Осторожно, женское фэнтези. Книга 2 (СИ)

Я представила себя… нет, не себя, просто девушку с распоротым горлом, лежащую на ковре в приемной ректора. Представила, как он увидел бы ее, выглянув на шум. Тут уж точно не станешь сверять рост, да и забрызганного кровью лица не разглядишь — только светлые волосы, тонкую фигурку и кровь, много-много крови.
Оливер сильный, а в жизни случаются трагические совпадения…
Но потом он увидел бы убийцу. Или еще одно тело на полу.
— Понимаю.
Мой ответ прозвучал неожиданно спокойно, и руки, когда я сняла вспенившийся кофе с огня и перелила в чашку, не задрожали. В конце концов, мне всего лишь оцарапали шею. Я даже испугаться толком не успела. Я не истекала кровью на хирургическом столе, и не сходила с ума под дверью операционной в страхе за жизнь родного человека… не в этот раз…
— Продолжим разговор попозже, мисс, — сказал инспектор. — Схожу, посмотрю, как там…
— Хорошо.
Хорошо — продолжим. И «там» тоже все хорошо.
Я положила в кофе сахар, размешала и поставила чашку на стол. Сходила в кабинет леди Пенелопы. Она куда-то отлучилась, но в шкафу обнаружился кусочек утреннего пирога и плитка горького шоколада, презентованная, очевидно, кем-то из пациенток. Подумав, что наставница не будет возражать, взяла и то, и другое и отнесла к Грину, оставила рядом с кофе.
Самого доктора я увидела, когда уже выходила из его кабинета. Вернее, сначала почувствовала, несильно, издали… Оливер говорил, что маг не ощущает откат от своих чар настолько болезненно, как попавший под возвратную волну посторонний. Говорил, что поскольку негативная энергия так же несет частицу силы создававшего плетение человека, его организм реагирует на нее не так остро… Хотелось бы верить. Потому что в противном случае вернувшийся из операционной Эдвард Грин должен был чувствовать себя хуже некуда.
Заметив меня, он остановился в конце коридора, не рискуя приблизиться. Стоял, заложив руки за спину, склонив к плечу голову. За окнами уже сгустились сумерки, а освещение в служебных помещениях лечебницы не очень хорошее, но я и так знала, что доктор сейчас мертвецки бледен, темная щетина лежит пыльным налетом на впалых щеках, покрасневшие глаза блестят от усталых слез, и еще сильнее обозначилась горбинка на тонком, хищно изогнутом носу…
«Ваш кофе готов», — мысленно сказала я ему, кивнув на открытую дверь кабинета.
«Все-таки вы идиотка», — наверное, подумал он.
К прерванному разговору, как и обещал инспектор, мы вернулись. Но сначала пришла от своих рожениц леди Пенелопа, заварила мне большую чашку чая на травах и поставила на стол чудом не найденное мною, а потому не доставшееся Грину печенье. Пока остывал чай, достала салфетку и пузырек с какой-то маслянистой жидкостью и в прямом смысле стерла с моего лица и шеи саднящие полоски порезов.
— Хорошенькой девушке ни к чему хранить такие воспоминания, — сказала она.
Никаких ахов и вздохов, ненужных причитаний, даже жалость во взгляде, которую я то и дело отмечала в последнее время, ей удалось спрятать. Впрочем, я в любом случае не устроила бы истерику.
Потом подошел Крейг. Наставница сварила ему и себе кофе. Себе налила со сливками, инспектору щедро плеснула в чашку бренди.
Так, под видом милого чаепития, мы и обсуждали сегодняшнее происшествие и дела давно минувших дней. Вернее, одно давнее дело, имевшее прямое отношение к случившемуся. Тайной, как было мне сказано ранее, это не было. Просто забылось с годами, хоть сразу и наделало немало шума.
Вирджиния Райхон — сестра Оливера — никак особо не проявила себя во время учебы, и сейчас о ней никто в академии не помнил бы, если бы не брат и не трагическая история ее смерти, которой предшествовала в общем-то банальная история жизни. Джинни, как называл ее инспектор, была на одиннадцать лет старше брата, но, несмотря на такую разницу в возрасте, по словам того же Крейга, они были очень близки. Неудивительно, учитывая, что их мать умерла вскоре после рождения Оливера, а отец занимал в те времена ответственный пост в министерстве и не мог уделять достаточно внимания сыну, оставив это нянькам и не по годам умной и серьезной дочери. Даже во время учебы в академии она срывалась домой при каждой возможности, чтобы повидаться с братом. А в последний год умненькая и рассудительная Джинни, от которой никто не ожидал подобного, влюбилась в сокурсника и скоропалительно вышла за него замуж. Отца она поставила в известность об этом постфактум, так как понимала, что согласия на брак с выходцем из низов, к тому же не лучшим образом зарекомендовавшим себя в академии, родитель не дал бы. По воспоминаниям Крейга, который, казалось, знал и помнил каждого на его веку учившегося или работавшего в академии, Лесли Адамс отнюдь не был воплощением людских пороков и коварным соблазнителем, он был рвачом. Слабенький маг-теоретик, с горем пополам набиравший необходимый для получения стипендии балл, не мог рассчитывать на сколь-нибудь удачную карьеру после окончания учебы, а потому, когда судьба в лице Джинни Райхон улыбнулась ему, он ухватился за шанс на безбедное будущее обеими руками. Отец новоиспеченной миссис Адамс, хоть и не был счастлив такому зятю, лишать дочь обещанного приданного не стал и от дома не отказывал, лишь предупредил, что всегда рад ей, но не ее супругу. Вирджиния отреагировала предсказуемо: разругалась с родителем и уехала с мужем в его родную глухомань. Несколько лет они, как говорят, даже были счастливы: денег хватало, родился сын. А после начались проблемы. Какие — никто тогда доподлинно не знал. Вирджиния не жаловалась даже брату, с которым продолжала поддерживать теплые отношения и активную переписку, и приезжала неоднократно в академию, чтобы, по словам инспектора, «вправить братцу мозги». А когда Оливер, твердо ставший на путь истинный, окончив аспирантуру, уже преподавал в академии, Джинни после долгих лет ссоры вдруг решилась обратиться к отцу. Попросила того принять их с сыном на время. Объяснила это тем, что у маленького Джереми обнаружился дар, а в провинции нелегко найти учителей. Лорд Райхон, уставший от затянувшейся размолвки, с радостью согласился и принял внука. Вирджиния должна была приехать вслед за сыном, только хотела сначала встретиться с братом, якобы тоже по вопросам обучения начинающего мага. Но все оказалось намного серьезнее.
Инспектор не вдавался в подробности, но, если коротко, Лесли Адамс ввязался в какую-то сомнительную аферу и мало того, что задолжал большую сумму «серьезным» людям, так еще решил их обмануть. Кинуть, как говорят в моем мире. А методы у «серьезных» людей во всех мирах одинаковы. И дело было уже не в возвращении долга, а в том, чтобы утвердить свою власть, наказать показательно обманщика и его близких, чтобы другим неповадно было. Лесли Адамса повесили на крыльце его дома. Вирджинию нагнали уже в Ньюсби, городке в десяти милях от академии. Оливер не успел на встречу с сестрой всего на несколько часов.
— Тех, кто это сделал, нашли? — спросила я, когда инспектор закончил короткий и бесстрастный как полицейский рапорт рассказ.
— Официально — нет, — ответил он, посмотрев на меня обоими глазами одновременно.
Затянувшуюся паузу нельзя было назвать ни неловкой, ни напряженной: просто молчание, когда все уже сказано, и нет нужды что-либо добавлять.
— Ну, что вы такое говорите, мистер Крейг, — всплеснула руками леди Пенелопа. — Так Элизабет еще подумает невесть что.
Почему — невесть? Элизабет подумала вполне конкретные вещи, и что-то подсказывало, что в выводах она не ошиблась. И они, эти выводы, совсем ее не испугали и не оттолкнули.
— Милорда Райхона… Оливера вообще не было тогда ни в Ньюсби, ни даже в академии, — продолжала меж тем наставница. — Он уехал сразу же в столицу, к отцу. Взял бессрочный отпуск. Нужно было организовать похороны, позаботиться о племяннике. Мальчик остался один в неполные тринадцать — опасный возраст, переломный период для формирования личности и дара. Нельзя было оставлять Джереми без присмотра. И старый лорд Райхон сильно сдал после того, что случилось с дочерью. Оливер был при нем практически неотлучно, пригласил опытных целителей, но — увы… А то, что писали в газетах о тех жутких случаях, о каких-то странных смертях, вроде как не совсем естественных, — так это все передел власти, обычный в бандитских кругах. Такие люди ничем не гнушаются, хоть бомбами, хоть запрещенными артефактами. Полиция даже влезать в это не стала: меньше грязи на улицах. Верно, инспектор?