Товарищ американский президент

Боб спиной почувствовал пристальный и где-то даже холодный взгляд начальства, чуть повернул голову и, поразмыслив, что зверя нельзя загонять в угол, подтолкнул в мою сторону плоскую коробку с нарисованной на ней простыми фломастерами замысловатой фигурой.
– Тебе, командир, – прохрипел он. Потом вновь задумался и добавил: – И Герасиму. На двоих. На сутки. Без добавки.
– Но…, – я хотел заметить, что командировочные выделялись всей команде, а не только лицам, имеющим в своем прошлом американские корни, но меня остановил Герасим, который со своего места мудрым храпом напомнил, что продукты питания ни есть самое главное в жизни. А вот поддержание боевой атмосферы в экипаже есть первоочередная задача любого командира подразделения "000".
В коробке сиротливо жались друг к другу две страшненькие булочки, в которых извивались тощие и сморщенные палочки недоделанной колбасы. 
– Ходидоди, – пояснил Боб, облизываясь. – Американская национальная пища. Запивается исключительно водопроводной водой. Всего две калории. Очень вкусно и питательно. 
Вкусные и питательные ходидоди выглядели так, словно это они должны были закусить мной, а не я ими.
– Я их помещу под медицинский реанимационный колпак, – бережно закрывая коробку, сообщил я. – Может получиться вернуть им нормальный вид?
Расположенный в задней части кабины медицинский спасательный реаниматор задвинул внутрь себя подставку с ходидодями, заурчал тоскливыми нотами и выдал на панель, что "живые организмы, представленные к рассмотрению, являются стопроцентно дохлыми" и настоятельно рекомендовал утилизировать натуральную отраву. Но Боб не позволил свершиться надругательству над национальной пищей и вырвал ходидоди прямо из горловины утилизатора. Естественно, что коробочка с двумя "стопроцентными дохлыми" нашла достойное место в сейфе янкеля.
– Ноги протянуть всегда успеете.
Пока второй номер занимался тщательным занесением приобретенных в магазине товаров в продуктовый реестр, я незаметно пробрался в багажный отсек. Здесь, под надежной защитой сверхнадежной системы охраны в холодильнике хранился неприкосновенный запас отечественных продуктов. С мстительной улыбкой сорвав именную пломбу второго номера, я изъял из хранилища две трехлитровых банки килек в томатном соусе и четыре буханки хлеба. Половину уничтожил не сходя с места, а оставшуюся часть, прокравшись в спальный отсек, засунул под подушку Геры. 
Мозг команды приоткрыл один глаз, кивнул, сказал: – Мм, – и накрылся с головой одеялом. 
– Знаю, что подсудное дело, – прошептал я в ответ, – но куда деваться? Родина далеко, а Америка вот она, под боком.
Вернувшись в кабину я застал Роберта Клинроуза за тщательным обтиранием гигиеническими салфетками околоротовой полости. Судя по запахам, которые наполняли кабину спецмашины, второй номер времени зря не терял.
– Настоящую колбасу жрал, – на ушко сообщила Милашка, которая была собрана на российских заводах и, соответственно, имела полностью российский менталитет. То есть не любила, когда кого-то принуждали кушать ходидоди, а сами в это время уламывали колбасу настоящую. От излишнего чувства справедливости на Милашке часто перегорали титановые предохранители.
Будь мы в России, давно бы Боба уволил без выходного пособия. Желающих пополнить доблестные ряды спасателей полно. И не таких жмотов, а настоящих ребят, знающих, что такое дружба и нормальные отношения в коллективе. Но, как уже упоминалось, за бортом Милашки расстилались бескрайние просторы Америки. И выгнать янкеля на улицу я не мог чисто по человеческим причинам. Пропадет он здесь. Сгинет. А без него мне назад в Россию дорога заказана. 
И Боб знает об этом и окончательно наглеет. Мало того, что приказы не выполняет, так голыми руками ходидоди из утилизатора таскает. 
– А что это, товарищ командир, у вас огонечки связи горят, а ничего не слышно? – Боб неожиданно возник за спиной, я не успел приготовиться и непростительно вздрогнул.
– Твои соотечественники эфир засоряют, – пробурчал я, возвращая обратно положенные кнопочки.
Динамики ожили и кабина наполнила чужой и непонятной речью.
– Так это база нас вызывает, – гордо пояснил Боб, в совершенстве владеющий родным языком. – Вот слышите, командир, – " фазе, мазе, лав ю бразе". Это база недовольна нашим радиомолчанием.
– Вот и ответь, если недовольна. 
Второй номер зажал в ладошках микрофон, театрально отставил ножку и проворковал что-то по-своему, по-американски:
– Commander russian machine весь во внимании.
Все дальнейшие переговоры сводились к тому, что Боб кивал головой и отвечал: – "О! Ес, беби. Комон, комон. О, щит! Ол райт! Сергееф фул, Сергееф мембер".
Милашка настойчиво мигала мне красной лампочкой индивидуального вызова, пытаясь сообщить нечто важное, но я полностью доверял второму номеру и ни во что не вмешивался. Не первый день в одной команде.
– Ну? Что хотят? – поглядывая в окошко и откровенно скучая, поинтересовался я. Сидеть без дела лучшему российскому спасателю надоело до чертиков. Душа и тело требовали настоящей работы. Например, спасти местный континент от стихийного бедствия. Или помочь бедному американскому народу стать на путь индустриализации и всеобщей грамотности. Мы ведь многое можем.
– База приказывает нам незамедлительно прибыть вот в эту точку сбора, – Боб ткнул пальцем в третий во втором ряду монитор, где Милашка вывела координаты, переданные базой. – Конкретно ничего не сообщают, но говорят, что дело серьезное и требуется наша помощь. Еще говорят, что нас там встретят и объяснят все подробности предстоящей операции.
– Давно бы так, – ладошки зачесались, предчувствуя настоящую работу. – Милашка, тебе нужны дополнительные указания? Тогда снимаемся и быстренько на помощь американскому народу.
Я стащил с шеи шнурок с ключами зажигания, вставил наисекретнейший и наисложнейший ключ в нужное место на панели управления и повернул его ровно на тридцать два с половиной оборота. Конечно, Милашка сама могла бы завестись, но у нас существовали свои традиции и правила. Командир должен лично завести спецмашину, согласно правилам эксплуатации спецмашины подразделения “"000"”. Для чего-то ведь нужны командиры.
Спецмашина подразделения "000", лучшая из всех когда-либо созданных человечеством спецмашин, не устану это повторять, как ни упрашивайте, ровно заурчала ядерными топками, самостоятельно сняла защитный экран, задвинула совмещенный с анализатором скорости дистанционный штрафователь и неторопливо выкатила из-за укрытия на трассу. Десять гусениц и шестнадцать колес автоматически нашли наиболее рациональное зацепление с отвратительным местным покрытием и Милашка, выпуская из восьми выхлопных труб большого размера белесую отработку, неспешно помчалась в нужном направлении.
– А почему без музыки и опознавательных знаков? – как можно бодрее спросил я.
– А перед кем выпендриваться? – бесцветным механическим голосом ответила Милашка, но один проблесковый маячок включила. 
Выпендриваться, действительно, было не перед кем. Улицы американского городка, по которым мы в данную минуту ехали, были практически безлюдны. Парочка местных мусоровозов, едва завидев громадину Милашки, испуганно свернули с дороги и скрылись в узких подворотнях. 
На выезде из города, дожидаясь разрешающего сигнала светофорного маяка, я заметил, как к нашей дорогой спецмашине метнулись из придорожных кустов несколько автоматических мойщиков лобовых стекол. 
В первый день нашего пребывания в Америке Милашка позволила таким же умникам заплевать себя какой-то едкой гадостью с верхней башни до покрышек. Вместо того, чтобы добросовестно смыть все это, мойщики в ультимативной форме потребовали предварительную оплату. Естественно, мы отказались. В результате потом вся команда в скафандрах высокой защиты целые сутки оттирала плевки.
Отпугнув автоматических мойщиков густой очередью из боковых спаренных пулеметов, Милашка, не дожидаясь разрешающего сигнала светофорного маяка, врубила повышенную скорость и вылетела из города с предельно возможным ускорением.