Чудовище должно умереть. Личная рана
Вот оно! На дороге не было разбитых стекол. Какие фары с наибольшей вероятностью уцелеют во время столкновения с препятствием? Те, что защищены проволочной решеткой вроде тех, что устанавливаются на высокоскоростных спортивных машинах с низкой посадкой. И эта машина должна быть с низкой посадкой (с опытным водителем за рулем), чтобы на такой огромной скорости свернуть за угол и не вылететь с дороги.
Подведем итог. Есть вполне логичные основания предполагать, что преступник — это опытный водитель, любитель полихачить на дороге, владелец или менеджер солидного общественного гаража, которому принадлежит спортивный автомобиль с защищенными сеткой фарами. Вероятно, это довольно новая машина, иначе бросалась бы в глаза разница между новым и старым левым крылом, хотя можно предположить, что он постарался придать новой запчасти вид уже поношенной: измазать грязью и пылью, исцарапать. И еще один момент! Или его гараж расположен в довольно уединенном месте, или у него должен быть мощный потайной фонарь, в противном случае его могли бы заметить за ремонтом машины в ночное время. Кроме того, той ночью ему пришлось выехать еще раз, чтобы избавиться от поврежденных частей, которые он снял с машины, а значит, неподалеку от гаража должна находиться река или густые заросли леса, куда он мог их выбросить, — не мог же он рисковать и просто выбросить их на свалку около гаража.
Ого, уже далеко за полночь! Пора спать. Теперь, когда у меня есть путеводная нить, я чувствую себя другим человеком.
28 июняПолное отчаяние! Как глупо и неловко выглядят мои вчерашние умозаключения при свете дня! Когда сегодня утром я стал думать обо всем этом, я даже не мог сказать с полной уверенностью, ставят ли на фары защитные решетки; на радиатор — точно, но на фары? Правда, это довольно легко выяснить. Но даже если во всей цепочке моих рассуждений каким-то чудом оказалось зерно истины, я все равно так же далек от преступника, как и раньше. Существуют, наверное, тысячи владельцев гаражей, обладающих спортивной машиной. Несчастный случай произошел в шесть двадцать вечера: если предположить, что ему понадобится максимум три часа, чтобы поставить новые части и избавиться от старых, все равно в его распоряжении оставалось еще десять часов темноты, чтобы справиться с этим, а это означает, что его гараж может быть расположен в радиусе сотен миль отсюда. Не обходить же мне все эти гаражи, расспрашивая хозяина, есть ли у него спортивная машина? А если он скажет «да»? Моя идея так же безумна, как мысль достигнуть конца бесконечности… Видно, ненависть к этому человеку полностью лишила меня здравого смысла.
Впрочем, возможно, это не единственная причина моей глубокой депрессии. Этим утром появилось анонимное письмо. Кто-то подсунул мне его под дверь задолго до того, как встали люди, — предположительно, это тот же самый маньяк или подлый шутник, который уничтожил мои цветы. Это начинает действовать мне на нервы. Вот это письмо — дешевая бумага, квадратные заглавные буквы, словом, типичное подметное письмо.
«Ты его убил. Интересно, как ты осмеливаешься появляться в деревне после того, что случилось третьего января. Ты способен понимать намеки? Мы не хотим, чтобы ты торчал здесь, и постараемся устроить тебе горячие деньки, чтобы ты вообще пожалел, что вернулся. На тебе кровь Марти».
Похоже, что его написал образованный человек или люди, если это «мы» действительно что-нибудь значит. Тесса, дорогая, что же мне делать?
29 июняНочь всего темнее перед рассветом! Охота начинается! Позвольте мне приветствовать наступление нового дня этим залпом банальностей. Этим утром я вывел машину из гаража: я все еще пребывал в глубокой депрессии, поэтому решил съездить в Оксфорд повидать Майкла. Я свернул с шоссе Сиренчестер на автостраду, ведущую к Оксфорду, чтобы сократить путь, и покатил по узкой полузаросшей проселочной дороге, вьющейся через холмы, где до этого никогда не ездил. После недавнего дождя все вокруг сияло под веселыми лучами солнца. Я любовался низиной, расстилавшейся справа от меня, — восхитительными изумрудными лугами, густо испещренными ярко-малиновыми цветами клевера, когда на всем ходу вкатил в неглубокий ручей, разбрызгивая кругом фонтаны воды. Кое-как машина выкатилась на другой берег и там встала как вкопанная. Я совершенно не разбираюсь в работе двигателя, но, когда мой автомобиль вдруг останавливается, обычно достаточно вылезти из него, чтобы дать мотору время успокоиться, после чего он снова заводится. Я стоял рядом с машиной, стряхивая с себя воду — порядочная волна окатила меня через открытое окно холодным душем, — и какой-то парень из местных, облокотившись на калитку, заговорил со мной. Мы обменялись несколькими шутками насчет пользы такого прохладного душа. Потом парень сказал, что точно такой же случай произошел на этом месте однажды вечером в эту зиму. Я машинально, только чтобы поддержать разговор, спросил, когда именно это было, и мой вопрос неожиданно вдохновил собеседника на сложные подсчеты, потребовавшие воспоминаний о приезде тещи, заболевшей овце и испортившемся радиоприемнике, после чего он сказал:
— Третьего января! Вот когда это было, третьего января, можете не сомневаться, вечером.
В этот момент — вы знаете, как иногда вдруг в голове возникает совершенно не связанная с темой разговора мысль, — перед моим мысленным взором вдруг возникли слова «Омытый кровью агнца», и я вспомнил, что по дороге сюда видел их на плакате, прикрепленном у методистской церкви. Эта надпись на стене имела не один смысл. В следующую секунду слово «кровь» потянуло за собой воспоминание об анонимном письме, которое я получил вчера вечером, — «На тебе кровь Марти». И тогда туман рассеялся, и я живо представил себе, как убийца Мартина въезжает в этот ручей, как это только что сделал я, но намеренно — чтобы смыть с машины кровь Марти!
От волнения у меня пересохло в горле, когда я с видимой небрежностью спросил у парня:
— А случайно, не вспомните точно, во сколько этот тип попал в канаву?
Он не спешил с ответом, от которого так много зависело, — как милы эти затертые штампы! — а потом сказал:
— Семи-то еще не было, это точно. Что-то около без четверти или без десяти семь. Да, да, верно, минут за пятнадцать до семи.
Видно, на моем лице появилось странное выражение, потому что он с любопытством смотрел на меня, и я поспешил с наигранным энтузиазмом воскликнуть:
— А, тогда это, наверное, был мой приятель! Он говорил мне, что, уехав от меня в тот вечер, заблудился и попал в ручей где-то на Котсуолдс.
Я еще некоторое время машинально нес какую-то белиберду, отвлекая внимание парня, а сам лихорадочно вычислял. Я доехал сюда всего за полчаса. При хорошей скорости и если человек знает дорогу и ему не приходится останавливаться, чтобы свериться с картой, мистер Икс мог оказаться здесь без четверти семь, так как несчастный случай произошел в шесть двадцать. Значит, он покрыл семнадцать миль за двадцать минут? То есть его мотор делал сорок оборотов в час. Что ж, вполне возможная скорость для спортивной машины. Я поставил на карту все, задав следующий вопрос:
— Эта такая спортивная машина с низкой посадкой, да? Вы заметили, какой она марки? Или, может, ее номера?
— Она влетела в речку на большой скорости, но я не очень разбираюсь в автомобилях. Понимаете, было уже темно, и ее фары ослепили меня. Я увидел их еще издали. Номера тоже не помню, не заметил. Хотя… что-то вроде САД, да, кажется, так.
— Ну верно, это его машина! — сказал я.
САД — так недавно стали обозначать буквами регистрацию в Глостершире, это здесь неподалеку. Я размышлял — с сильным передним освещением только лунатик может на скорости влететь в ручей, если только он не хотел устроить своей машине душ, чтобы смыть с капота пятна крови. Я сам попал сюда только потому, что глазел по сторонам, чего ночью никто не делает. Почему я выкинул из своих прежних размышлений вопрос о крови? Ясно, что, если мистеру Икс пришлось бы где-нибудь остановиться на обратном пути, люди могли заметить эти пятна крови, что гораздо труднее объяснить, чем помятое колесо. С другой стороны, он не мог рисковать остановить машину, чтобы стереть кровь тряпкой, — от окровавленной тряпки не так-то просто избавиться. Самое легкое и простое — с размаху врезаться в мелководье, предоставив самой воде сделать остальное. После этого он мог остановиться и выйти посмотреть, все ли следы смыты.