Моменты

— Да и я тоже, Дженни. — Джордж Бенсон сложил письмо и засунул его обратно в конверт. — По-моему, ты достойна любой стипендии. Мне хотелось бы сделать что-нибудь для тебя.
Этот извиняющийся тон в его голосе застал Дженни врасплох. Теплая волна жалости к самой себе захлестнула ее. Как приятно, когда хоть кого-то волнует, что ее все время оставляют за бортом.
— Это я сама виновата. Я ведь не говорила вам, что нуждаюсь в помощи.
— Надеюсь, ты не откажешься от этой мысли.
— Да если бы я даже и захотела, то мне бабушка не позволит. Она всегда говорит что-нибудь вроде: «Тише едешь — дальше будешь».
Спустя четверть часа, когда Дженни склонилась над картотекой, Джордж Бенсон вышел из своего кабинета и сказал:
— Дженни, я хочу с тобой поговорить.
Она посмотрела на него снизу вверх. От выражения его лица ей стало как-то не по себе.
— Я через пару минут закончу, — сказала она.
— Думаю, нам лучше поговорить сейчас, пока никого нет.
— Я что-то сделала не так?
Такой вопрос вывел бы ее бабушку из себя. Она всегда говорила Дженни, что нельзя брать все грехи мира на себя.
— Не беспокойся, ничего плохого ты не сделала, — сказал Бенсон и загадочно добавил: — Но если нам капельку повезет и удастся правильно рассчитать время, то может быть, мы и сумеем изменить твою жизнь. Посмотрим...
 ГЛАВА 1 
Сан-Франциско, штат Калифорния, 17 декабря 1986 г.
— Прошу прощения, — произнес мужской голос.
Элизабет Престон почувствовала, что кто-то коснулся ее руки. Повернув голову, она спросила:
— Мы разве знакомы?
И тут она замерла. Прошло одиннадцать лет, и все-таки это неизбежное, о чем и думать-то не хотелось, произошло. Она уже почти успокоилась, но эта встреча возродила былой страх.
Прошло несколько мучительно долгих минут, пока, наконец, сработал защитный инстинкт. Ни малейшим образом не выказывая своего страха, она извинилась перед председателем компании «Пэкард Индастриз» и обратила взор на окликнувшего ее мужчину.
Из шестисот человек, присутствовавших на ежегодном рождественском вечере, проводимом агентством «Смит и Нобл», она знала, ну, во всяком случае, узнавала в лицо половину — либо по деловым контактам, либо по прежним вечерам и приемам. Она была уверена, что стоявший перед ней мужчина не из их числа. Но и в своем прошлом она этого лица не припоминала.
— Я вас слушаю.
Ее холодный взгляд застал мужчину врасплох. Со смущенным видом он пробормотал:
— Понимаю, что это звучит как предлог, но я уверен, мы с вами где-то встречались.
Она с нарочитой старательностью изучила его лицо, а потом медленно покачала головой.
— Простите, но я вас не знаю.
И это была правда, хотя и не означавшая, что опасность миновала. В ее прошлом осталось слишком много людей, чтобы всех помнить. Прежде чем мужчина успел что-нибудь ответить, Элизабет одарила его мимолетной прощальной улыбкой.
— У меня, знаете ли, типичное лицо, меня всегда с кем-то путают.
— С трудом в это верится.
Это означало в своем роде комплимент, но для Элизабет слова прозвучали угрозой. Одиннадцать лет назад, покидая Фармингэм, она проделала все, кроме пластической операции, чтобы изменить свою внешность. Короткую мальчишескую стрижку, какая была у нее в средней школе, сменили длинные, до плеч, волосы, которые она красиво укладывала. Цвет волос потемнел. Очки сменились контактными линзами, при прежних ста семидесяти сантиметрах роста она похудела почти на семь килограммов, а брешь между ее передними зубами закрыли коронки. Даже само время стало ее союзником. В свои двадцать восемь лет она наконец-то вышла из образа девочки-подростка и выглядела привлекательной молодой женщиной.
Затянувшееся молчание становилось неловким, но тут в Элизабет заговорил здравый смысл. Хотя она и понимала, что предполагаемое ею невозможно, она решила подсказать ему своего рода выход.
— Быть может, мы раньше сталкивались у «Смита и Нобла»?
— Нет, этого не могло быть. Я здесь в качестве гостя одного из их клиентов, а сам живу в Нью-Джерси.
Поскольку боязнь разоблачения ослабла, Элизабет предпочла подвести черту под разговором.
— Может быть, мы виделись в колледже?
Его лицо просветлело.
— Корнуэлл?
— Боюсь, что нет, — ей удалось отмерить точнехонькую дозу сожаления. — Сэффорд-Хилл.
— Что ж, видимо, мне следует отпустить вас обратно к вашим друзьям.
— Счастливого Рождества.
— Да-да, и вам тоже.
Забавно, но она не могла избавиться от ощущения, что он преподнес ей своеобразный подарок. Он дал ей возможность увидеть воочию, как все произойдет, если ей доведется столкнуться лицом к лицу с кем-то из ее прошлого. Может быть, теперь тот закоулок ее сознания, который никак не позволял отправить прошлое на законный отдых, наконец-то перестанет давить ей на психику.
И может, если она просто-напросто быстро замашет руками, то ей удастся оторваться от земли и полетать по комнате, а?
Чего ради так уж стараться избегать этого? Ее культивированная паранойя по поводу возможного разоблачения продлится до тех пор, пока живы люди, которые помогли ей осуществить это превращение. Она готова сделать все, чтобы защитить свою бабушку и Джорджа Бенсона, чего бы это ни стойло. Она обязана им всем, что имеет.
Сигарный дым напомнил ей, что еще остались клиенты, которых она не поприветствовала. Бегло осмотрев присутствующих, она заметила, что ее помощница, Джойс Бродерик, делает ей знаки. Элизабет пробралась через толпу гостей к высокой рыжеволосой женщине.
— Джереми тебя разыскивает. — Джойс взяла бокал вина у проходящего мимо официанта и передала его Элизабет. — Похоже, Амадо Монтойя в конце концов решил удостоить нас своим присутствием. Ну, я и подумала, что тебе не мешало бы подготовиться к встрече с ним.
По поводу того, покажется или нет на этом вечере новый клиент агентства «Смит и Нобл», было немало предположений. Этот известный винозаводчик отличался затворническим образом жизни. Агентство «Смит и Нобл» должно было организовать для него рекламную кампанию. Как и следовало ожидать, к этому привлекли только заслуженных асов. Ни Элизабет, ни другим женщинам в их агентстве это не доверили.
Элизабет отхлебнула вина.
— Просто великолепно.
— Эксперты на трех прошлогодних престижных конкурсах тоже пришли к тому же мнению. Они дали этому вину пару золотых медалей и одну серебряную.
— Да, производит впечатление... и изумляет. Просто гениальная идея — подать его сегодня.
— Спасибо.
— Так это твоих рук дело?
Джойс выставила вперед ладонь, как бы отмахиваясь от уже готовой обрушиться на нее похвалы.
— Да ничего особенного: просто предложила кому следует. Ну, а он уже его раздобыл.
— Продолжай в том же духе — и попадешь на работу к одному из этих милых господ с верхнего этажа.
— Это что, угроза?
— Да нет, просто наблюдение.
Элизабет сделала еще один глоток и на какое-то мгновение подержала вино во рту, пытаясь найти особый вкус и ощущения, которые, как обычно, так и не пришли к ней. Ее единственный опыт в области дегустации вина кончился неудачно: по прошествии трех месяцев инструктор заявил, что, мол, нёбо у нее самое бесчувственное из всех, с которыми он когда-либо сталкивался. Однако Элизабет знала, что дело совсем в другом: ей не интересно, есть ли в том или ином вине аромат цукатов или же оно на вкус слегка крепковато; если вино нравилось, то она его пила, а если нет — отправляла в раковину.
Элизабет кивнула Джойс на прощанье, поставила бокал на столик и, улыбаясь направо и налево, добралась до Джереми Нобла.
Он приветственно протянул ей руку.
— Элизабет, я хочу тебя кое с кем познакомить, — он повернулся к стоявшему рядом с ним мужчине. — Амадо Монтойя, это Элизабет Престон, один из самых многообещающих специалистов по торговому балансу в «Смит и Нобл».