Невеста скандального шпиона

Резко он пустил Бланта в галоп, подальше от Виллы. Она опять сделала это. Это было опасно. И нежелательно.
Вилла смотрела, как он скачет прочь, оплакивая простой дружеский момент между ними, который так быстро прошел. Узнавать Натаниэля Стоунвелла было все равно, что смотреть через щель в каменной стене. Только проблески, очаровательные, ведущие к цели намеки, которые были такими краткими. Почему он не может просто поговорить с ней? Его скрытность без сомнения сведет ее с ума, так же, как и разочарованное любопытство.
Тем не менее, если он хотел предложить ей молчаливое обращение, тогда он должен ожидать, что получит в ответ не молчаливое. Возможно, час или два следует посвятить преимуществам хорошего общения? Тогда она расскажет ему о каждом отдельном жителе Дерритона.
И об их собаках.
Вилла со счастливым видом устроилась в седле и приготовилась к долгой болтовне. Натаниэлю придется пожалеть, что он не умер.
— Пожалуйста, Боже, убей меня немедленно, — попросил Натаниэль почти беззвучно.
Если бы Наполеон располагал Виллой в Европе, то Бонапарт сидел бы сейчас на британском троне. Она была непреклонной, жестокой и несгибаемой.
В течение нескольких часов она потчевала Натаниэля историями о деревенской жизни, начиная с перечисления тех, кто лучше всех рыгал, в порядке наибольшей важности, и до разделения сельских детей по степеням раздражения кожи от подгузников.
В течение последнего часа Натаниэль мечтал о смерти или глухоте, что бы ни поразило его в первую очередь.
— Теперь, — говорила она в настоящий момент. — Единственный человек в Дерритоне, когда-либо потерявший палец, это старый мистер Малкольм Беддлеби, который никогда не пользовался ночным горшком. Он утверждал, что они негигиеничные. Летом или зимой, днем или ночью, мистер Беддлеби всегда пробирался на двор. Одной январской ночью, после обильного ужина из тушеной баранины с черносливом, мистер Беддлеби обнаружил, что у него…
Они достигли вершины пологого холма и увидели впереди деревню.
— Мы остановимся там на ночь! — в отчаянии прервал ее Натаниэль.
Гостиница оказалось большой и комфортабельной. Натаниэль решил снять самую большую комнату, какая там была. Возможно, пространства будет достаточно, чтобы рассеять сексуальное гудение, которое начинается внутри него всякий раз, когда они оказываются слишком близко. В данный момент, он не остался бы с ней один на один даже в сарае.
Но нет, при этой мысли он представил себя лежащим с ней на постели из душистого сена, расстегивающим ту ночную рубашку, и при этом он совершенно проснувшийся, полностью возбужденный, полностью…
Блант заржал и нетерпеливо затряс уздечкой, очевидно устав ждать, когда его отведут к корыту с водой. Вилла уже была впереди него, стоя со своей кобылой возле корыта и тайком поглаживала ее по крупу.
Он не мог удержаться от мимолетного смеха, наклоняясь к крепкой шее Бланта. Он была такой искренней, и в то же время имела острый ум. Сказать по правде, он находил эту комбинацию интеллекта и естественной прямоты просто потрясающей. Она ничем не походила на других женщин, которых он когда-либо встречал.
Конечно, он знал нескольких замечательных леди. Они, к великому сожалению, были замужем за его друзьями. Кроме этих нескольких дам, ни одна женщина в Англии в настоящее время не потрудилась бы даже плюнуть на него, если бы он горел.
Так что возможно это просто недостаток женского общества сделал так, что Вилла кажется какой-то особенной. В конце концов, ее нельзя было назвать красивой в полном смысле этого слова — а он всегда предпочитал красивых женщин — хотя она обладала большой долей врожденной привлекательности. И чертовски хорошей фигурой. Фигурой мечты, или, по крайней мере, фигурой его мечты.
Он безжалостно заставил свои мысли свернуть с этого пути.
Она, конечно, была почти сумасшедшей. Проживание в деревне без сомнения заставило ее сойти с ума, потому что она болтала столько же, как три вместе взятые женщины, не обращая внимания на то, слушал он ее или нет.
Самым худшим было то, что он заинтересовался историями Виллы, и это в самом деле было плохим знаком.
Она шла обратно к нему, безуспешно скрывая хромоту, которая заставляла ее юбки подметать булыжники. Подол ее амазонки был в пятнах, а лицо было пыльным от путешествия. На рукаве виднелось пятно от лошадиной слюны, и одна ее рука была прижата к пояснице.
Тем не менее, она бодро улыбнулась ему.
— Ты хочешь, чтобы я напоила Бланта вместо тебя, милый?
Это было совсем другим делом. Весь день она разбрасывалась этими проявлениями нежности.
Милый.
Возлюбленный.
Дорогой муж.
И — достаточно странно — бисквитик.
— Вилла, на самом деле я предпочитаю, чтобы меня называли Натаниэль.
Она пожала плечами.
— Очень хорошо, но ты начал это.
— Я не начинал!
— Ты сделал это. На дороге, в середине дня. Ты назвал меня «полевым цветочком».
— Я… — назвал ли он ее так? Он был в весьма неловкой уверенности, что да. — Хорошо, в любом случае, нет необходимости пользоваться этими проявлениями нежности.
— Конечно, необходимости нет. Люди пользуются ими вовсе не поэтому. Они делают это, чтобы показать, что они заботятся друг о друге. Но если ты хочешь, я не буду называть тебя никак иначе, кроме Натаниэль.
— Вот и отлично. — Он отвернулся, чтобы позаботиться о лошадях.
— Это будет прекрасно, Натаниэль. Спасибо, Натаниэль. Я буду в гостинице, Натаниэль.
Натаниэль застыл на месте и на мгновение глубоко вдохнул. Эта успокаивающая техника всегда срабатывала у него, когда он находился в гуще политических переговоров, так что он не понимал, почему она отказала ему сейчас. За исключением того, что, кажется, не было защиты против этого адского существа.
Из ада? Черт побери, вероятно, она управляла этим местом.
Холодная вода была единственным решением. Он подумал о том, чтобы сунуть голову в корыто. Если он будет по-настоящему удачлив, то ему будет разрешено утонуть.
Вилла очень гордилась тем фактом, что она смогла подождать, пока Натаниэль завернет за угол, к конюшням, перед тем раз разразиться смехом.
Вилла уже ушла в их комнату, но Натаниэль остался внизу в пивной, чтобы поговорить с хозяином гостиницы за пинтой эля.
— Он невысокий, худой, старше меня. Джентльмен… что-то вроде этого.
Хозяин гостиницы потер белую щетину на своих круглых щеках.
— Здесь был проезжавший парень. Вчера днем это было. Он не остановился, только поменял лошадей. Я запомнил, потому что он заплатил мне слишком много за новую лошадь, а его прежняя была почти на последнем издыхании, так он ее загнал. Я сказал своей хозяйке, что у этого человека на карту поставлено нечто большее, чем деньги.
Только его шея. Натаниэль поблагодарил мужчину и хорошо заплатил за эль.
— Просто замечательный, — заверил он хозяина.
Уходя, Натаниэль слышал, как хозяин пробормотал:
— Не знаю, как он может говорить, что эль замечательный. Он не выпил ни капли.
Форест опережал его на полтора дня. Последняя надежда Натаниэля на то, он не потеряет его в Лондоне, исчезла. Проклятие, этот предатель уже был в городе!
Нахмурившись, Натаниэль поднялся по лестнице, преодолевая по две ступеньки за раз. После того, как он доставит завтра Виллу в Рирдон-Хаус, он сможет полностью сконцентрироваться на том, чтобы снова найти Фостера. Дьявол, позволить ему проскользнуть сквозь пальцы тогда, когда он был так близко…
Он открыл дверь и вошел внутрь, не имея желания слушать проницательный юмор Виллы.
— Мы уедем до рассвета…
Он резко остановился, оставив свою речь незаконченной. Там, в свете свечей, на кровати, с волосами, спадающими вниз вокруг нее, чопорно сидела совершенно голая Вилла.
— А сейчас ты готов совокупляться со мной?