Он убил меня под Луанг-Прабангом

- У времени добрая песня... 
04.07 
- Поставь будильник на пять часов, - сонно пробормотал Билл. - Я хоть часок вздремну. Мы в пять должны вылетать... 
- Я разбужу. Спи, - сказала Сара. - Я разбужу тебя в пять. 
- Мы разбомбим эту машину с чарли и быстренько вернемся. 
- Спи. Спи, - повторила Сара, - Спи же ты... 
- У меня очень свирепый командир. Мне нельзя проспать. 
- Спи. Я тебя разбужу. 
Саре показалось, что парень уснул. Она осторожно отодвинулась от него. Ей хотелось бежать отсюда, но парень обнял ее, прижал к себе и спросил: 
- Куда ты? 
- Никуда. Просто мне жарко. 
- Нет. Лежи рядом. Я не буду спать, я только подремлю пятнадцать минут, - он поцеловал ее в шею. - И сразу проснусь. И у нас еще останется полчаса на любовь. Поцелуй меня. 
Сара прикоснулась губами к его щеке. 
- Нет, поцелуй меня так, как раньше. 
- Я устала. 
- Ты думаешь, я не устал? Я тоже очень устал. 
- Поспи. Поспи немного. 
- Хорошо. Совсем немного. Разбуди меня через десять минут. Ладно? 
- Хорошо. 
И Билл уснул: он всегда засыпал сразу, как ребенок. 
04.29 
- Я не мешаю тебе своими коленками? - спросил Ситонг. 
- Нет, что ты, совсем не мешаешь. 
- Я взял еще две канистры на обратный путь и продовольствия, поэтому стало так тесно. 
- Ты на границе не отдохнешь? Там хорошее убежище. 
- Нет. Надо возвращаться на фронт, - ответил Ситонг. - Там дел много. Ну-ка, поддай скорости, - попросил он шофера. - Надо поскорей проскочить равнину. 
- Я и так гоню, - сказал шофер. - Равнина очень красивая, - обернулся он к Степанову. - Вы ее днем не видели? 
- Чего красивого может быть в равнинах? - удивился Ситонг. - Красиво бывает только в горах. 
- Почему? - спросил Степанов. 
- Потому что в горах неизвестно, что будет дальше. Поднимешься на вершину - и видишь: водопад. Поднимешься на вторую - а там ульи с медом; опустишься в ущелье - а там олень стоит. А равнина - что? Как жизнь: заранее знаешь, что в конце помрешь... 
- В равнине можно построить красивый город, - сказал шофер. - Кхам Бут, когда был с рукой, нарисовал такой город: он весь стеклянный. Когда мы победим, в тот город станут приезжать люди со всего мира - отдыхать, и охотиться, и ловить рыб в горных потоках, стремительных как любовь, закончил он обязательной саванакетской цветистостью. 
- Жаль только, - задумчиво улыбаясь чему-то своему, далекому, сказал Ситонг, - что у нас нет снега. 
- А у нас жалеют, что мало лета, - сказал Степанов. 
- Всегда жалеют о том, чего нет, - сказал Ситонг. - Вообще-то снег это очень красиво. 
- В нем много высокой эстетики, - сказал Степанов, - особенно когда его вспоминаешь, а не идешь по нему босиком... 
- А что такое эстетика? - спросил шофер. 
- Эстетика? - переспросил Степанов и пожал плечами. - Черт его знает... Наверное, это - когда уважают человека. В жаре нет эстетики, например. 
- Жара - это ничто, - засмеялся шофер. - Как же может ничто уважать человека? 
- Жара - это нечто, - сказал Ситонг. - Ведь ты реагируешь на нее? 
- Я на нее потею, - ответил шофер, - а не реагирую. 
Ситонг спросил Степанова: 
- Ты любишь снег? 
- Очень. 
- Я тоже очень люблю снег, - сказал Ситонг. - Я очень любил подниматься на фуникулере в Париже, когда шел снег. 
Степанов вспомнил фуникулер в Татрах. Он тогда забрался на самую вершину - думал только посмотреть на Татранскую ломницу, но начался буран, и водитель фуникулера вошел в маленький ресторанчик, отряхнул с фуражки снег и сказал: 
- Будем отдыхать. 
В ресторанчике было четыре человека: краснолицый седой австриец в спортивной ношеной куртке, женщина-горнолыжница, сидевшая возле самого окна, парень, игравший на губной гармонике и Степанов. Водитель фуникулера ушел на кухню, и оттуда был слышен его рокочущий голос, - наверное, он пил пиво и поэтому так довольно рокотал. 
Австриец спросил Степанова: 
- У вас нет огня? 
- Есть. Пожалуйста. - Степанов протянул ему зажигалку, и австриец прикурил треснувшую, намокшую сигарету. 
- Спасибо, - сказал австриец. - Хороший снег, а? 
- Снег дрянной, - сказал парень, перестав играть на губной гармошке. - Если он не прекратится, надо будет здесь ночевать. 
- Ну и прекрасно, - сказал австриец, - это ж приключение. Что может быть лучше приключений в нашей жизни? 
Парень показал глазами на женщину, сидевшую спиной к ним возле окна, и ответил: 
- Любовь лучше приключений. 
Австриец громко крикнул: 
- Эй, кто-нибудь! 
Из-за занавески выскочила девушка и сказала: 
- Просим вас... 
- Сливовицы... Пять крат, - показал на пальцах австриец. 
Девушка сделала испуганные глаза и побежала выполнять заказ. 
- Девушка, - попросил ее Степанов, - мне тоже. Пять крат. 
Степанов вообще не хотел пить, но его всегда злило и обижало, когда за границей он видел седых, краснолицых буржуев, делавших то, что им хотелось делать. 
- Приятно шумит ветер, - сказал австриец, - особенно это приятно, когда сидишь возле раскаленной печки и можно выпить. 
Буран крутил все сильнее, и парень, спрятав губную гармошку, сказал: 
- Пойду хлопотать о ночлеге. 
Он посмотрел на женщину и, подойдя к ней, спросил: 
- О вас позаботиться? 
- Спасибо, - ответила женщина, не оборачиваясь, - не надо. 
Парень пожал плечами и вышел. В ресторанчик, когда он открывал дверь, залетел снег - огромные белые хлопья. Они быстро растаяли, сделавшись грязными каплями воды на дощатом, плохо крашенном полу. 
Австриец подошел к музыкальному автомату и бросил туда монетку. 
Женщина обернулась и сказала: 
- Какая громкая музыка. 
- Разве это плохо? - спросил австриец. - Это хорошо, когда громкая музыка. Хотите выпить? 
- Нет. Не хочу, - ответила женщина и, помедлив, добавила: - Благодарю вас. 
Она была смуглой, но загар у нее был нездешний. Тут, в горах, загар бывает бронзовый, очень яркий, а потому - недолгий. 
Австриец опрокинул подряд две рюмки, вытянул ноги, откинулся на высокую спинку и закрыл глаза. 
- Боже ты мой, - сказал он, - как это хорошо, когда в горах шумит буран. Когда человечеству делается скучно, оно начинает войны. А горнолыжники, когда им скучно, уходят в буран, и у них проходит и скука и злость. 
Степанов отошел к окну. 
"Мело, мело по всей земле во все пределы, - вспомнил он, - свеча горела на столе, свеча горела..." 
Женщина обернулась и поглядела на австрийца. Он курил, тяжело затягиваясь. 
- Выключите, пожалуйста, эту дурацкую музыку, - попросила она. 
Степанов сделал шаг к музыкальному автомату, но пластинка кончилась, и стало тихо, и особенно слышным сделался буран и рокочущий голос водителя фуникулера на кухне. 
- Вам не холодно возле окна? - спросил Степанов. 
- Нет. 
- Издалека приехали? 
- Да, - ответила женщина и поднялась. Надев шапку, она вышла из ресторанчика. 
Австриец поднялся и спросил: 
- Посмотрите, она начала спуск? 
- Куда? - не понял Степанов. 
- Вниз. Она всегда ждет бурана и спускается вниз через метель. 
Степанов смотрел на снежную мглу, но ничего не смог увидеть. 
Австриец застегнул свою куртку, допил сливовицу и сказал: 
- Если бы эта женщина смогла меня полюбить, я был бы самым счастливым человеком в мире. 
Степанов заметил, что австриец сейчас уже не был краснолицым. Он видел только, что он седой, а лицо у него стало бледное и скулы обтянуты щетинистой кожей. 
- В мире, - сказал он очень грустно, - есть одна-единственая женщина, которая может дать счастье, но она всегда принадлежит другому. 
И он ушел, и Степанов увидел, как сквозь метель промелькнула стремительная тень, - австриец погнал вниз, следом за этой молчаливой, смуглой, совсем не красивой женщиной. 
04.47