Человек в лабиринте. Сборник зарубежной фантастики

Нат огляделся вокруг, прикидывая, какой мебелью можно пожертвовать в первую очередь, чтобы укрепить дверь. Окна были надежно прикрыты кухонным буфетом, но он был не очень уверен в крепости двери. Од поднялся по лестнице, ведущей на второй этаж, и на верхней площадке остановился и прислушался. На полу в детской он услыхал легкое царапанье и постукивание. Значит, птицы все-таки прорвались сюда… Он приложил ухо к двери. Так и есть! До него доносился шорох крыльев и легкое шарканье птичьих лап, прыгающих по полу. Другая спальня была еще пуста. Он зашел в нее и начал выносить оттуда мебель, сваливая ее грудой на верхней площадке на тот случай, если дверь детской не выдержит. Это была лишь мера предосторожности, на крайний случай. Он не хотел наваливать мебель возле двери детской, поскольку она открывалась внутрь. Единственное разумное решение — свалить ее на площадке.
— Что ты там делаешь, Нат? Иди сюда! — позвала жена.
— Сейчас приду! — крикнул он. — Хочу сделать из дома корабль.
Он не хотел, чтобы она поднималась наверх и слышала, как птичьи лапы царапают пол в детской, как хлопают под дверью крылья.
В половине шестого он предложил позавтракать, заказав гренки с беконом — чтобы как-то приглушить состояние паники, отражающееся в глазах жены, и успокоить испуганных детей. Она еще не знала, что птицы прорвались на второй этаж. К счастью, детская была не над кухней, иначе она обязательно услыхала бы стук этих падающих на пол смертников, которые со свистом влетали в комнату, разбивая себе головы о стены. Он хорошо знал этих безмозглых серебристых чаек. У них никогда не было ума. Черноголовые были другими: они знали, что делали. Знали также ястребы и канюки…
Он заметил, что бессознательно поглядывает на часы, стрелки которых ползли по циферблату убийственно медленно. Если его теория не верна, если нашествие не прекратится с началом отлива — они пропали. Это он знал точно. Они не протянут долгий день без воздуха, без отдыха, без топлива, без… Мысли его разбегались. Он знал, что для того, чтобы выдержать долгую осаду, им нужно запастись очень многим. Они не были готовы к этому. В городах было, наверное, безопаснее. Если бы можно было позвонить с фермы двоюродному брату и быстро съездить к нему на электричке в перерыве между двумя приливами, они смогли бы взять напрокат автомобиль. Это было бы большой удачей — разжиться автомобилем в такой ситуации…
Голос жены, зовущий его, прогнал внезапное, отчаянное желание лечь и поспать.
— Ну, что там еще? — резко сказал он.
— Радио, — сказала жена. — Я слежу за часами. Уже почти семь.
— Не крути ручку, — сказал он, впервые потеряв терпение. — Он уже настроен. Известия будут по этой программе.
Они стали ждать. Часы на кухне пробили семь. Из приемника не доносилось ни звука. Ни курантов, ни музыки. Они прождали пятнадцать минут, потом переключились на развлекательную программу. То же самое. Сводка новостей в эфир не вышла.
— Мы, наверное, не расслышали, — сказал он. — Передач не будет до восьми часов.
Они оставили приемник включенным, и Нат подумал о батареях, прикидывая в уме, насколько они могли уже разрядиться. Они обычно меняли их, когда жена ездила в город за покупками. Если батареи сядут, они даже не смогут услышать инструкций, что нужно делать.
— Светает, — прошептала жена. — Я не вижу, но чувствую. И птицы стучат не так громко.
Она была права. Шуршание и царапанье стихало с каждой минутой. Уже не слышно было толкотни на ступеньках, на карнизах окон. Начинался отлив. К восьми всякий шум снаружи прекратился. Остался только ветер. Дети, измучившиеся без тишины, мгновенно уснули. В половине восьмого Нат выключил приемник.
— Что ты делаешь! Мы же пропустим последние известия, — сказала жена.
— Никаких последних известий больше не будет, — ответил Нат. — Теперь мы должны рассчитывать только на себя.
Он подошел к двери и стал медленно разбирать наваленную перед ней баррикаду. Потом он осторожно отодвинул засов, вышел наружу, сбросил с крыльца мертвых птиц и глубоко вдохнул в себя холодный утренний воздух. В его распоряжении было шесть рабочих часов, и он знал, что должен беречь силы, употребив их правильно и не распыляясь. Главное сейчас — еда, свет и топливо. Если он обеспечит их в достаточном количестве, они продержатся еще одну ночь.
Он вышел в сад и сразу же увидел живых птиц. Чайки полетели к морю, как и раньше. Они искали корм на обнаженном иле — потом они опять вернутся для нового натиска. Лесные птицы вели себя иначе: они сидели и ждали. Нат видел их на кустах, на земле, на всех деревьях, на поле. Они покрывали все вокруг, сидели неподвижно и пока ничего не предпринимали.
Он прошел в конец своего небольшого садика. Птицы не двигались, но продолжали следить за каждым его движением.
— Мне нужно достать еды, — сказал себе Нат. — Я схожу на ферму и попробую найти что-нибудь там.
Он вернулся в дом и тщательно осмотрел окна и двери. Потом поднялся наверх и открыл дверь в детскую. Она была пуста, за исключением нескольких мертвых птиц, которые валялись на полу. Живые улетели в сад и на поле. Он сошел вниз.
— Я пошел на ферму, — сказал он.
Жена рванулась к нему. Через открытую дверь она заметила живых птиц.
— Возьми нас с собой, — взмолилась она. — Мы не можем оставаться здесь одни. Лучше я умру, чем останусь здесь одна!
Он немного подумал. Потом кивнул.
— Собирайся, — сказал он. — Принеси корзины и коляску Джонни. Мы ее нагрузим.
Они тепло оделись, чтобы не окоченеть на ледяном ветру, одели варежки и толстые шарфы. Жена посадила Джонни в коляску. Нат взял Джилл за руку.
— Птицы, — захныкала она. — Вон они, все на полях!
— Пока светло, они нас не тронут, — сказал он. Семья двинулась через поле по направлению к ферме.
Птицы не двигались. Они ждали, повернув головы к ветру. Когда они достигли первых построек, Нат остановился и приказал жене подождать, укрывшись от ветра за забором вместе с обоими детьми.
— Но я хочу увидеть миссис Тригг, — запротестовала она. — Мы можем одолжить у нее разных продуктов, если они ездили вчера на рынок. Не только хлеба и…
— Жди здесь! — перебил ее Нат. — Я вернусь через пару минут.
Он услыхал мычание коров, беспокойно мечущихся в загоне, и через щель в заборе увидел, что овцы выбили калитку и ходят в палисаднике перед домом. Из труб не поднималось ни единой струйки дыма. Его охватило дурное предчувствие… Нельзя было, чтобы жена и дети заходили на ферму.
— Не распускай нюни! — прикрикнул на нее Нат. — Делай, что тебе сказано.
Она откатила коляску к забору, который защищал ее и детей от резкого ветра.
Он зашел на ферму один. Пробился через стадо недоенных мычащих коров, которые двинулись за ним, мучаясь от переполненного вымени. Он увидел автомобиль, который почему-то стоял у ворот, а не в гараже. Окна дома были выбиты. В загоне и вокруг дома валялось множество мертвых чаек. Живые птицы расселись на деревьях, которые росли над фермой, и на крыше дома. Птицы не двигались. Они просто следили за ним.
В загоне лежало тело Джима… вернее — то, что от него осталось. Когда птицы закончили свое черное дело, коровы затоптали его. Рядом валялось ружье. Дверь дома была закрыта и заперта на засов, но так как все окна были выбиты, их легко было поднять и пролезть внутрь. Мертвый Тригг лежал рядом с телефоном. Очевидно, он пытался кому-то дозвониться, когда птицы напали на него. Трубка болталась на проводе, аппарат был сорван со стены. Следов миссис Тригг не было видно. Наверное, она была наверху. Стоило ли туда подниматься? Подавив приступ тошноты, Нат подумал о том, что он там найдет…
— Слава богу, — сказал он про себя, — что здесь не было детей…
Он заставил себя подняться по лестнице наверх, но на полпути повернул обратно. Он увидел ее ноги, которые торчали из открытой двери спальни. Рядом валялось несколько мертвых черноголовых чаек и сломанный зонтик.
Бесполезно здесь что-то делать, подумал Нат. У меня осталось всего пять часов, даже меньше. Тригги поняли бы меня. Я должен нагрузиться всем, что только найду.