Положительный (СИ)

 – Добрый, – как-то настороженно отвечает до сих пор молчавший мужчина.
 – Марат, это Саша и Женя, я говорил тебе, что они приедут, – Хрис говорит это, когда мелкий отстраняется.
 Мужчина, которого Хрис назвал Маратом, протягивает мне ладонь, и мы пожимаем руки над постелью. Хрис бледно улыбается и убирает со лба волосы. Спохватившись, протягиваю руку и ему. Рукопожатие получается слабым, я едва сжимаю его ладонь из-за какого-то иррационального страха причинить боль, а у Хриса, похоже, совсем нет сил.
 – Спасибо, что заехали, – он слабо дергается, пытаясь сесть. Тут же рядом оказывается Марат. Он бережно подхватывает парня под спину и помогает сменить положение. Поправляет подушку, подтягивая ее выше, и обеспокоенно заглядывает Хрису в глаза, словно спрашивая, все ли в порядке.
 Тот кивает, и Марат, наклонившись, коротко и мягко целует его в губы.
 Наверное, мое лицо выглядит слишком офигевшим, потому что Саня дергает меня за руку и выразительно смотрит.
 Не, я толерантен, уже даже слишком, но смотреть вот так вот со стороны, как целуются два парня...
 Кто бы, блядь, говорил.
 Невольно думаю о том, что свои поцелуи с мелким я уже давно перестал считать чем-то из ряда вон выходящим. Банально устал анализировать. Когда постоянно делаешь что-то неправильное или отвратительное, со временем привыкаешь, и оно перестает царапать.
 – Как ты себя чувствуешь? – интересуется у Хриса Саня, усаживаясь на край постели. – Опять мерзнешь?
 – Нормально, – Хрис снова улыбается.
 – Ты уже долго здесь? – спрашивает у него мелкий, водя пальцами по одеялу. – Тебя вчера положили?
 Хрис как-то заминается, бросает быстрый взгляд на неподвижно сидящего Марата, и тихо говорит:
 – Полторы недели назад.
 – И ты позвонил только сейчас?! – Саня едва не подскакивает от возмущения. – Когда я сюда загремел, я тебе сразу позвонил.
 – Мне было... – Хрис облизывает губы и сглатывает. – Мне было очень плохо. Когда Марат привез меня сюда, я не особенно хорошо... соображал. А потом просто не было сил. Сань, я...
 – Прости, – мелкий опускает голову. – Просто я волновался. Не мог дозвониться долго, а потом ты говоришь, что в больнице.
 – Теперь мне лучше, – Хрис сползает ниже, пытаясь устроиться удобней. Из уголка его глаза катится слеза. Ползет по бледной коже виска, оставляя за собой влажный след.
 И мне становится паршиво. Так, как не было никогда. Я вдруг думаю о том, что младший тоже не застрахован от подобного. Что в один прекрасный момент я буду на месте Марата сидеть у больничной койки и наблюдать, как Саня угасает.
 Твою мать...
 Неужели его ждет подобное?
 В глазах начинает жечь.
 Больше выносить этого я не могу. Отлепляюсь от стены и хрипло выговариваю:
 – Я на пять минут, покурить.
 Саня оборачивается, смотрит обеспокоенно. Под правым глазом сквозь тонкую кожу видна голубоватая венка.
 – Я тоже выйду, ладно? – вдруг спрашивает у Хриса Марат.
 – Вернешься? – Хрис поворачивает к нему голову.
 В ответ тот молча выкладывает на его прикрытый одеялом живот бумажник и телефон, целует в лоб и идет к двери.
 Я иду следом.
 Не то чтобы я хочу курить вместе с ним, но место для курения здесь все равно одно.
 По коридору идем молча. Одновременно сторонимся, пропуская средних лет женщину в белом халате. На нас она даже не смотрит.
 Дергаю пластиковую дверь, чуть придерживаю, чтобы идущий за мной Марат успел перехватить створку, и выхожу на небольшой внутренний двор. На облезшей стене, над урной, синяя табличка: «Место для курения».
 Выбиваю сигарету и щелкаю зажигалкой.
 – Не дашь прикурить? – вдруг просит Марат. – Я зажигалку в палате забыл.
 Интересно, зачем мне об этом знать?
 Пожимаю плечами и протягиваю ему свою. Он тоже прикуривает, затягивается, прикрыв глаза. Отмечаю зачем-то, что ему все же больше тридцати.
 Трет небритую щеку и возвращает мне зажигалку.
 Молчим с минуту, а потом он спрашивает:
 – Вы с Сашей давно встречаетесь?
 На секунду у меня отнимается дар речи. Только что услышанная фраза не укладывается в голове, царапает чем-то неуютно-мерзким.
 Да что ж это, блядь, такое?!
 – Он мой брат, – выдавливаю, глядя на тлеющий кончик сигареты.
 – Да? – в голосе Марата искреннее удивление. – Я не знал, извини.
 Киваю, думая вдруг о том, что ему не за что извиняться. Если бы я не дрочил по ночам собственному брату, тогда да, извинения были бы уместны. А так...
 Отвращение к себе накатывает с новой силой.
 – Ничего, – затягиваюсь и стряхиваю пепел на асфальт. – Хрису действительно лучше?
 – Относительно, – отзывается Марат. – По сравнению с тем, что было, когда я его привез. Врачи его откачали, но нужного ему лечения в России нет. Я договорился через здешнего врача с одной израильской клиникой. Улетаем послезавтра.