Человек в лабиринте. Сборник зарубежной фантастики

Он тихо окликнул жену, которая только-только уложила детей. Они вышли на лестницу, и он прошептал ей, что хочет сходить на ферму.
— Не ходи, — сразу же сказала она. — Ты уйдешь и оставишь меня одну с детьми. Я этого не выдержу.
Голос ее срывался на истерику. Он стал ее успокаивать.
— Ладно, — сказал он. — Подождем до утра. В семь часов будет сводка последних известий. Но утром, когда отлив снова начнется, я попробую дойти до фермы. Может быть, они дадут нам хлеба, картошки и молока.
Он снова подумал о том, что нужно что-то делать. Вряд ли кто-нибудь доил вечером коров. Наверное, хозяева заперлись в своем доме так же, как он в своем, заложив окна и двери досками. Если, конечно, успели… Он вспомнил, как фермер Тригг смеялся над ним, сидя в машине. Пожалуй, сегодня ему совсем не до стрельбы!
Дети уже уснули. Жена, одетая, сидела на матраце. Она нервно следила за каждым его движением.
— Что ты собираешься делать? — прошептала она.
Он сделал ей знак молчать. Тихо крадучись, он открыл заднюю дверь и выглянул наружу.
Стояла кромешная тьма. Ветер дул еще сильнее, чем прежде, превратившись в сплошной ледяной шквал. Он отошел на шаг от двери. Вокруг валялись груды мертвых птиц. Они лежали повсюду. Особенно много было их под окнами, возле стен: очевидно, налетали на стены и окна, ломали шеи и падали на землю. В какую бы сторону он ни повернулся, он видел только мертвые птичьи тела. Вблизи не было ни одной живой птицы: все улетели к морю с началом отлива. Наверное, чайки опять сели на воду, как днем.
Вдалеке, около холмов, где два дня назад работал трактор, горел разбитый самолет. Огонь, раздуваемый ветром, отбрасывал свет на искореженную груду металла.
Он еще раз взглянул на тела птиц и подумал, что если их сложить штабелями на карнизы окон, это создаст дополнительную защиту при новом нападении. Не очень, правда, но все-таки кое-что. Тела придется сначала разодрать когтями и клювами и сбросить вниз, прежде чем живые птицы смогут опять усесться на подоконники и снова наброситься на рамы. Он принялся за эту работу в темноте, хотя было очень противно прикасаться к ним. Тела были еще теплыми и окровавленными. Большие пятна птичьей крови тускло темнели на перьях. Он почувствовал, как к горлу подкатывает приступ тошноты, но не бросил своего занятия. Все стекла были разбиты, и только доски не дали птицам ворваться внутрь. Он забил промежутки между рамами окровавленными телами птиц.
Закончив с окнами, Нат вернулся в дом и забаррикадировал дверь в кухню, усилив ее вдвое. Потом снял с рук бинты, набухшие от птичьей крови, и налепил свежий пластырь.
Жена сварила ему какао, которое он с жадностью проглотил. Усталость брала свое.
— Все в порядке, — сказал он, стараясь улыбнуться. — Можешь не волноваться. Теперь мы выстоим.
Он лег на матрац и закрыл глаза. Уснул он мгновенно. Сны были беспокойными: в них все время проникали мысли о том, что он что-то забыл, что-то упустил, не сделал, хотя обязательно должен был сделать. Ему снилось, что он якобы что-то хорошо знал, но почему-то не сделал, и во сне никак не мог вспомнить, что именно. Это было как-то связано с горевшим самолетом, который грудой металла лежал на холме. Однако, несмотря на тяжелые сны, он не просыпался. Вдруг он почувствовал, как жена трясет его за плечо, пытаясь разбудить.
— Они опять начали, — рыдая, произнесла она. — Уже почти час как стучат! Я больше не могу слушать это одна! И потом — что-то плохо пахнет, каким-то паленым!
Тогда он вспомнил… Он забыл подбросить дров в огонь. Печка дымилась, выгорев почти дотла. Он быстро вскочил и засветил лампу. Окна и двери опять вздрагивали от стука, но не это его сейчас беспокоило. Запах горелых перьев распространялся по всей кухне. Нат понял, что птицы попали в дымоход, пытаясь добраться до кухни.
Он набрал щепок, бумаги и насыпал все это на горячие уголья. Потом принес канистру с керосином.
— Не подходи близко! — прикрикнул он на жену. — Ну-ка, попробуем все это поджечь.
Он плеснул в огонь керосина. Пламя рванулось к трубе, и сразу же на огонь свалились обожженные, почерневшие тела птиц.
Дети с плачем проснулись. «Что это? — спросила Джилл. — Что случилось?»
Нату некогда было отвечать. Он выгребал мертвых птиц из камина, сбрасывая их на пол кухни перед печью. Пламя еще гудело, и нужно было позаботиться, чтобы этот огонь не погас. Теперь жар сгонит птиц с верхней части трубы. Правда, в нижнем колене было хуже: оно было битком забито дымящимися, беспомощными телами птиц, захваченных огнем. Он уже не обращал внимания на окна и на дверь. Пускай себе бьют крыльями, долбят клювами, пускай погибают, пытаясь прорваться в дом. Они никогда не пробьются. Он возблагодарил судьбу за то, что дом у них старый, с маленькими окнами и крепкими, толстыми стенами, не похожий на современные казённые дома, сдаваемые в наем. Боже, спаси тех, кто сейчас заперся в этих новых домах!
— Перестаньте реветь! — огрызнулся он на детей. — Нечего бояться и скулить!
Обгоревшие, дымящиеся тела птиц продолжали падать в огонь — он не успевал их выгребать.
— Это их отгонит, — подумал он, — огонь и тяга в дымоходе. Все было хорошо, пока камин не забился. Убить меня мало за этот просчет! Огонь нам нужен любой ценой. Так я и знал, что что-нибудь да случится!
Сквозь царапанье когтей и хлопанье крыльев в деревянные щиты на окнах неожиданно пробился удивительно мирный бой стенных часов, висевших на кухне. Три часа утра. Осталось около четырех часов. Он не помнил точного времени начала отлива. Кажется, максимальный уровень воды бывает где-то перед половиной восьмого, около семи двадцати.
— Разожги примус, — сказал он жене. — Мы попьем чаю, а детям свари какао. Чего зря сидеть без дела?
Он постоял у печи. Огонь постепенно угасал, но птицы уже не падали. Он сунул кочергу в дымоход поглубже и ничего там не нашел. Дымоход был чист. Он вытер пот со лба.
— Давай-ка, Джилл, — сказал он, — сходи и принеси мне еще дров. Нам нужен хороший огонь. — Она боялась приблизиться, со страхом глядя на кучи обожженных птичьих тел.
— Не обращай на них внимания, — сказал он. — Мы вынесем их, когда огонь разгорится как следует.
Опасность, исходившая от камина, была ликвидирована. Теперь за дымоход можно быть спокойным. Если только огонь будет гореть постоянно днем и ночью.
Утром я схожу и принесу еще топлива, подумал он. Не может же это продолжаться бесконечно! Думаю, что успею, пока идет отлив. Во время отливов можно выходить и делать всю наружную работу, а остальное время работать дома. Нужно только приспособиться — и все!
Они выпили чаю и какао, закусив бутербродами. Нат заметил, что хлеба осталось только полбуханки. Ну ладно, они достанут еще.
— Прогони их, — сказал маленький Джонни, показывая на окно ложкой. — Прогони их — этих старых, гадких птиц!
— Обязательно, — с улыбкой сказал Нат. — Нам не нужны старые попрошайки, правда? Хватит с нас.
Они уже радовались, когда снаружи слышался глухой удар падающей на землю птицы.
— Еще одна, пап! — кричала Джилл. — Опять грохнулась!
— Так ей и надо, — говорил Нат. — Туда ей и дорога, мерзавке!
Только так и можно было вытерпеть. Не терять присутствия духа. Если бы они его сохранили хотя бы до семи часов, до первого утреннего выпуска новостей, было бы не так уж плохо.
— Дай-ка я закурю, — сказал он жене. — Табачный дым перебьет запах горелых перьев.
— Там только две сигареты в пачке, — сказала она. — Я собиралась завтра купить в кооперативной лавке.
— Я возьму одну, — сказал он, — а вторую оставлю на дождливый день.
Укладывать детей уже не имело смысла. Какой там сон, когда птицы все время царапаются и стучат в окна. Он сидел, обняв одной рукой жену, а второй — Джилл. Джонни притаился у матери на коленях. Сверху они прикрылись одеялами.
— Восхищаюсь мужеством этих попрошаек, — сказал он. — Я-то думал, что они скоро выдохнутся.
Восхищение его быстро улетучивалось. Стук в окна не прекращался ни на минуту. Вдруг ушей Ната достиг какой-то новый скрежет, как будто к окну подступила птица с более мощным и крепким клювом, чем у остальных. Он попробовал вспомнить названия птиц, пытаясь угадать, у каких из них столько силы. Удары не были похожи на стук дятла: у дятла он бывает легким и частым. Здесь стук был бешеным. Если так будет продолжаться дальше, дерево разлетится вдребезги, как это было вчера со стеклом. Он вспомнил о хищных птицах. Интересно, ястреб сильнее чайки или нет? Есть ли сейчас на карнизе хищные птицы, у которых когти так же крепки, как и клювы? Ястребы, коршуны, пустельги, соколы — он совершенно забыл о хищниках, об их лютой силе! Пройдет еще каких-то три часа, и если ничего не делать, доски на окнах превратятся в щепки.