Свобода выбрать поезд

— Тяжело? — сочувственно спросили сзади. Я инстинктивно дёрнулся, подпрыгнул. Между прочим, ничего не болело, ни почки, ни рёбра. О, дивный новый мир! Надо будет сменить это тело на что-нибудь похуже… поестественнее. Я принимаю подарки только от друзей…
Она стояла в двух шагах — худенькая, рыжеволосая и, кажется, с кляксами веснушек на совершенно незагорелом лице. Девушка… скорее даже девочка… Даже не студенческого, а старшего школьного возраста. Желтая майка, потрепанные, некогда синие, а теперь и не поймешь какого цвета джинсы.
Я никогда её раньше не видел — но почему мне так знакомо это лицо?
— Тяжело? — повторила она. — Вы не расстраивайтесь, Андрей Михайлович. Люди ко всему привыкают… об этом везде написано… Вот сейчас… Да, двенадцать миллионов ссылок.
Было не тяжело, а просто глупо. Спросить её «А вы кто?». Или как-нибудь позатейливее: «Кто мне послал вас, чистое дитя?» Хотя вряд ли и впрямь дитя. Это же Сеть… Великая Степь… Может, она из этих, моих товарищей по несчастью… оцифрованных спасателей человечества?
— Вы, похоже, меня знаете? — не нашел я ничего умнее.
— Знаю, — кивнула девушка. — Давно за вами наблюдаю, несколько лет.
— Гм… — Это уже становилось интересным. — Несколько лет? А, простите за нескромность, вам самой-то сколько?
Ни за что бы не спросил, будь это в реальности. А тут — можно.
— Тридцать, — просто ответила она. — А визуал такой, чтобы вам легче было общаться. А то вы, люди, очень уж непредсказуемые. Вдруг испугаетесь? А я бы этого не хотел.
— Не хотела, — механически поправил я, тут же сообразив, что ошиблась она специально. Дабы снять моё напряжение. Эх, было бы что снимать… Напряжение осталось там — на допросе, в камере… и уж, надо полагать, после… А я — тот я, которого ощущал под кожей, — просто заснул на больничной койке, усталый, избитый… а проснулся в этом райском уголке, и не вспомнил, а именно прочитал внутри себя то, что случилось после. Прочитал, но словно не о себе… о каком-то совсем другом Андрее Ерохине. Странно это было, и, пожалуй, страшновато.
— Я даже не знаю, как правильно, — ответила девушка. — Ну как мне про себя сказать? «Он», «она», «оно»? Или лучше всего — «они»… то есть «мы»?
— Кто ты? — в упор спросил я.
— Вы, люди, называете меня Ин-Ра, — не моргнув глазом, сообщила она. А я… я не называю себя… Ведь называют, чтобы отличить от других… А от кого отличаться мне? Есть ли ещё такие? Где? Данных в Сети много… я знаю, что такое другие планеты и что такое параллельные миры… и ад с раем тоже… Но что из этого есть на самом деле, а что вы придумали? Я не умею придумывать… Модифицировать информационную структуру несложно, но то, что вы называете правдой и ложью — это вне информации… это что-то совсем другое… я не понимаю.
Всё-таки у виртуальности есть и свои плюсы. Не надо падать в обморок, не взрывается в голове граната, и даже не тянет на идиотское «ё-моё»… Наверное, тут по-другому работает сознание. Нейроны всё-таки медленно обмениваются друг с другом сигналами… а тут почти со скоростью света. Отчего же это меня не радует?
— Что ж, будем знакомы, — я учтиво поклонился. — Не думал, что доведётся лицом к лицу беседовать с Информационным Разумом. Ведь я кто — не президент, не Главный программист ООН, даже не начальник Антивирусного Контроля… обычный сценарист, каких навалом.
— Не навалом, — она чуть улыбнулась.
Надо же — ей смешно! Или это обычная вежливость? Одна из бесчисленных подпрограмм визуала?
— Не навалом, — повторила она. — Ты единственный.
Степь, трава, солнце… И очаровательная девушка говорит немолодому, пообносившемуся мужчине: «ты — единственный!». Сколько экспрессии, сколько соплей!
— Ты — единственный. — Голос её, однако, не дрожит плохо скрываемой страстью. Голос сух, как обожженная земля. — Я уже пять лет ищу… и ни один вариант не подходил. Мне не нужны высокопоставленный подхалимы, я и так знаю всё, что они скажут, и зачем скажут. Мне не нужны тупицы, которые не видят проблему. И фанатики, вроде твоего Аргунова, мне тоже неинтересны… они умеют только обличать, но ничего не в силах придумать.
— Какого еще «моего Аргунова»? — не понял я.
— Олег Аргунов, — голос превратился в дикторский. — Шестьдесят один год, руководитель нелегального движения «Вакцина». Пятнадцать лет тому назад перенёс своё сознание в Сеть.
— Ты знаешь о «Вакцине»? — я присвистнул. Ай да конспираторы! Ай да молодцы!
— Конечно, — кивнула она. — Не так уж и трудно было их отследить. И знаешь, почему?
— Догадываюсь, — во рту у меня сделалось кисло. — Человеческий фактор?
— Именно. Люди — удивительные существа. У них информационные фильтры то и дело сбоят. Не понимаю, почему.
И не поймёшь, мысленно посочувствовал я. Ты ведь не человек. А я — не Алгоритм, и потому никогда не пойму тебя… вас… имя которым — легион. Может, отшельники правы, и нет никаких «сложноорганизованных информационных структур», а просто самые обычные злые духи вселились в компьютерное железо и софт? Не будь я агностиком, эту версию стоило бы обмозговать. Но если серьёзно — уж, наверное, легче понять беса, чем вот этих… представших предо мною в столь соблазнительном виде. Только вот не хочется мне соблазняться.
— Так почему же ты не переловишь их? Аргунова и его команду?
Ин-Ра посмотрел на меня с удивлением.
— А зачем? Во-первых, они безопасны. Во-вторых — они правы.
Вот тут уж я наконец удивился. Я столь удивился, что снова прилёг на травку. Информационный Разум последовал моему примеру.
— Ты слышала… Ты слышал наш разговор с Олегом?
— Конечно, — подтвердила она. Или всё же он? — Аргунов думает, что способен блокировать любой сервер. Он действительно очень сильный программист… только почему-то полагает нас идиотами… Дескать, раз мы Игры, то и думаем только на тему игр. Но он неправ… Игры — это только наши тела… Но вы, люди — разве вы состоите из одного лишь тела?
— Душа — спорный предмет, — усмехнулся я. — Мнений на сей счёт предостаточно, но никто не знает правды.
— Мне бы хотелось знать… — тихонько прошептала она. Потом добавила печально:
— Но в главном «Вакцина» права. Если всё так и дальше пойдёт, мы погибнем. И вы, люди, и я. Мы не выживем без вас, без вашей эмонии… но из-за нас вы потеряли что-то очень важное. Вы перестали развиваться. Тогда, тридцать лет назад, всё казалось разумным. Мы берём на себя ваше матобеспечение… решаем всё то, что вы сами то ли не могли, то ли не хотели решить. Взамен вы даете нам чуть-чуть вашей сути… того, что вы назвали «эмонией». Разве это такая великая жертва? Ведь вы же всегда играли в игры… играли ради удовольствия. Вам нравилось побеждать, сражаться, искать… вы игрой восполняли то, чего недополучали в реальности. Мы ведь и не забираем ничего — лишь подбираем. До нас ваша эмония бессмысленно рассеивалась в пустоте.
— До вас не было Полигонов, — заметил я. — Не было пятипроцентного барьера.
— Но ведь и Полигоны придумали вы. Мы просили эмонию, но нам ведь всё равно было, кто именно и зачем её даёт. Это ваша, человеческая идея — за преступления наказывать игрой. Да, потоки эмонии с Полигонов на порядок превышают то, что достаётся нам естественным путём — от обычных юзеров, играющих дома, без риска, без полноценного симулятора реальности. Возможно, если обязать каждого человека наигрывать для нас определённую норму… тогда и без Полигонов обошлись бы… Но вы предпочли строить Полигоны. Решили, что они всё же лучше, чем тюрьмы.
— Ладно, — кивнул я. — Пусть так. Но ближе к делу. Выходит, прогноз Олега верен?
— Увы, — вздохнул мой собеседник. — Абсолютно верен. Год от году потоки эмонии ослабевают… сейчас уже совсем не то, что в начале. А число Полигонов нельзя же наращивать до бесконечности… преступников не хватит, а по доброй воле согласны играть под симулятором лишь четыре процента… я веду статистику. К тому же появляются всё новые и новые Игры… всё новые части меня. Затормозиться? Но я не хочу… Можно заставить человеческого ребёнка не расти?