Тени и свет

- Ловлев! - дразнят его товарищи, смеясь и толкаясь.- Схватил кол! С праздником! 
Володе неловко. Он еще не знает, как следует вести себя в таких случаях. 
- Ну, схватил,- досадливо говорит он,- тебе-то что за дело! 
- Ловлев! - кричит ему ленивый Снегирев.- Нашего полку прибыло! 
Первая единица! И ее надо-было показать маме. Это было стыдно и унизительно. Володя чувствовал на своей спине в ранце странную тяжесть и неловкость,- этот "кол" пренеудобно торчал в его сознании и никак не вязался ни с чем в его уме. 
- Единица! 
Он не мог привыкнуть к мысли об единице и не мог думать ни о чем другом. Когда городовой близ гимназии посмотрел на него, по обычаю своему, строго, Володя почему-то подумал: 
"А вот если бы ты знал, что у меня единица!" 
Это было совсем неловко и непривычно,- Володя не знал, как ему держать голову и куда девать руки,- во всем теле была неловкость. 
И еще было надо принимать перед товарищами беззаботный вид и говорить о другом! 
Товарищи! Володя был уверен, что все они ужасно рады его единице. 
XIX 
Мама посмотрела на единицу, перевела непонимающие глаза на Володю, опять взглянула на отметку и тихо воскликнула: 
- Володя! 
Володя стоял перед нею и уничтожался. Он смотрел на складки мамина платья, на мамины бледные руки и чувствовал на своих трепетных веках ее испуганные взгляду. 
- Что это? -спросила мама. 
- Ну что ж, мама,- вдруг заговорил Володя,- ведь это ж первая! 
- Первая! 
- Ну, ведь это со всяким может быть. И право, это нечаянно. 
- Ах, Володя, Володя! 
Володя заплакал, по-ребячьи размазывая слезы ладонью по щекам. 
- Мамочка, не сердись,- зашептал он. 
- Вот твои тени! - сказала мама. 
В ее голосе Володе послышались слезы. Сердце его сжалось. Он взглянул на маму. Она плакала. Он бросился к ней. 
- Мама, мама,- повторял он, целуя ее руки,- я брошу, право, брошу всякие тени. 
XX 
Володя сделал громадное усилие воли,- и не занимался тенями, как его ни тянуло к ним. Он старался наверстать пропущенное из уроков. 
Но тени настойчиво мерещились ему. Пусть он не вызывал их, складывая пальцы, пусть он не громоздил предмет на предмет, чтоб они отбросили тень на стене,- тени сами обступали его, назойливые, неотвязные. Володе уже незанимательны стали предметы, он их почти и не видел,- все его внимание уходило на их тени. 
Когда он шел домой и солнце, бывало, проглянет из осенних туч хоть в дымчатой ризке,- он радовался, что повсюду побежали тени. Тени от лампы стояли около него, когда он вечером был дома. 
Тени везде, вокруг,- резкие тени от огней, смутные от рассеянного дневного света,- все они теснились к Володе, скрещивались, обволакивали его неразрывной сетью. Некоторые из них были непонятны, загадочны, другие напоминали что-то, на что-то намекали,- но были и милые теня, близкие, знакомые,- вот их-то и сам Володя, хотя и мимовольно, искал и ловил повсюду в беспорядочном мелькании чуждых теней. Но грустны были эти милые и знакомые тени. 
Когда же замечал Володя, что сам он ищет этих теней, он терзался совестью и шел каяться к маме. 
Случилось однажды, что Володя не одолел соблазна, пристроился к стене и начал показывать себе бычка. Мама застала его. 
- Опять! - сердито воскликнула она.- Нет, я наконец попрошу директора, чтобы тебя сажали в карцер. 
Володя досадливо покраснел и угрюмо ответил: 
- И там есть стена. Везде стена. 
- Володя! - горестно воскликнула мама - Что ты говоришь! 
Но Володя уже кается в своей грубости и плачет. 
- Мама, я сам не знаю, что со мною делается. 
XXI 
А мама все не может одолеть своего суеверного страха теней. Ей все чаще думается, что она, как Володя, погрузится в созерцание теней, но она старается утешить себя. 
- Какие глупые мысли! - говорит она себе.- Все обойдется, даст Бог, благополучно: нашалится и перестанет. 
А сердце замирает от тайного ужаса, и настойчиво забегает ее мысль, пугливая перед жизнью, навстречу будущим печалям. 
В тоскливые минуты утра она поверяет свою душу, вспоминает свою жизнь,и видит ее пустоту, ненужность, бесцельность. Одно только бессмысленное мелькание теней, сливающихся в густеющих сумерках. 
"Зачем я жила? - спрашивает она себя.- Для сына? Но для чего? Чтобы и он стал добычею теней, маниаком с узким горизонтом,- прикованный к иллюзиям, к бессмысленным отражениям на безжизненной стене? И он тоже войдет в жизнь, и даст жизнь ряду существовании, призрачных и ненужных, как сон", 
Она садится в кресло у окна и думает, думает. 
Она заламывает в тоске прекрасные белые руки. Мысли ее разбегаются. Она смотрит на свои заломленные руки и начинает соображать, какие из этого могли бы выйти фигуры на тени. Она ловит себя на этом и в испуге вскакивает. 
- Боже мой! - восклицает она.- Да ведь это - безумие. 
XXII 
За обедом мама смотрит на Володю. 
"Он побледнел и похудел с тех пор, как ему попалась эта несчастная книжка. И весь он переменился,- характером и всем. Говорят, характер перед смертью меняется. Что, если он умрет? Ах, нет, нет, не дай. Господи!" 
Ложка задрожала в ее руке. Она подняла к образу боязливые глаза. 
- Володя, да отчего ж ты не доел супа? - испуганно спрашивает она. 
- Не хочется, мама. 
- Володя, не капризничай, голубчик,- ведь это же вредно - не есть супу. 
Володя лениво улыбается и медленно кончает суп. Мама налила ему слишком полную тарелку. Он откидывается на спинку стула и хочет сказать с досады, что суп был невкусен. Но у мамы такое обеспокоенное лицо, что Володя не смеет говорить об этом и бледно улыбается. 
- Теперь я сыт,- говорит он. 
- Ах, нет, Володя, сегодня все твое любимое. Володя печально вздыхает: он уже знает, что если мама говорит о его любимых блюдах, то это значит: будет его пичкать. Он догадывается, что и за чаем мама заставит его, как и вчера, есть мясо. 
XXIII 
Вечером мама говорит Володе: 
- Володя, милый мой, ты опять увлечешься,- уж лучше ты не затворяй дверей. 
Володя принимается за уроки. Но ему досадно, что за его спиною открыта дверь и что мама иногда проходит мимо этой двери. 
- Я так не могу,- кричит он, шумно отодвигая стул,- я не могу ничем заняться, когда дверь настежь. 
- Володя, зачем же ты кричишь?-ласково укоряет мама. 
Володя уже раскаивается и плачет. Мама ласкает его и уговаривает: 
- Ведь я, Володенька, о тебе забочусь, чтобы помочь тебе справиться с твоим увлечением. 
- Мама, посиди здесь,- просит Володя. 
Мама берет книгу и садится у Володина стола. Несколько минут Володя работает спокойно. Но фигура мамы начинает понемногу раздражать его. 
"Точно над больным!" - злобно думает он. 
Его мысли перебиваются, он досадливо двигается и кусает губы. Мама наконец замечает это и уходит из ком-наты. 
Но Володя не чувствует облегчения. Он терзается раскаянием, что показал свое нетерпение. Он пробует заниматься,- и не может. Наконец он идет за мамой. 
- Мама, зачем же ты ушла? - робко спрашивает он. 
XXIV 
Ночь под праздник. Перед образами теплятся лампады. 
Поздно и тихо. Мама не спит. В таинственном сумраке спальни она стоит на коленях, молится и плачет, всхлипывает по-детски. 
Ее косы бегут на белое платье; плечи ее вздрагивают Умоляющим движением подымает она руки к груди и заплаканными глазами смотрит на икону. Лампада на цепях еле заметно зыблется от ее горячего дыхания. Тени колышутся, толпятся в углах, шевелятся за киотом и лепечут что-то тайное. Безнадежная тоска в их лепете, неизъяснимая грусть в их медленно зыбких колыханиях. 
Мать встает, бледная, с широкими, странными глазами, и колеблется на ослабевших ногах. Тихо идет она к Володе. Тени обступают ее, мягко шуршат за ее спиною, ползут у ее ног, падают, легкие, как паутинка, к ней на плечи и, заглядывая в ее широкие глаза, лепечут непонятное.