Том 4. Жемчужные светила. Очарования земли

  
Кольцо и венок
 
 
 
В угрюмой норвежской долине,
 
Среди неприветливых гор,
 
Глубокое озеро плещет,
 
Заводит с утёсами спор.
 
 
 
Нет выхода скованной силе,
 
Но тайна глубокая в нём, –
 
И старцы преданий немало
 
Расскажут об озере том.
 
 
 
Кто хочет узнать свою долю,
 
Свершает старинный обряд.
 
Немногие делали это,
 
Не все возвращались назад.
 
 
 
Однажды задумчивый отрок,
 
Едва заалелся восток,
 
Спустил по скалам круторёбрым
 
На озеро утлый челнок,
 
 
 
Веслом от скалы оттолкнулся, –
 
И быстро помчалась ладья,
 
Колышась на зыби строптивой
 
И тёмную воду струя.
 
 
 
Горело лицо молодое,
 
Как пламя зари золотой,
 
И кудри вились золотые,
 
И очи пылали тоской.
 
 
 
Вот выехал он на средину,
 
И в лодку он бросил весло, –
 
Прислушалось горное эхо
 
И стук далеко разнесло.
 
 
 
И встал синеокий красавец,
 
Ладья закачалась под ним,
 
И поднял высоко, высоко
 
Он руку с кольцом золотым.
 
 
 
Он гордо воскликнул: «Для сердца
 
Нет в мире желанных утех!
 
Презренны забвенные слёзы,
 
Презрен и разымчивый смех.
 
 
 
Как это высокое небо,
 
Возвышенна тайная цель, –
 
Но жизнь для великого дела
 
Тесна, как моя колыбель.
 
 
 
Какой же дорогой идти мне,
 
И чем увенчать мне чело?»
 
Прислушалось горное эхо,
 
Далёко слова разнесло.
 
 
 
И, древний обряд совершая,
 
Роняет он в волны кольцо, –
 
Мгновенно суровая бледность
 
Его покрывает лицо.
 
 
 
И озеро вдруг зашумело,
 
И вертит ладью, и несёт,
 
Но отрок стоит, не колеблясь,
 
И видит он: что-то плывёт,
 
 
 
Чернея в волнах опенённых, –
 
И вот на дрожащий челнок
 
Волною плеснувшею брошен
 
Сплетённый из терний венок.
 
 
 
Затихли суровые волны,
 
И вновь заходипо весло, –
 
Прислушалось горное эхо
 
И плеск далеко разнесло.
 
 
 
И солнце взошло, озаряя
 
Улыбку на алых губах,
 
Венок на кудрях золотистых
 
И слёзы на синих глазах.
 
 
  
«Невольный труд…»
 
 
 
Невольный труд,
 
Зачем тобой я долго занят?
 
Мечты цветут, –
 
Но скоро сад их яркий вянет,
 
 
 
И прежде, чем успеп
 
Вдохнуть я тёплое дыханье,
 
Их цвет багряный облетел
 
В печальной муке увяданья.
 
 
  
Звёздная даль
 
 
 
Очи тёмные подъемлет
 
Дева к небу голубому,
 
И, на звёзды глядя, внемлет
 
Чутко голосу ночному.
 
 
 
Под мерцаньем звёзд далёких,
 
Под блистающей их тайной
 
Вся равнина в снах глубоких
 
И в печали неслучайной.
 
 
 
Тихо, робко над рекою
 
Поднимаются туманы
 
И ползучею толпою
 
Пробираются в поляны.
 
 
 
У опушки тени гуще,
 
Лес и влажный, и дремотный.
 
Смотрит страх из тёмной кущи,
 
Нелюдимый, безотчётный.
 
 
 
К старику-отцу подходит
 
Дева с грустною мечтою
 
И про небо речь заводит:
 
«Беспредельность предо мною.
 
 
 
Где-нибудь в раздольях света,
 
За безмерным отдаленьем,
 
Есть такая же планета,
 
И с таким же населеньем.
 
 
 
Есть там зори и зарницы,
 
Реки, горы и долины,
 
Счастье, чары, чаровницы,
 
Грозы, слёзы и кручины.
 
 
 
Не оттуда ль в сердце плещет
 
Грёза сладостным приветом?
 
Вот звезда над нами блещет
 
Переливным дивным светом:
 
 
 
Это – солнце, и с землею,
 
И на той земле мечтает
 
Кто-то, близкий мне душою.
 
К нам он взоры подымает,
 
 
 
Нескончаемые дали
 
Мерит чёрными очами,
 
И томления печали
 
Отвеваются мечтами.
 
 
 
Он иную землю видит,
 
Где так ярко счастье блещет,
 
Где могучий не обидит,
 
Где бессильный не трепещет,
 
 
 
Где завистливой решёткой
 
Пир богатых не охвачен,
 
Где клеймом недоли кроткий
 
Навсегда не обозначен».
 
 
 
Скоро звёзды гаснуть станут,
 
Расточатся чары ночи,
 
И с тоской пугливой глянут
 
Размечтавшиеся очи.
 
 
  
«Судьба безжалостная лепит…»
 
 
 
Судьба безжалостная лепит
 
Земные суетные сны,
 
Зарю надежд, желаний лепет,
 
Очарования весны,
 
 
 
Цветы, и песни, и лобзанья, –
 
Всё, чем земная жизнь мила, –
 
Чтоб кинуть в пламя умиранья
 
Людей, и вещи, и дела.
 
 
 
Зачем же блещет перед нами
 
Ничтожной жизни красота,
 
Недостижимыми струями
 
Маня молящие уста?
 
 
 
Безумен ропот мой надменный, –
 
Мне тайный голос говорит,
 
Что в красоте, земной и тленной,
 
Высокий символ нам открыт.
 
 
 
И вот над мутным колыханьем
 
Порабощенной суеты
 
Встаёт могучим обаяньем
 
Святыня новой красоты.
 
 
 
Освобожденья призрак дальний
 
Горит над девственным челом,
 
И час творенья, час печальный
 
Сияет кротким торжеством,
 
 
 
Врачует сердцу злые раны,
 
Покровы Майи зыблет он,
 
И близкой тишиной Нирваны
 
Колеблет жизни мрачный сон.