Тая

Девушка с трудом шагнула к вещам. Джинсы слишком тугие, гораздо лучше тренировочный костюм и чей-то синий спальник. Как холодно. Хорошо бы найти спирт, но просить об этом Лари бесполезно. Кэп тоже не обращает внимания. Он пытается открыть мешок, но устав от попыток развязать веревку, разрезал ее ножом. Нужные и бесполезные вещи покатились по камням. Какая-то банка добежала до воды и прыгнула в реку. Кэп посмотрел в ее сторону с презрением, как будто проводил дезертира. Он не сделал попыток ее догнать и вообще он не делает резких движений.
«Все стало другим», – подумала Вероника. Ей захотелось заплакать, но волна холода, задушила собственную жалость, и, закопавшись в голубую ткань, она села на корточки.
Прошло очень много времени: час, а может два или даже три. Вероника выглянула из спальника, но почти ничего не изменилось. Кэп по-прежнему возился с вещами, Лари лежал в той же позе, только Доктор нашел несколько сучьев и пытался развести огонь. Ему удалось, когда начало темнеть. Вероника подумала, что было бы очень хорошо, сесть к костру и погреть онемевшие ладони, однако встать было лень. Колено, кажется, не болит, но разбудить боль не хочется, и она по-прежнему в полудреме, в полузабытье. Голову закружила тяжелая мгла, и на минуту Вероника забылась тяжелым, скрипучим сном.
– Держи голову.
Чьи-то холодные руки касаются щеки, разжимают зубы и лезут в рот. Почти тут же, расплавленный свинец обжигает язык. Он брызжет в истошном кашле. Проникает в горло и пищевод.
– Кхррр, – Вероника хрипит и извивается. Она понимает, что ее запястья тоже держат, а голову для большей убедительности зажали между колен.
Мокрые брюки пахнут резиной. Скулы зажаты в холодные тиски, и Кэп пихает в рот горячую ложку.
– Жри! – кричит он. Но уши зажаты между прорезиненных колен Доктора, и звук кажется неживым.
Слезы брызнули из глаз, то ли от обиды, то ли от свербящей в носу крошки.
– Отпусти, – говорит Кэп.
Колени Доктора исчезают, и тут же яркая вспышка оглушает левую скулу. Во рту появляется кислый привкус крови. Желание сопротивляться тут же тает. Кэп набивает рот девушки чем-то теплым. Вкуса она не слышит, но старательно глотает, дабы избежать избиения.
– Так, – говорит Доктор. – За папу, за маму…
Внезапно Веронику содрогают рвотные конвульсии, и потоки горячей жидкости летят на Кэпа, в плоский котелок и на спальник.
– Ничего, ничего, – успокаивает Доктор. Он снова держит голову Вероники.
– Неееет! – плача, девушка хватает Кэпа за плечо.
Она не пытается сделать больно, но ее оглушает нечеловеческий вопль, и холодные прикосновения тут же исчезают.
– Я…! Я…! – задыхается Вероника.
На шею опускается тяжелая рука и с силой прижимает к земле. Лицо встречается со смятым спальником и котелком. Дзынь! – последний гремит о камни. Он исчезает в темноте вместе с холодными руками, насилием и холодом. Вероника больше ничего не чувствует. Она лежит на боку и ждет, когда ее снова начнут бить. Сквозь вату долетает голос Доктора:
– Уймись. Какая муха тебя укусила?
– Док, я эту сучку….
– Кэп, посмотри на меня…. Посмотри….
– Где Лари? Лари!
– Зачем он тебе?
– Док, построй мне команду. Всех, кто может держать весла.
– Ты рехнулся. Ты сошел с ума.
– Как ты разговариваешь с капитаном?
– Кэп, послушай меня….
– Что послушай, что ты мямлишь?
– Кэп….
– Что Кэп? Приведи мне сучку. Быстро я сказал!
– Ладно. Я сейчас.
Вероника почувствовала, как ее голова повисла в воздухе, и, несколько раз качнувшись, упала на землю.
– Лежи тихо, – шепотом сказал Доктор, – в темноте он тебя не найдет.
Вероника ничего не ответила. Ее сознание кружилось калейдоскопом боли, и она подумала, что хуже уже не будет.
– Доктор Педалис! – раздалось в темноте. – Не вздумайте играть со мной в игры!
– Иду, Иду! – ответил голос очень далеко.
– Ну, где ты?
– Здесь.
– А-а…. Давай-ка ее сюда…. Вот сучара. Я же тебя предупреждал.
– Кэп….
– Приятного вечера, господа.
Вероника даже вздрогнула. Последняя фраза принадлежала Оле, и неожиданное пожелание прозвучало как щелчок снимаемого с предохранителя пистолета.
– Ну, друзья мои, – растянул Кэп. – Где вы ходите? Мы с Доком уже начали беспокоиться.
– Ты набрался, что ли? – спросил Паша.
– Только воды, – заверил Кэп.
– А где Москвичка?
– Да пошел ты. – Кэп понизил голос до тюси-пуси и продолжал. – Иди сюда, девочка моя. Я так соскучился.
Если бы Вероника могла увидеть происходившее возле костра, то она непременно удивилась бы, когда Оля подошла к Кэпу и лицом к нему забралась на колени.
– Не понял, – сказал Паша.
Но, похоже, его никто не слушал, во всяком случае, Олю ничего не смутило, и она позволила себе несколько любовных вольностей.
– Да, да, детка!
– Прекрати, Кэп.
– Я? Я ничего не делаю.
– Ольга!
Вероника слышала, как потрескивают сучья, и расползающееся пламя стало пробивать спальник.
«Так они меня найдут», – подумала девушка. Она старалась дышать тише и каждую секунду готовилась услышать грубый окрик: «Москвичка!?»
Но минуты шли, окрика не следовало, и возле костра не было звуков, кроме огня.
– Шли бы вы в палатку, – сказал Доктор.
– Нам и здесь хорошо, – ответила Оля.
Снова несколько минут тишины, затем звук упавшего на камни предмета, треск сучьев, чей-то хрип и жалобный писк.
– Держи, держи его, Док!
– Кэп…!
– Я сказал, держи!
– Не буду.
– Доктор Педалис! Я тебя буду резать на кусочки и плакать не давать.
– Мне все равно.
– А так?
Вероника очень хотела услышать, что происходит, но шум реки смешивался со словами и уносился водой. Разговор перешел в шепот, и девушка не слышала ничего, кроме возни и кряхтения.
Она почувствовала, как к ногам подбирается холод, и, осторожно подтянув коленки, свернулась калачиком. Так она пролежала больше часа, ничего не слыша, кроме собственного страха. Теперь холод проникал через руки и плечи. Ее тело стало подрагивать, а зубы приглашали друг друга на танцы. Все же она терпела, терпела столько, сколько смогла, пока холод не пересилил страх, и Вероника выглянула наружу. Лицо моментально онемело. Температура в спальнике была градусов на семь выше, и вылезать из него совершенно не хотелось. Зато всего в нескольких метрах теплилась красная полоска подрагивающих углей, а между двух бревен даже пробивался алый лучик огня.
Вероника стала внимательно всматриваться в темноту. Ее глаза не были избалованы светом, и она сразу определила, что по близости никого нет. Головой к огню лежало неподвижное тело Лари, вокруг были разбросаны многочисленные предметы экипировки и личные вещи, однако никаких следов Кэпа, Оли, Доктора и Паши.
Осторожно, сделав первый шаг, Вероника попробовала на вкус свои ощущения. Тело затекло, ломило от боли и холода, однако слушалось и казалось живым.
«Фатальных ран нет», – подумала Вероника. Она сделала второй шаг, снова остановилась. В голове шумела то ли вода, то ли кровь. Идти вперед казалось очень глупым, идти назад – невозможным. Она сделала еще несколько усилий и, ее ладони коснулись теплого воздуха, идущего от углей.
Дрова в костер никто не рубил, и то, что осталось от кострища представляло собой два сложенных рядом ствола. Сучья прогорели, а сами деревья дымно тлели. Вероника попыталась передвинуть стволы, но они оказались очень длинными. Девушка довольствовалась тем, что бросила несколько никем не замеченных сучьев. Огонь быстро подхватил их, затрещал, и красный свет разогнал темноту на несколько метров вокруг.
Вероника заметила возле Лари банку. Ее правильная цилиндрическая форма казалась чем-то нереальным, словно это был сложный электронный прибор или слиток драгоценного металла. Она тут же почувствовала, как хочет есть. Еще секунду, и голод рвал ее изнутри, а каждая клеточка кричала, вопила, визжала и требовала пищи.