Мой личный пейзаж страха (СИ)
На стол перед нами с грохотом падает средней толщины папка, заставляя вздрогнуть. Макс кивает Эрику:
- Личное дело нашего доморощенного шпиона. Сейчас будем вникать, как он докатился до такой жизни. Тебе же, Карми, спасибо за бдительность. Твоя задача – найти этого юнца, договориться о времени встречи, а потом сообщить эти данные Эрику. Исключительно ему одному, подчеркиваю! Нам слухи пока что не нужны. Найдешь Эрика, где бы он ни находился, и передашь лично. – И, кивнув в знак благодарности, закончил, – выполнять.
Встаю и иду к двери, чувствуя, как от последнего предложения Макса меня, только-только начинающую успокаиваться, вновь начинает трясти. Найти, где бы он ни находился. Спасибо, Макс. Знал бы ты, что мне приходиться переживать при попытках найти твоего обожаемого Эрика.
- Карми, – окликнул меня Макс почти у самых дверей, – со всеми вопросами в будущем подходи сразу к своему командиру, – кивок в сторону развалившегося на стуле молодого Лидера, – он все решит.
То есть ни один мой вопрос решен не будет. Еще раз спасибо, Макс. Закрываю дверь, прилагая неимоверные усилия, чтобы не шваркнуть ею со всего размаха. Последнее, что вижу – это довольное, улыбающееся невыносимой змеиной улыбкой лицо Эрика, смотрящего мне вслед взглядом победителя.
Надо найти ребят и вместе пойти на обед – оставаться сейчас одной будет слишком губительно для моей психики. Мысли о еде вызывают отвращение, но поесть надо, ведь физические тренировки во второй половине дня никто не отменял. И где прикажете искать Алана? Как раз-таки, будет подозрительно, если я сама прибегу к нему и буду настаивать на свидании. Тут он точно насторожится, ведь актер из меня еще хуже, чем из него.
До столовой идти минут десять, и быстрая размеренная ходьба по коридорам фракции дает время подумать над сложившейся ситуацией. Про Эрика думать совсем не хочется. После всего случившегося меня терзает только один вопрос – тот ли это был мужчина, с которым я познала радость первой в жизни эйфории от секса? Как в одном человеке может быть одновременно столько нежности и жестокости? Как это возможно быть сначала чутким и внимательным, а буквально через несколько дней грубым и беспощадным?
Все, хватит о нем, буду думать о поставленной задаче и об Алане. Но и тут становится невыносимо горько и грустно – благодаря мне этот неплохой, наверняка, молодой парень, может лишиться всего – друзей, должности, фракции. И, я это прекрасно осознавала еще перед тем как идти к Эрику, жизни. Но он точно связан с изгоями, напавшими на нас, а, значит, является одним из звеньев цепи, на конце которой находится Кэти. Милая, родная, такая всегда острая на язык Кэтрин Эванс, готовая в любой момент беззлобно посмеяться над собой, надо мной и надо всем безжалостным миром вокруг нас. Как ты там, какие мучения тебе приходится пережить? Этого, пусть и ничтожного, шанса помочь подруге я упустить не могу. Именно эта призрачная надежда навести Бесстрашных на нужный след и дала мне смелости обратиться напрямую к Максу, и, под презрительным взглядом Эрика, выложить все как есть, подписав, возможно, Алану смертный приговор. Поглаживаю рукой запястье, обвитое словно браслетом буквами татуировки. Verae amicitiae sempiternae sunt – «истинная дружба вечна».
В шумной столовой, как всегда, полно народу, звучит громкая музыка и доносятся вкусные запахи, от которых меня, в моем взвинченном состоянии, начинает все же немного мутить. С облегчением замечаю, что наши ребята еще обедают, сидя за одним столом и периодически взрываясь веселым хохотом. После пейзажей страха чувство юмора – единственное оружие против перспективы сойти с ума.
Но не успеваю я дойти до их столика, как меня перехватывает Алан собственной персоной, судя по всклоченному виду, бежавший за мной от начала столовой.
- Карми, привет! Какая неожиданная встреча!
И правда, неожиданность-то какая! Мы же чисто случайно с тобой последнее время по тридцать раз на дню пересекаемся.
Натягиваю на лицо самую разлюбезнейшую из своих улыбок и добавляю радости в глаза. Держись, Кэти, очень надеюсь, что помогаю тебе сейчас.
- Привет, Алан! Рада тебя видеть! Куда сядем?
Стандартные тренировки после обеда напрягают мышцы и тело, но в голове все равно не перестают крутиться тревожные мысли. Кэти, Алан, да и мое безрадостное будущее под началом Эрика – есть, о чем подумать. Плюс ко всему, дело идет к вечеру, тренировка к завершению, а Эрик так и не пришел к нам в зал, на что я втайне надеялась. И что прикажете делать? Идти в комнату под номером сто? Никогда в жизни. В крайнем случае, смеюсь я про себя, встану на улице у здания Бесстрашия и буду орать секретную информацию на все Чикаго. Интересно, много я успею выболтать до пули в лоб?
Не успеваю мысленно дорисовать картину своего прозябания и красивой смерти под Лидерскими окнами, как, к моему огромному облегчению, его высочество само вваливается в зал, с традиционной хищной улыбкой оглядывая мгновенно напрягшихся неофитов. Я стою в самом дальнем углу и, стараясь не поддаваться всеобщему оцепенению, упоенно боксирую грушу, нанося серии быстрых ударов. Костяшки на руках сбиваются в кровь, а проклятый снаряд даже не двигается с места. Краем глаза слежу за Лидером, медленно переходящим от одного новобранца к другому и раздающим советы, оскорбления и тычки. Пожалуйста, начни двигаться ко мне, прошу я, мысленно смеясь над собой. Дожила, Эрика жду не дождусь. Но лучше я передам ему информацию о встрече сейчас, чем потом искать по всей фракции.
Мои молитвы были услышаны, ибо траектория движения командира ясно дает понять, что последней в его списке лидерских наставлений буду я. Тем легче моя задача, а уж пять минут его присутствия я потерплю. И не такое терпела.
Первым из-за спины чувствуется пряный, чуть сладковатый запах трав и цитруса, являющийся неизменным спутником Эрика. И теперь ассоциирующегося только с унижением и болью. Сглатываю мгновенно сковавший горло комок, и, попытавшись сосредоточиться и не поддаваться злости, наношу классический удар по груше.
- Смотреть противно, – звучит сзади презрительный голос, продолжающий дальше с уже привычной насмешкой, – хуже твоих ударов по груше только самооборона ножом.
Очень, блин, смешно. Сжимаю зубы и молча продолжаю удары, не обращая на него внимания. Такое пренебрежение Эрику не по нраву, поэтому он хватает меня руками за талию, и, слегка развернув тело относительно груши, бьет носком ботинка по стопе, заставляя принять более правильный, на его взгляд, упор ногами.
- Бей грушу, а не толкай! Наносишь удар и мгновенно возвращаешь руку обратно, готовишься к следующей серии, – громко, явно играя на публику, говорит он мне.
- Руки убери, – шепчу я.
- Рот закрой, – получаю такой же тихий ответ.
- Как же я тебя ненавижу! Чем больше думаю, тем больше ненавижу! – шиплю я, пытаясь незаметно освободиться из захвата его ладоней.
- Судя по всему, думаешь ты обо мне часто, – самодовольно хмыкает Эрик, убирая наконец руки, и, резко переключаясь, спрашивает, – ну что, во сколько?
- В восемь. Зал для метания ножей.
- Отлично. Может, наконец, научишься их держать.
Вместо ответа сильнее бью по груше, отлично представляя себе вместо гладкого прорезиненного бока надменное лицо Лидера.
Глубоко выдохнув перед железной дверью, давным-давно забывшей, что такой свежая краска, медленно захожу в зал с мишенями. Он абсолютно пуст, что в это время не удивительно. В восемь вечера народ предпочитает тусоваться в Яме, как раз там сейчас не протолкнуться.
Медленно захожу, бросая быстрый взгляд на зеркало, тянущееся во всю длину стены. Аж дрожь пробирает от ощущения внимательно следящих за мной стальных глаз. Ведь, наверняка, он уже там, занял первый ряд в партере тренерской каморки в ожидании начала представления этого театра абсурда. И мне в этом театре отведена главная роль – роль марионетки, которую Лидеры равнодушно дергают за ниточки, ничуть не беспокоясь о мнении не имеющей права голоса куклы.