Попутчик, москвич и водитель (СИ)

Небесный ад закончился также неожиданно, как и начался. К этому времени у меня уже не было никаких сомнений, что умру я не от нечеловеческих побоев или кровоизлияния в мозг и даже не от попадания этой вязкой жидкости в организм, а совсем от другого. Мне суждено сдохнуть от воспаления легких, в том случае, конечно, если от них ещё что то осталось, так как дышал я с большим трудом, иногда присвистывая и хрипя, а перепад температур моего тела и воды, по ощущению, достигал ста градусов. Ясно одно, выжить после всего, что со мной произошло этой ночью не удастся при любом раскладе, в этом я твёрдо уверен. А что, разве на это нет никаких веских причин?
В битве за жизнь, несмотря ни на что, я оказался победителем. Стихии не удалось меня ни сломать, ни довести до отчаяния, от которого иногда сходят с ума и тем более не получилось лишить жизни, за которую я держался всеми доступными способами в течении почти целой ночи. Сморило меня, скорее всего, ближе к концу тёмного времени суток, потому что, когда первые солнечные лучи, яркой вспышкой ударили по закрытым глазам, мне казалось будто бы я не спал вовсе.
Наступающий день встретил всё в той же клетке, на том же самом, но уже практически сухом, месте. Не зависимо от того, что ночь прошла достаточно беспокойно и тело моё было покрыто толстым слоем высохшей грязи, превратившейся действительно чуть ли не в цементный раствор, чувствовал себя великолепно. Не терпимо, не хорошо, а именно великолепно. От былой боли не было и следа, и это показалось мне очень странным. Возможно такой эффект дала ночная гимнастика, делать которую приходилось под проливным дождём, а может быть грязь в этом месте лечебная и меня специально сюда поселили, чтобы побои быстрее зажили?
Размышления о том, что на самом деле повлияло на моё самочувствие, были безжалостно прерваны резким рывком за верёвку, так и продолжавшую стягивать мои затёкшие запястья. Человек сделавший это подтянул меня к самому краю стены, словно тряпичную куклу и начал распутывать тугой узел. Одновременно с этим у него получилось перевернуть моё тело с правого бока на грудь, на которой я не лежал уже очень давно. Изменив позу получил такое наслаждение, которое можно было сравнить лишь с освобождением рук от смертельного захвата, давившего на них всю ночь. Я был так благодарен незнакомцу, совершившему такой благородный поступок, что даже когда он, вытянув меня из каземата, пинками под рёбра заставил встать на ноги, не изменил своих чувств по отношению к нему. Тем более этот странный тип, бросив мне под ноги кожаный передник с завязками по бокам, тут же покинул меня, так и не проронив ни слова. Подняв валявшийся на земле предмет, я обнаружил, что передник, при наматывании его на бёдра, легко трансформируется в юбку, точно такую же, какие видел вчера на рыбаках, умело ловивших рыбу в загоне. Уже примеривая на себя выданную одежду, машинально бросил взгляд на фигуру уходящего дарителя. Его зад туго обтягивали сильно потёртые, кожаные шорты, грубого покроя, вызвавшие у меня неподдельную улыбку и весёлые мысли. Странное всё таки существо человек, ещё несколько часов назад я собирался умирать, а сейчас смеюсь, можно сказать без повода. И было бы из-за чего. Ну подумаешь вспомнились жёлтые штаны, из старого советского фильма, которыми, при случае, можно было козырять, как пропуском в высшее общество, ну и что? Увидел бы меня сейчас кто нибудь из знакомых, вот где смеху было бы. Выгляжу то я действительно довольно комично и дело не только в юбке, закрывшей от посторонних глаз грязные плавки. Моё тело, во всяком случае там, куда достаёт ещё немного похмельный взгляд, представляет из себя нечто среднее между общипанной курицей, серо-кровавого цвета и лохматой кошкой, нечаянно искупавшейся в придорожной луже. Оно основательно покрыто слоем засохшей грязи, превратившейся в неотделимую его часть на груди и ободранных коленях. Достаточно сильно, во всяком случае внешне, покалечено, о чём свидетельствует синевато розовый оттенок, в тех местах, где земле не удалось закрепиться, а волосы на голове, представлявшие из себя до сегодняшнего дня привлекательный русый ежик, так и вовсе временно отсутствуют. По моим ощущениям на том месте, где они произрастали, сплошная корка из какого то природного материала, содрать которую даже и не стоит пытаться. Первая же попытка сделать это чуть было не оставила меня без скальпа. Лицо, надо думать, тоже не в лучшем состоянии, те крупные комья грязи, которые удалось с него соскоблить, навряд ли делали его хуже, чем оно выглядит сейчас, но ходить с кусками земли на физиономии ещё противнее, нежели с кровоподтёками и отметинами, оставленными чужими кулаками.
Сообразив, что выгляжу не очень, посмотрел чуть дальше собственного носа. Увиденное дало надежду на то, что не всё так плохо, как можно было бы себе это представить. Люди, мирно ходившие неподалёку, может и были чище, менее ободраны, поцарапаны и надо прямо сказать избиты, чем я, но от меня отличались не очень сильно. Выходит, вчерашний бой без правил и ночная борьба с трудностями природного характера, пошли мне только на пользу. Останься я в том виде, в котором был до встречи с разумными, ну или очень похожими на них, то представляю, как бы смотрела на моё, цвета парного молока с красными подпалинами, тело, эта толпа натренированных мужчин с тёмно коричневым загаром. Даже представить страшно, какие ассоциации в их явно необременённых интеллектом головах мог вызвать такой индивидуум, как я. Ржали бы надо мной без остановки или того хуже, причислили бы к касте каких нибудь меньшинств, если конечно они знают, что это такое.
Анализировать, что для меня лучше, а что хуже, долго не получилось. Тычок в спину, заставил прервать это занятие и обернуться в ту сторону, откуда он был нанесён. Злобное чудовище в шортах, с толстой, грязной палкой в мускулистых руках и одновременно с этим, с аккуратно подстриженной бородой и усами, цвета зрелого подсолнуха, предстало передо мной во всей своей красе. Бесцеремонно разглядывать себя оно долго не позволило. Стоило мне задержать взгляд на серых, без преувеличения скажу, очень умных глазах аборигена немного дольше, чем это делают в приличном обществе, как из его гортани посыпались слова, никак не желающие складываться в предложения, в моей побитой голове. Впрочем и того, за что зацепилось моё увеличенное в размерах ухо, было достаточно, чтобы дойти до сути высказанных претензий.
- Ты! ... шлепок коровий! Чего... своё рыло! Тебе говорю... не мытое!
Чего же тут не понятного? Обидно, конечно, слышать такие слова в свой адрес, но с той частью, что до меня дошла, пожалуй, соглашусь. Не мытое, страшное и гнусно пахнущее существо, лучшего, в данный момент, по отношению к себе, наверняка не заслуживаю. Но даже несмотря на это, я всё же попытался вставить в монолог грозного мужчины пару слов в свою защиту, только помогло это мало. Возможно он не понял меня, а может его склочный характер не выносит возражений, но человек с дубиной стал орать ещё громче, а в порыве гнева даже несколько раз плюнул в мою сторону, пытаясь плевком попасть точно в лицо. К моей радости он промахнулся в обоих своих попытках, но заставить заткнутся меня, ему всё же удалось, пускай и другим действием. Человека, всю ночь балансировавшего на гране между жизнью и смертью, громким криком и слюной не очень запугаешь, да и на работе приходилось сталкиваться с более неуравновешенными людьми, и я бы без сомнений попробовал ещё разок за себя заступиться, но тут произошло такое замечательное событие, после которого все мои возражения были бессмысленны и прозвучали бы, как жалкий лепет. Из уст оравшего на меня гражданина, одетого в шикарные кожаные шорты, обрушилось такое количество родных слов, знакомых любому человеку, когда либо проживавшему на территории российского государства, что попытка чего то противопоставить им была обречена на неудачу ещё в зародыше. Слушая отборный мат, сдобренный ранее не слыханными переливами, я пытался прикинуть, хотя бы приблизительно, куда же это меня занесло, в какие века и столетия? Но память, подвергшаяся, как и всё остальное, непривычным испытаниям, работала плохо. Она, то и дело, выдавала информацию о зарождении "всеми любимых слов" совсем в другое время, мало чем похожее на доставшуюся действительность. В голове выскакивало предположение о том, что русский мат вошёл в обиход лет двести или триста тому назад, в том виде, который мне известен, не раньше, а здесь явно век десятый на дворе, если судить по внешним признакам местных жителей. А если к этому прибавить странный, излишне тёплый и влажный климат, добавить к нему наличие некоторого количества крепких и увеличенных в размерах птиц, зверей и насекомых, то я даже представить боюсь какой год сейчас, на самом деле, в этом месте.