Кинжал с красной лилией
Анжело Росси принялся ее успокаивать, обещая, что очень скоро она будет лежать в самой лучшей кровати, а Лоренца, смущенная бестактностью тетушки, попыталась извиниться за нее, сославшись на тяготы путешествия. И тут же услышала гневный голос:
— Не смей вмешиваться! Знатные дамы не нуждаются в мнениях юниц вроде тебя! Тебе бы на коленях меня благодарить за то, что я пошла на невыносимые страдания, чтобы ты явилась сюда по-человечески, а не в качестве «посольского багажа» сьера Филиппо.
Щеки девушки вспыхнули от гнева. Похоже, ей придется еще тяжелее, чем она думала.
— Будьте справедливы, тетя Гонория, я никогда не требовала от вас подобных жертв ради...
— Ради того, чтобы кокетничать с мужчинами, как поступала твоя матушка!
Ну, это уж слишком! Темные глаза метали молнии.
— Как вы смеете? О моей матери, которая носила имя Медичи!
— Она была незаконнорожденной! Ты поступишь разумно, если не будешь упоминать о ней.
Посол счел, что настало время вмешаться.
— Уверен, — начал он сурово, — что подобные разговоры не будут одобрены при французском дворе. И поэтому вынужден умолять вас, донна Гонория, никогда больше не вести подобных бесед, иначе...
— Иначе что? — надменно осведомилась Гонория.
— С величайшим сожалением я буду вынужден приказать вашим камеристкам отвести вас обратно в каюту, чтобы вы там дождались, когда галера отплывет в обратный путь. Капитану Росси я передам письмо для великого герцога.
— И вы дерзнете?
— Без малейшего колебания. Его высочество желает, чтобы его племянница была окружена почтением и дружеским расположением. Стало быть, мой долг неукоснительно исполнять его волю. Надеюсь, я ясно выразился? Полагаю, что вы меня поняли.
Ответ ему не понадобился, лицо старой ведьмы откровенно выразило недовольство и растерянность. Она передернула плечами.
— Сколько шума из-за пустяка! Ну, так и быть. Помогите-ка мне избавиться от этого гроба! И pronto!
***В Марселе так же, как в Ливорно, понадобились носилки и две пары крепких рук для того, чтобы донна Гонория смогла покинуть корабль. Джованетти, проводив ее, подал руку Лоренце и спустился вместе с ней на пристань, он не хотел, чтобы Лоренцу сочли свитой старой мегеры. На пристани гостей ждал паланкин. Не очень-то хотелось Лоренце сидеть в нем рядом с тетушкой. По счастью, путь от порта Ласидон до улицы Друат был недолгим, Анжело Росси жил в красивом доме в одном из самых древних кварталов старого города, неподалеку от складов с товарами.
Когда они добрались до места, Лоренца вышла из паланкина, а лакеи понесли старую госпожу на второй этаж, где для нее и для Ноны была отведена опочивальня. Лоренца задержала Филиппо Джованетти внизу у лестницы.
— Могу я узнать у вас, каким образом мы будем добираться до Парижа? — осведомилась она.
— В карете, разумеется. Нам предстоит проехать добрых двести лье.
— И кто будет сидеть в карете?
— Вы, две камеристки и донна Гонория.
— А вы?
— С вашего позволения, я проделаю этот путь верхом.
— Вы получите мое позволение при одном условии: вы достанете лошадь и для меня. Неужели вы думаете, что я выдержу столько времени наедине со своей тетушкой? Боюсь, ни она, ни я не останемся в живых.
— Вы ездите верхом, мадонна?
— Езжу и очень хорошо. В мужском седле или амазонкой, безразлично. Дело только в одежде.
Посол удивленно поднял брови, но при этом улыбнулся:
— Интересные науки преподают в монастыре Мурате!
— Не в монастыре, а на нашей вилле во Фьезоле. У нас там есть старичок конюх, он и обучил меня искусству верховой езды. Я вас удивлю, не сомневайтесь.
— Вы меня уже удивили. И очень обрадовали возможностью путешествовать в вашем обществе. Я сейчас же отправлюсь к Росси и попрошу его достать седло для амазонки. Но признаюсь, не отваживаюсь и думать, что сказала бы донна Гонория, если бы увидела вас в мужской одежде. Боюсь, она скончалась бы от апоплексического удара.
— Вы уверены? Если бы я тоже была уверена в таком эффекте, то непременно бы облачилась в мужской костюм.
Посол от души рассмеялся, но девушка смотрела на него совершенно серьезно, и он постарался рассеять ее мрачность.
— Сделаю все, что возможно, — пообещал он. — Быть вашим спутником на протяжении нашей долгой дороги будет для меня истинным наслаждением. Особенно, если нам будет светить солнышко. Полагаю, что дождь примирит вас с каретой?
— Не примирит даже ураган. Все, что угодно, только бы не оставаться дни напролет с глазу на глаз с тетушкой! Выслушивать ее стоны и проклятия, ее придирки к каждому «да» и «нет», лишь бы со мной поссориться? Посмотрите, какой будет поток обвинений, когда она увидит, что я отказалась от ее общества! Но мне хватило нашего морского путешествия!
— Однако по прибытии в Париж вам придется жить с ней под одной крышей, вы не забыли об этом? Или вы думаете, что королева пригласит вас жить во дворце? В каких отношениях вы с Ее Величеством? Я полагаю, она вас любит.
— Ничего не могу сказать вам на этот счет. Мне было восемь лет, когда она уехала во Францию. А до этого она не демонстрировала своей привязанности. При встречах трепала по щечке и дарила на Рождество и Новый год по луидору [4], вот, пожалуй, и все. Она была взрослой, — кажется, ей было двадцать семь, я — маленькой. А вот кого она обожала, так это свою компаньонку — Леонору Дори, или Доси, которая отправилась с ней во Францию. Откуда она взялась, неизвестно, но помнится, что родовитого старичка без потомков уговорили ее удочерить, чтобы она могла занять достойное место среди окружения принцессы. Полагаю, она по-прежнему возле королевы?
— Синьорина Галигаи, ставшая синьорой Кончини? Не сомневайтесь, они неразлучны.
— Неужели она вышла замуж? Красотой она не отличалась — сухопарая, смуглая, темноволосая!
— И, тем не менее, вышла замуж за самого красивого из тех флорентийцев, что приехали в Париж вместе с королевой. И самого порочного тоже... Будьте осторожны с этой парой, они имеют огромное влияние на свою госпожу. Сам король Генрих их побаивается, а уж он не из трусливых. Он не раз пытался от них избавиться, но встречал такие громы и молнии, что, в конце концов, махнул на них рукой. Однако к вашему приезду, я думаю, они отнесутся благосклонно, кто как не они понимают, что, если их покровительница отправится в изгнание, они поедут вместе с ней.
— Иными словами, вы стараетесь не только для королевы Марии, но и для них?
— Об этих людях я и не помышляю, — отозвался Джованетти с чуть слышным оттенком суровости. — Я на службе у Его Высочества великого герцога Тосканского и больше никому не служу!
— Прошу меня извинить! Я не хотела вас обидеть.
Посол успокоил девушку улыбкой и проводил ее до самой опочивальни, где уже хозяйничала Бибиена, готовя своей госпоже горячую ванну. Опустив в воду мешочек с душистыми травами, старушка сказала своей любимице:
— Наконец-то вы избавитесь от корабельной вони! Да и я с вами заодно. В каюте донны Гонории стояло такое зловоние, будто от протухшей падали. Но теперь мои испытания позади, — заключила она с улыбкой на лице.
— Не совсем, — с ощущением внутренней неловкости сообщила ей Лоренца. — Я попросила сьера Джованетти достать мне лошадь и дальше поеду верхом. Лучше уж дождь и ветер, чем карета и донна Гонория... ну, и ты, конечно, тоже... Интересно, куда это ты отправилась?
Круглое лицо кормилицы с двойным подбородком и колечком волос на середине лба напоминало сердечко, но сердечко это выглядело сейчас очень грозным. Бибиена вытерла руки передником, опустила засученные рукава и направилась к двери.
— Искать крепкого мула. Лучше я приеду в Париж с задницей, продубленной, как старая кожа, чем сойду с ума от желания придушить эту старую ведьму! А такое ведь может случиться, и тогда вам придется заказывать мессы за мою несчастную душу после того, как меня вздернут на виселице!