Положительный (СИ)

 Увидев то, что я положил ему в тарелку, Саня тут же сморщился и поинтересовался, из чего сделан наш сегодняшний ужин. Услышав про фасоль, он долго ковырял кашу в тарелке ложкой, и как раз когда он все же поднес ее ко рту, раздался звонок в дверь.
 Я под недоуменным взглядом мелкого отложил ложку и отправился открывать.
 И вот теперь мы сидим за столом, дожидаясь, пока Вера разрежет принесенный ею же торт.
 – А почему я не знала, что у тебя есть брат, Жень? – интересуется она, одновременно ставя передо мной тарелку с куском торта.
 Мелкий тут же поднимает голову, отрываясь от телефона, настороженно смотрит на меня. Глаза у него покрасневшие, веки чуть припухли. А на шее, рядом с едва заметной алой отметиной, оставленной мной вчера, розоватая шелушащаяся сыпь.
 Твою-то мать, когда она успела появиться?
 Конечно, врач предупредил, что в этом нет ничего страшного, и сыпь через одну-две недели исчезнет сама, но...
 Сглатываю и говорю:
 – Не знаю.
 Ну, а что я еще должен ответить? Мне никогда и в голову не приходило рассказывать ей что-либо о моей семье и тем более о Сане.
 – Как тебя зовут? – она кладет торт на тарелку мелкого и усаживается рядом со мной.
 Младший, похоже, застигнутый вопросом врасплох, молчит пару секунд, а потом негромко говорит:
 – Саша.
 – И сколько тебе лет? Еще в школе учишься? – Вера, кажется, вообще не чувствует никакой неловкости. А мне уже хочется заставить ее заткнуться, потому что я вижу, как Саня нервно стискивает в руках телефон.
 Пауза затягивается непозволительно долго, а потом Саня как-то слишком аккуратно откладывает телефон в сторону и сообщает:
 – Мне шестнадцать. Учусь в школе. Что-то еще?
 М-да... Вечер обещает быть приятным.
 Вера поджимает губы, ее глаза сужаются, выдавая раздражение. А потом она улыбается мелкому и говорит, касаясь шеи:
 – У тебя что-то здесь. Аллергия?
 Мелкий вздрагивает, машинально ведет пальцами по шелушащемуся участку и как-то беспомощно оборачивается ко мне, словно ожидая подтверждения.
 Что сказать я не знаю. И пока я соображаю, что могу ответить, Саня с трудом поднимается и говорит:
 – Я на минуту.
 Его голос ровный, словно ему действительно просто нужно в уборную. Но по блестящим нехорошим блеском глазам я прекрасно понимаю, что мелкий близок к тому, чтобы разреветься прямо здесь.
 Когда он выходит, Вера закатывает глаза и комментирует:
 – Не воспитываешь брата совсем. Хоть бы замечание сделал.
 На себя бы, блядь, посмотрела. Но вместо этого я говорю:
 – Не трогай ребенка.
 – Тоже мне, ребенок, – фыркает Вера. – А он что, к тебе в гости зашел? Или...
 – Он живет со мной, – прерываю, избавляя себя от необходимости выслушивать ее предположения насчет присутствия Сани в моей квартире.
 – С чего это вдруг? – в ее голосе такое возмущение, будто бы я вселил Саню в ее собственную комнату.
 Боже, спасибо, что я больше с ней не встречаюсь.
 – Не вижу в этом ничего странного, – пожимаю плечами. – С чего вообще тебя это так интересует?
 – Ну, ладно, Жень, прости меня, – Вера вдруг подвигается ближе, кладет ладонь на мое колено. – Это действительно не мое дело.
 Мило, чё.
 Сглатываю, чувствуя, как она легко ведет пальцами по моей ноге, забирается на внутреннюю сторону бедра.
 Наверное, это не правильно, что я не ощущаю ровным счетом ничего?
 И я вдруг с какой-то очень страшной ясностью осознаю, что если бы на моем бедре была сейчас Санина рука, то через домашние штаны уже было бы прекрасно видно мой стояк. Скорее всего, я бы уже целовал младшего.
 Невольно скашиваю глаза на Верину грудь. С декольте, как всегда, все в порядке. С третьим размером тоже. Только вот моему члену на это, кажется, плевать.
 Бля, приехали, Жень. Думать о своем члене в третьем лице – что может быть нормальнее.
 Остается одно.
 Поворачиваюсь к бывшей девушке всем корпусом, прихватываю за подбородок и тянусь к полным, накрашенным какой-то ярко-розовой помадой губам. Не отстраняется. Наоборот, подается вперед, словно только этого от меня и ждала.
 Целую ее, чувствуя на языке вкус этой чертовой помады. И никаких ощущений, кроме желания избавиться от этого горьковатого вкуса, нет.
 Разрываю поцелуй, поднимаю глаза, и в груди холодеет: в дверном проеме стоит мелкий, вцепившись побелевшими пальцами в ручку двери.
 Встречаюсь с ним взглядом и вздрагиваю: в глазах у мелкого столько бессильной злости и боли, что меня окатывает мерзким чувством стыда.
 Непонятно откуда появляется чувство, будто я только что совершил какое-то предательство. Хотя... А что я, собственно, сделал? Всего лишь поцеловал девушку. Это нормально. Парни должны целовать девушек. Не других парней. И уж точно не собственных братьев.
 – Извините, – тихо говорит Саня и сваливает. И я замечаю на его плече новый шелушащийся островок.