Резерв высоты
"И как в этой невероятной суматохе и немыслимой круговерти он увидел, что я в беде? - подумал Есин. - Вот она - взаимная выручка!"
"Мессершмитты", испугавшись столкновения с самолетом Фадеева, мгновенно отвалили. Сергей облегченно вздохнул, но тут появилась вторая немецкая пара и снова обстреляла парашютиста. Одна очередь прошла слева, другая - справа. Увидев "ишачка", мешающего им, "мессеры" набросились на Фадеева. Четверка "мессеров", образовав, кольцо, "клевала" Анатолия с разных сторон...
8
Анатолий крутил самолет то влево, то вправо, бросал вверх, вниз, а фашисты били и били по нему. Вот легкая пулеметная дробь прошла по левому крылу. Фадеев проверил работу рулей - вроде все в порядке, самолет управляем, но не успел увернуться от второй пулеметной очереди. Опять же по левому крылу. Самолет накренился, во Фадеев продолжал драться. Следующая очередь забарабанила по бронеспинке. Анатолию показалось, что вот-вот пули пробьют ее, прошьют его тело, и тогда он рухнет вниз, как тот "ишачок"...
...Погасив купол парашюта, Есин быстро освободился от привязных ремней, выхватил пистолет и упал на землю, озираясь по сторонам, готовый к отражению опасности. Но вокруг было тихо.
Сергей взглянул на небо, там продолжался неравный бой. Четверка "мессершмиттов", зажав в огненное кольцо Фадеева, поливала огнем его самолет. Неотрывно следя за израненным самолетом Анатолия, Сергей понял: Фадеев с трудом управляет И-16 и, наверное, ранен. Через несколько секунд услышал перебои в работе мотора. "Сейчас его добьют, погибнет из-за меня", подумал Сергей, и в это же мгновение самолет Фадеева закрутился в штопоре.
...Анатолий быстро поставил рули на вывод из штопора. "Ишачок" помедлил, задрожал, словно не по нраву ему пришлось решение хозяина, но, повинуясь воле летчика, прекратил вращение, медленно перешел в пике. Фадеев вывел самолет из штопора, осмотрелся. Бой наверху продолжался. Что делать? Лететь на аэродром или возвращаться в бой? На такой машине еле-еле добраться бы до своего аэродрома. Но там, наверху, дерутся с врагом товарищи.
И тут он вспомнил о Нине. Снова перед ним ее глаза - милые, добрые, все понимающие. Глаза человека, который всюду незримо рядом, который поддерживает в решающую минуту. За что бы ни брался, что бы ни делал, Анатолий всегда мысленно обращался к Нине и сейчас не мог допустить ни малейшего послабления себе. Нет, на аэродром не пойдет, он пойдет в бой! "Если погибну, то честно, у всех на виду", - подумал Фадеев и потянул ручку на себя и пошел с набором высоты туда, где дралась тройка "ишачков".
Самолет сильно кренило влево, Фадеев не успел подойти к товарищам, как, атакованный сверху "мессерами", получил пробоину в правую плоскость. Ему повезло, самолет все-таки выровнялся, хотя стал еще менее управляемым. "Мессеры" взмыли вверх. Провожая их взглядом, Анатолий снова увидел "ишачков", дерущихся с парой "мессершмиттов". Он довернул самолет в их направлении и продолжил набор высоты. Мотор грелся, чихал и фыркал. Анатолий увидел знакомый силуэт в кабине - Богданов! Комэск энергично махнул крыльями. Фадеев ответил покачиванием своих крыльев и повалился на правое крыло. С трудом выровнял самолет, пристроился к Богданову. Снова закрутилась карусель. В азарте боя он совершенно забыл о страхе, на израненном "ишачке" кидался на врага как зверь. Его атаки порой достигали цели. Он понял: сейчас боеприпасы экономить не стоит, все равно подобру-поздорову из этого боя не выйти. Не успел он подумать об этом, как огненная трасса прошла через плоскость и один снаряд попал в мотор. Мощность резко упала. Анатолий еле удерживал самолет в горизонтальном полете. О маневре и думать было нечего. Фадеев сжался в комок, невольно ожидая, когда очередной снаряд пронзит его самолет. Влево разворачиваться нельзя - левое крыло как решето. Попытался отвернуться вправо - сильная тряска. И как только "ишачок" еще держится? Фадеев оглянулся назад - стабилизатор его самолета был изрешечен не хуже крыльев.
Он осторожно повернул самолет в направлении аэродрома. Рядом летели два "ишачка" - Богданов и его заместитель. Анатолий понял, что бой кончился. Фадеев шел впереди, его командиры сзади, в роли телохранителей. Наконец Анатолий увидел впереди аэродром, попытался выпустить шасси - не удалось. Он сделал третий разворот, но в это время остановился мотор. Самолет стремительно пошел к земле и, не дотянув метров двести до посадочных знаков, коснулся земли, прополз немного на брюхе и остановился. Выскочив из кабины, Анатолий взглянул на своего надежного "коня" и испугался. "Ишачок" был изранен так, что через фюзеляж было видно насквозь, как через дыры в заборе у плохого хозяина. Фадеев удивился: как же он летел? Позже, ремонтируя его самолет, техники насчитали около семидесяти пробоин.
Из восьми летчиков, вылетевших на боевое задание, в тот день возвратились лишь четверо. Двое скорее всего погибли в горящих самолетах. Один выбросился на парашюте, его судьба пока была неизвестна. Ведомый командир третьего звена сел в пяти километрах от аэродрома.
Богданов снял шлем и, словно отряхивая пыль, ударил, им по голенищу сапога.
- Дружка хотел выручить? - спросил он Анатолия.
- Товарищ капитан, я хотел посмотреть...
- И что увидел?
Анатолий опустил глаза.
- Не судите его так строго, командир, кто не допускает ошибок? вмешался заместитель командира эскадрильи.
- Ошибка ошибке рознь, Владимир Иванович, - ответил Богданов. - Ему уже ошибки допускать негоже. Два месяца как воюет. Разве обязательно учиться на своих ошибках? Мы все самолеты потеряем, если каждый будет так учиться. Из-за ошибок сейчас кровь льется рекой. Немцы оказались здесь тоже потому, что кто-то допустил ошибку, и таких оказалось немало, в том числе и мы с вами. Сколько раз разглагольствовали на собраниях о том, что надо готовиться к войне?! Приводили цитаты из выступлений наркома обороны, что будем бить врага на его территории. Помните эти слова?
- Да...
- Теперь сопоставьте: где мы воюем и чья кровь больше льется.
Анатолий сгорал от стыда. Взглянул на заместителя комэска - тот тоже неловко чувствовал себя.
- Почему так произошло? - продолжал Богданов. - Да потому, что за лозунгами, цитатами, словами не последовали дела. За безделье, равнодушие к исполнению своего гражданского и воинского долга по защите Отечества строго не спрашивали. Мы в летной школе стрелять и вести воздушные бои даже инструкторов не научили. Технику, оружие и тактику противника не изучали толком, поэтому за два месяца войны всего-навсего сбили четыре плюгавых фашиста, а у нас целую эскадрилью как корова языком слизала.
- Товарищ командир, половину эскадрильи, - попытался поправить Прохоров.
- Вы, Владимир Иванович, и этот утиль за самолет считаете? - показал рукой Богданов на И-16 Фадеева. - Из него самолета не сделаешь. Одному богу известно, как Фадеев на нем прилетел. Хорошо хоть ума хватило шасси не выпускать, а то бы сразу в штопор свернулся.
Анатолий хотел сказать, что он как раз пытался выпустить шасси, но решил промолчать, чтобы не подливать масла в огонь. "Сколько же я в этот день наделал ошибок! - подумал Анатолий и сам себе ответил: - Много".
- Продумай, Фадеев, ошибки свои и своих друзей и накрепко запомни: за них очень дорогой ценой приходится расплачиваться не только нам самим, продолжал Богданов. - За наши ошибки Родина расплачивается кровью народной. Мы с вами улетим, а советские люди останутся здесь, в чьи руки они попадут? К фашистам, которые глумиться над ними будут.
Анатолий, слушая командира, даже не пытался оправдываться. Горячие слова капитана разоружили его, каждое слово попадало в цель.
Богданов сделал еще несколько замечаний, потом присед на землю, потер виски и, взглянув на Фадеева, улыбнулся усталой улыбкой.
Анатолий еще никогда не видел Богданова таким. Весь разбор был построен на нем, на Фадееве, и это было справедливо, потому что из оставшихся в живых именно он. Фадеев, наделал больше всего ошибок в бою. Те, кто погиб, заплатили за свои ошибки самой дорогой ценой, жизнью, он лишь получил внушение, правда, он стал еще и "безлошадным", но все равно можно считать, что легко отделался.