вести себя в присутствии психолога. Но батальоны уже вкусили крови и носились по лагерю, как петухи, а ребята из других батальонов просили Дермода, чтобы он повел и их в бой за славой. Во всем лагере трудно было найти человека, похожего на свинью. Но могли бы, по крайней мере, выказать побольше мудрости, со злостью подумал Дермод, слушая тираду стражника.
— И вообще, что здесь происходит? — рычал психолог. — Эти люди стали фанатиками! Это самое подходящее слово! Мне это не нравится, наша политика не предполагает...
— Вы приехали к нам очень поздно, — прервал его генерал, — наверняка вы вначале были у гусениц. Скольких вам удалось склонить к пацифизму?
— Из наших людей никто не дезертирует! — выкрикнул полковник Симонс. — А это означает, что мы начинаем войну с численным преимуществом! Мы раздолбаем этих мохнатых в пух и прах!
Симонс был снабженцем и, как всякий интендант, он панически боялся военных действий. Сейчас в их преддверии он стал очень нервным — панически реагировал на резкий крик, не мог спать без света в комнате и никогда не удалялся далеко от базы. Но и его охватила военная лихорадка, носившаяся в земном лагере. Дермод замер. Симонс, так же как и генерал, имел четкие инструкции, как вести себя со стражником — нужно ползать перед ним на брюхе, лизать сапоги, быть готовым к услугам и исполнению любых его желаний, чтобы как можно быстрее этот психолог убирался отсюда вон и оставил их в покое. А они провоцировали его!!!
И своей глупой, безрассудной недалекостью ставили под угрозу весь план!
Дермод буркнул что-то, и генерал вышел. В приемной он застал Клифтона и двух младших офицеров. Он рассказал им, что нужно сделать, и подождал десять минут, чтобы они пришли в себя от удивления и могли выполнить приказ. Может быть, эти меры предосторожности окажутся ненужными, но, судя по тому как развивались события в кабинете... Он потряс головой и вернулся в кабинет.
— ...кто-то забил этим людям головы фальшивым героизмом! — в голосе стражника гнев мешался с раздражением. — Посмотрим, что произойдет с этими иллюзиями, когда они попробуют разрывных пуль келгиан и...
— Мы утрем им носы! — вновь заорал Симонс — Уже один раз мы добрались до них и показали...
— Симонс! — не выдержал Дермод и одернул полковника. — Сейчас же заткни пасть!
Стражник вздрогнул и ошеломленно посмотрел на Дермода. Потом встал и спокойным голосом произнес:
— Это мне не нравится, господа. Из неосторожно произнесенных слов полковника я понял, что у вас уже было сражение с келгианами, о котором мы не знаем. Судя по всему, так и было, учитывая настроения ваших солдат. И еще одно! До сих пор я не слышал о такой армии, где майор может кричать на полковника. А отсюда следует только один вывод — пока я не выясню всего до конца, военные действия прекращаются. Как только я вернусь в наш базовый лагерь, за вами будет выслан транспорт.