День без смерти (сборник)

Клоб трусливо прошмыгнул мимо и побежал, слыша за спиной какие-то малопонятные ругательства.
На улице он едва не затоптал процессию полосатых, покрытых длинным мехом гусениц, во главе которой шел Чрезвычайно важный дятел. Поневоле сбавив, ход, Клоб стал оглядываться, выискивая знакомые ориентиры.
Так, все верно. Вот шарманщик с побитой шарманкой. Несомненно — совершенно знакомый. И шарманка у него та же, как и жалостная песня: “Жили-были три бандита”.
Потом книжный киоск, все полки которого были заставлены “Справочником по ремонту швейных машин”. В киоске сидела толстая неопрятная продавщица, отгородившись от всего окружающего “Современным бушменским детективом”.
Потом — спортзал, на одной из колонн которого белел листок с объявлением: “Открыт набор девушек в секцию борьбы за жизнь по системе “Принимаю окружающий мир таким, как есть, не забывая, что он такой до тех пор, пока является таковым в моем сознании, значительно расширенном именно такими методами, которые приводят к таким же результатам”.
Тут Клоб нырнул во второй проходной двор, промчавшись сквозь него, ворвался в арку, благополучно ее миновал и очутился на следующей улице, где наконец и увидел свой дом.
Осторожно проскользнув в темноту подъезда, Клоб стал крадучись пробираться по лестнице, нащупывая в кармане ключ…
Да так и замер.
Площадкой выше разговаривали двое.
И тут же Клоб почувствовал, что какая-то опасность прячется в темноте подъезда. И даже не сама опасность, а так, некий намек на нее.
Хулиганы?
Тут Клоб себя пожалел. Хотя и понимал, что жалеть в общем-то нечего. Кто он? Маленький человечек, ничем не отличимый от тех сотен муравьев, исчезающих каждый день, не оставив после себя даже воспоминаний, а только ощущение, что здесь, на этом месте что-то было. Вроде бы — живое. Но вот оно исчезло, и невозможно вспомнить — что.
Правда, может быть, он отличался от других умением делать слова?..
И некоторое время, стоя на пыльной лестнице, он цеплялся за эту мысль, хорошо понимая, что без нее не было бы надежды. А наверху говорили и говорили. Клоб понял, что искусство делать слова — не такое уже большое достоинство.
Осознав все это и прочувствовав, что стал пустым и безвольным, он двинулся наверх, мечтая, чтобы все побыстрее кончилось. Но тут появилась злость и напомнила, что в кармане у него что-то лежит.
Точно, там была металлическая расческа с длинной, тонкой и острой ручкой. Он сжал ее и пошел наверх, но тут же задел носком ботинка пустую бутылку, и та, со звонким шорохом прокатившись по бетонной ступеньке, упала вниз и разбилась.
Клоб замер и прислушался.
Хулиганы разговаривали.
— А это что? — спросил сиплый, прокуренный голос.
— А так… Вот тут нажмешь — он и сработает. Как надо сделает. А? Как надо… И план у нас сразу даже выше, чем думали, чем объявляли, на что можно было надеяться. Словил? А? — радовался кто-то тонким голосом.
— “А-а!” — передразнил прокуренный. — Тебе бы “а-а”, а объект не появляется. Вот скотина. И чего это он? Ведь всегда же приходил вовремя. А сейчас, когда вдруг понадобился, — нет его. Ведь время выходит. Вот что. Где же он, идиот… Ну ничего. Даже если он кое-что заподозрил, мы его достанем.
Теперь Клоб шел почти не таясь, думая о том, что предстоит… Так, обычное дело. Рулетка. Пан или пропал? Они тебя или ты их?
Мешало только чувство сожаления. Вот ведь, была же самая обыкновенная жизнь… Да, может, не яркая, и событий было маловато, но зато не надо особенно думать — все известно заранее. А теперь же он падал в неизвестность — стремительно, неудержимо.
Ступеньки кончились. Он повернулся и увидел площадку. Здесь имелось окно, в которое проникал скудный свет, и это давало возможность разглядеть мужчину с огромной мясорубкой в руках. А из-за его спины выглядывал кто-то, почти совершенно скрытый в полутьме. Виднелись только меховая шапочка, круглые любопытные глаза и остренький носик.
— Ну, иди сюда, — сказал мужчина и взял мясорубку поухватистей. Тот, кто прятался за его спиной, сдавленно захихикал.
Во рту у Клоба пересохло, он шагнул вперед…
Этажом выше открылась дверь. На лестницу хлынул свет. Нетрезвые голоса затянули:
 
 
И тут она ему сказала,
 
ко мне, сердечный, не ходи!
 
 
Сквозь это пение прорывался чей-то бас: “А мы по-простому… Раз вы для нас ничего делать не хотите, то и мы совершенно ничего…”
Человек с мясорубкой заметался, пытаясь запихнуть ее в клеенчатый футляр. Женщина, теперь ее хорошо было видно, вдруг подпрыгнула, мгновенно уменьшилась и исчезла в кармане его плаща.
А на лестнице уже виднелось множество ног. Штиблеты и импортные кроссовки, белые лодочки и чулки-сапоги на платформе надвигались на владельца мясорубки.
И тот перепугался еще больше и, судорожно замотав свое снаряжение в футляр, сиганул по лестнице вниз. Клоб еще успел посторониться.
А потом ему в лицо шибануло портвейном, “шанелью”, сивухой, тройным одеколоном, шашлыками по-карски, ливерной колбасой и ананасами.
Все эти запахи, к своему удивлению, Клоб уловил и разложил по полочкам. Но зато те, кто прошел мимо него, слились в какую-то пеструю, кричащую, лопочущую, визжащую’ массу, которую невозможно было расчленить на составляющие части. Она пронеслась, отшвырнув его к самой стене, и ринулась вниз.
Клоб успел заметить только ночной горшок на тоненьких ножках, из которого торчал стебелек ромашки. Горшок перепрыгивал через две ступеньки, прилагая бешеные усилия для того, чтобы успеть за своим хозяином.
Некоторое время топот удалялся, потом хлопнула дверь подъезда и наступила тишина.
И только тогда, прижимаясь лопатками к надежной и холодной стене, Клоб почувствовал, что рубашка у него на спине мокрая. Он расслабился, сунул расческу в карман и на ватных ногах пошел к своей квартире…
Закрыв дверь и привалившись к стене, Клоб вслушивался. А не скрывается ли вквартире что-нибудь опасное?
Но нет, все вроде в порядке.
Повесив пальто в шкаф л мягко ступая по облезлому ковру, он прошел к зеркалу. Терпеливо подождав, пока отражение закончит чистить ногти и обратит на него внимание, махнул рукой.
Отражение вздохнуло и, сокрушенно покачав головой, передвинулось ближе. Встав, как положено, оно еще раз вздохнуло и стало принимать облик Клоба. Секунд через десять контуры отражения стали четче, и оно даже попыталось копировать движения Клоба, правда, довольно вяло.
Если верить отражению — он выглядел еще неплохо и даже мог кое-кому понравиться. Особенно эти пышные, моржовые усы! Ах, бедные дамы, эти усы вас погубят! Ах, ах… Ну ладно, хватит…
Он прошел на кухню и сделал несколько бутербродов. Потом кинул домовому за батарею кусок сахара, а тот высунул голову и пожаловался на соседа, который “увел у него мировую подругу”, причем лишь благодаря умению танцевать брейк.
Посочувствовав, Клоб посоветовал сейчас же приступить к освоению этого престижного танца и, вынув из холодильника бутылку молока, белую булку сел ужинать.
Дожевывая последний кусок, он немного погулял по потолку, размахивая руками для улучшения пищеварения, потом, опустившись в продавленное кресло, задумался о том, какой сегодня был отвратительный день. Сначала старуха, потом хулиганы… И что это за жизнь такая пошла?
Он думал об этом и думал, а потом прикрыл глаза и тотчас же увидел что-то похожее на… Нет, дождем это быть не могло. Разве может он падать такими удивительными струйками, которые переплетаются, схлестываются в узелки и, дрожа и переливаясь, поднимаются вверх?
А память уже подсказывала, что это не дождь, это все, что накопилось за недавнее время. Чувства, мысли, образы — были здесь. Ужас и отчаяние, страх и надежда, злость и жалость к себе. Все это было здесь, и стоило только протянуть руку, ухватив нити, и сплести их в единое целое.
Он торопился, очень торопился. Пальцы не слушались, нити легко обрывались, но, несмотря на это, через полчаса на столе лежало свежее, абсолютно готовое слово. Затвердевая, оно слегка подрагивало, рассыпая по сторонам веселые, голубые искры.