Миллионерша поневоле

Она и в самом деле стала безобразной. Ноги превратились в столбы. Бедра и грудь сплошь в растяжках. Целлюлит не замедлил явить себя, изрубцевав ее кожу противными пористыми складками. Лицо пострадало ничуть не меньше. Губы и нос припухли, глаза, лишившись приятного живого блеска, сделались мутными. Как она со всем этим будет жить потом?!
Лиза расплакалась.
С отвращением отвернувшись от зеркала, она ушла в свою спальню, упала лицом в подушку и проплакала до вечера, проклиная тот день и час, когда решилась стать матерью. Самое ужасное заключалось в том, что ей некого было обвинить в собственном уродстве. Это целиком и полностью было ее решение. Влад детей не любил. Всякий раз, когда она об этом заговаривала, он морщил нос, небрежно встряхивал кистями рук, словно пытался сбросить с них еще не обретенную тяжесть. Потом, правда, ему пришлось смириться и принять ее беременность как факт свершившийся. Но Лиза-то знала, что ситуация с ребенком была снова ею ему навязана, как очень-очень многое в их альянсе…
Влад вышел из ванной минут через десять. Лиза успела к тому времени съесть два банана, абрикос и огромный ломоть бородинского хлеба, нашлепав на него кусками масло и сыр. И куда только это все в нее влезает…
Быстро проглотив остатки бутерброда, она уставилась на мужа, который, повернувшись к ней спиной, исследовал сейчас содержимое кастрюль на газовой плите.
– Суп остыл. Убрать в холодильник? – спросил он, не поворачиваясь.
– Убери. – Лиза сверлила взглядом его спину, обтянутую темным махровым халатом, и подозрения, которые она всячески гнала от себя, черным осклизлым гадом поползли ей прямо в сердце. – Ты спал с ней?!
Вопрос настиг Влада уже у холодильника. Он только-только приоткрыл дверь двухметрового «Евролюкса» и придерживал сейчас ее ногой, намереваясь сунуть на полку кастрюлю с гороховым супом, как она задала свой дурацкий, по его мнению, вопрос.
Он не ответил. Двинул коленом дверцу холодильника. С грохотом обрушил кастрюлю на пластиковую полку. Недовольно перебирая губами, захлопнул холодильник и снова вернулся к газовой плите. К ней он так и не повернулся. Широкие плечи под халатом напряглись. Левая нога принялась подрыгивать в такт постукивающим по кромке газовой плиты пальцам.
Любил он барабанить пальцами – все равно по чему, любил. Ему было все равно, где молотить морзянку, будь то подоконник, стол или ее колено. Про колено он, правда, в последнее время почти забыл, укладываясь спать в соседней спальне.
– Ты с ней спал?! – снова повторила Лиза вопрос, отодвигаясь от спинки скамейки и налегая на стол отяжелевшей грудью. – Сволочь, ублюдок, скотина!!! Признавайся, ты с ней спал?!
Взгляд Лизы мгновенно охватил его всего от голых, розовых после ванны пяток до взъерошенных влажных волос на макушке. Он не просто намочил голову, он принял ванну! Он потому и принял ванну, что переспал со своей бывшей женой. С этой блеклой ханжой, которая ничего не смогла добиться в этой своей никчемной постной жизни, кроме как строчить сценарии детских праздников и водить хороводы с кучей сопливых детишек на их дурацких утренниках.
– Сволочь! – сипло выдохнула Лиза, дотянулась онемевшей враз рукой до вазы с фруктами и запустила в его широкую спину апельсином. – Ненавижу тебя!
Апельсин угодил Владу аккурат между лопаток. Удар не был сильным, в другое время он бы никак на это не прореагировал, дурашливо начав браниться. Но то было прежде. Сейчас оставлять без внимания ее злобный выпад он был не намерен.
Он поворачивался к ней нарочито медленно. Влад любил нагнетать обстановку, умело сопровождая такие вот драматические моменты искрометными взглядами, негодующим свистящим шепотом или просто недоуменным всплескиванием рук. Прибегал он к этому в крайних случаях. Только тогда, когда был абсолютно и стопроцентно уверен в собственной правоте или всепрощении. Сейчас был как раз тот самый случай, и Влад решил разыграть его по полной программе.
Медленно повернувшись к ней и сунув руки, мгновенно сжавшиеся в кулаки, в карманы халата, он так же размеренно подошел к столу, за которым она сидела. Не меняя внушительной позы, пододвинул ногой стул и сел на него, прямой, как жердь.
– Что ты сказала только что, дорогая, я не понял? – скулы нервно заходили под гладкой холеной кожей щек. – Я ослышался или ты мне предъявила какие-то обвинения? Не повторишь ли?
В такие моменты он даже начинал ей нравиться. Черт побери! И в самом деле значимая фигура, хоть и ясно, что выпендривается.
Сейчас Владик неторопливо выпростает кулаки из карманов халата. Уложит руки на стол, при этом комично дернет шеей, словно поправит сбившийся с холки хомут. Затем трехминутное разглядывание маникюра. Вот ведь стервец, ни о чем таком не забывает, а у нее вторую неделю ногти омерзительные. И под занавес те же самые вопросы, можно в другой последовательности, с непременным сопровождением тяжелейшего из тяжелых взглядов, которым он собирался ее испепелить. Все это уже было, и ей порядком наскучило. Может, и не наскучило бы, и даже возбудило, не носи она в своем обезображенном брюхе его наследника. Сейчас Лизе Любавской было не до сценических экзерсисов подобного рода. Ее душила ненависть к этому нахлебнику, которого она зачем-то тащит на своей шее который год и с которым все никак не находит сил расстаться, а вот еще и родить надумала.
– Ты спал с ней? – без особого энтузиазма спросила Лиза, поймала его за кисть руки и больно сжала, вонзив в нее ногти.
Влад дернулся и болезненно поморщился. Физической боли он не терпел, моральная ему была неведома. Попытавшись вырвать у жены руку, он лишь сильнее расцарапал кожу.
– Что ты делаешь, идиотка?! – неожиданно озверевшим голосом завопил он, что абсолютно не вязалось с его привычной манерой скучающего альфонса. – Что ты себе позволяешь вообще, я не пойму?! Спал ли я с ней? Конечно, переспал! Причем мы трижды занимались любовью, трижды!!! Что еще тебе хочется узнать? Хороша ли она в постели?
– Думаю, что не очень, – вдруг совершенно спокойным голосом произнесла Лиза и даже ухмыльнулась давно забытой улыбкой: шкодливо-вызывающей.
Раньше это действовало на него безотказно. Стоило ей вот так дернуть губами, как Влад мгновенно начинал расстегивать штаны. Но то было раньше. То было тогда, когда ее талию он легко обхватывал руками и захлебывался от восторга, когда она упиралась в его грудь отвердевшими от желания сосками. Сейчас это не сработало. Владик по-прежнему болезненно морщился и силился выдернуть свою руку из ее цепких когтей. Она не отпускала.
– Слушай, хватит уже! – заорал он и, применив силу, освободился от нее, тут же отодвинулся вместе со стулом подальше от стола и от нее. – Психопатка! Что ты хочешь от меня, Лиза?! Ольга была твоей затеей, не моей. Не так ли?
– Так, – не могла не согласиться Лиза, с ненавистью глядя на упругие завитки волос на его груди, нахально вылезающие в вырез халата. – Но я не просила тебя ее трахать.
– Да?! – Влад недоуменно заморгал, глядя на Лизу так, словно видел ее впервые. – Во-он как! А за каким хреном ты тогда втиснула меня в это дурацкое директорское кресло?! Тебе сколько это стоило?! Страшно даже представить, какие бабки ты отвалила за то, чтобы я там оказался! И назначения ждал! Сколько прогинался и унижался. За каким чертом, ответь?!
– Так было нужно.
– Кому?! Мне? Ольке? Ей по фигу, кто я, поняла! – Он вдруг вскочил на ноги так стремительно, что зацепился полой халата за спинку стула, повалив его на пол. Но не сделав попытки поднять его, принялся скакать по кухне, драматично заламывая руки и громко выкрикивая: – Ты хреновый сценарист, Лизка! Это полная жопа, а не сценарий!!!
Она была с ним не согласна, потому что до сих пор пребывала в уверенности, что сценарий ее был безукоризненным.
Целью их последней, как они решили для себя, операции была Ольга. Та самая Ольга, от которой он сбежал, чуть не свихнувшись от ее нравственности и целомудрия.
Все, что от него требовалось до сего времени, это вести за ней наблюдение, не давая при этом усомниться коллективу в своей функциональной пригодности. Второе у него получалось великолепно. Когда того требовали обстоятельства, Влад мог быть виртуозно изворотливым. Но вот наблюдение давалось ему с трудом. Постоянные дерганья на ковер к вышестоящему руководству, корпоративные посиделки и прочие профессиональные обязательства забирали у него массу времени. Он психовал, капризничал, грозился бросить все к чертовой матери. Время шло, а к Ольге он не приблизился ни на шаг.