О нём (ЛП)

Отем берет меня под руку.
— Мне интересно, что у тебя с планом книги.
Ах, да. План. Пустынный документ, по которому гуляет ветер и катится перекати-поле.
— Нормально.
Раз… два… три…
— Хочешь, я посмотрю, прежде чем мы войдем в класс?
Я расплываюсь в улыбке.
— Нет, Одди, там все в порядке.
Она останавливается прямо у входа в класс.
— Так ты закончил?
— Что закончил?
По ее раздувшимся ноздрям я понимаю, что моя подруга представляет меня валяющимся на полу в луже собственной крови.
— Составлять план.
В голове всплывает образ вордовского документа с двумя написанными предложениями: «Наполовину еврей, наполовину непонятно кто, этот парень-квир живет в наводненном мормонами городе. И он ждет не дождется возможности уехать».
— Нет.
— Как считаешь, может, стоит?
В ответ я лишь вскидываю бровь.
Сегодня всего лишь четвертое занятие, и, несмотря на благопристойную атмосферу, царящую в этой аудитории, мы уже сделали традицией вести себя по-хулигански, пока не приходит Фудзита. Футболист-Дэйв с неизменным мячом начинает чеканить им попеременно то одной, то другой ногой, в то время как Буррито-Дэйв считает, сколько раз подряд мяч не коснется пола. Джули и Маккенна громко обсуждают грядущий выпускной, а Эшер делает вид, будто их не слышит (Макэшеры — их общее прозвище — это бывшая парочка, и с тех пор как он просто взял и бросил ее, перед нами время от времени разыгрываются увлекательные сцены). Отем идет за мной по пятам, чтобы я показал ей свои наброски — помните, да, что я говорил про неугомонную ищейку? — и я решаю отвлечь ее игрой в камень, ножницы бумагу, потому что подсознательно нам с ней по-прежнему лет по десять.
По аудитории проносится шепоток, и я поднимаю голову, ожидая увидеть Фудзиту, но с папкой в руке входит Себастьян. Эффект от его присутствия сродни звуку, который издает игла, царапая старые папины пластинки, — только в моем случае прямо по мозгу. Я показываю Отем какую-то несуществующую фигуру, отдаленно похожую на когти птицы.
Она шлепает меня по руке.
— Мой камень бьет даже вот это.
— В чем дело, народ? — со смехом говорит Себастьян и кладет папку на стол.
Единственная, кто не обращает на него внимания, — это Отем, намеревающаяся продолжать играть. А мне тут же вспоминается арена лазертага и как он ко мне прижался. Себастьян окидывает аудиторию спокойным и немного отстраненным взглядом.
— Вам не обязательно переставать разговаривать, когда я вхожу.
Маккенна с Джули предпринимают вялые попытки возобновить разговор, но в наступившей тишине, а также в присутствии Себастьяна, уже трудно сохранять скандальный оттенок беседы. А он своим присутствием заполняет все вокруг. Себастьян красивый — конечно же — но еще его окружает аура доброты, как и у любого другого действительно хорошего человека. Это заметно даже на расстоянии. Он всем улыбается, и, я уверен, моя мама назвала бы его осанку идеальной. А еще я готов поставить все деньги со своего накопительного счета, что он никогда не произносит — даже мысленно — ни одно из моих любимых нецензурных слов.
Тут мне в голову приходит ужасающая мысль, и я поворачиваюсь к Отем.
— Как думаешь, на нем храмовое белье?
Если она и думает, что странно спрашивать, носит ли Себастьян то самое скромное нижнее белье, которое принято надевать среди большинства верующих взрослых мормонов, то виду не подает.
— Мормоны не могут носить храмовое белье, пока не получат облечение [в других источниках эндаумент — прим. перев.].
— Что-что получат? — видимо, моей маме нужно было уделять большее внимание образованию ее детей.
Отем вздыхает.
— Пока не пройдут обряд в Храме.
Я пытаюсь говорить как ни в чем не бывало, будто просто болтаю от скуки.
— То есть обряд он еще не прошел?
— Сомневаюсь, конечно, но откуда мне знать? — наклонившись, она достает содержимое своего рюкзака.
Я киваю, хотя ее ответ мне мало помогает. У мамы я поинтересоваться тоже не могу, потому что она обязательно спросит, зачем мне это.
Одди садится и берет остро заточенный карандаш.
— Он пройдет обряд, когда будет готов жениться или перед миссией.
Похлопывая кончиком ручки по губе, я смотрю по сторонам, делая вид, будто слушаю ее вполуха.
— А-а.
— Сомневаюсь, что он женат, — уже с большим любопытством замечает она, кивком показывая на Себастьяна.
Он стоит недалеко от входа и что-то читает, и при мысли, что он может быть женат, я на мгновение теряю дар речи. Думаю, ему лет девятнадцать.
— У него на руке нет кольца, — продолжает Отем. — И разве он не отложил свою миссию на время выхода книги?
— А что, отложил?
Она смотрит сначала на него, потом на меня. Еще раз на него и снова на меня.
— Не совсем понимаю, что ты мне пытаешься сказать, Одди.
— Что он здесь, — отвечает Отем. — И что обычно они уезжают служить на миссию — на два года — почти сразу после окончания школы.
— То есть он все-таки не носит то бельишко?
— Господи, Таннер! Тебя действительно волнует, какое у него нижнее белье? Давай лучше поговорим о твоем чертовом плане!
Знаете, да, такие моменты? Когда в столовой девушка громко говорит: «У меня начались месячные!» Или парень: «Я хотел пернуть, но случайно наложил в штаны!» И наступает тишина. Именно это и происходит. Прямо сейчас. Где-то между «То есть он все-таки не носит то бельишко» и «Господи, Таннер» появляется Фудзита, и все, кроме нас с Отем, замолкают.
Фудзита усмехается и, глядя на нас, качает головой.
— Отем, — добродушно говорит он, — уверяю тебя, нижнее белье мужчины не настолько интересно, как ты на то надеешься.
Все смеются, в восторге от этого детсадовского происшествия. Отем открывает рот, чтобы возразить и объяснить, что это я интересовался нижнем бельем, но как только Фудзита заводит разговор про наши планы к книгам, возможность упущена.
Качнувшись влево, когда Отем отталкивает мою правую руку, я рассеянно размышляю, что об этом диалоге думает Себастьян. Поднимаю на него взгляд, как раз когда он резко отворачивается куда-то в сторону.
Его щеки покрываются пятнами румянца.
Фудзита просит нас достать свои наброски, и у меня возникает ощущение, будто все разворачивают длинные рукописи с подробнейшим описанием.
С глухим шлепком Отем кладет на стол стопку бумаги. А я даже не открываю ноутбук с хранящимися там двумя предложениями, которые и составляют весь мой план. Вместо этого достаю файл с пустыми листами бумаги из блочной тетради и, постучав им по столу, изо всех сил притворяюсь сосредоточенным.
— Таннер, может, хочешь начать? — предлагает Фудзита; видимо, его внимание привлек мой шум.
— М-м-м, — я смотрю вниз. Только сидящей рядом со мной Отем видно, что на листе, с которого я якобы читаю, ничего нет. — Я все еще работаю над общей идеей…
— Это нормально! — кивая и поддерживая, восклицает Фудзита.
— …но думаю, это будет… подростковый роман про парня… — я не произношу вслух слово «квир», — который переехал в один довольно религиозный городок из большого города, и…
— Замечательно! Отлично! Еще в процессе формулировки, я понял. Тебе нужно сесть с Себастьяном и обсудить это, да? — Фудзита кивает уже на середине фразы, как будто это была моя идея. Не могу понять, помогает он мне или наказывает. Фудзита отворачивается и оглядывает аудиторию. — Кто хочет поведать нам о своем плане?
Все, кроме Отем, поднимают руки. Что любопытно, ведь идея ее книги расписана, наверное, подробнее, чем у всех. Она работала над ней почти год. Но еще она моя лучшая подруга, поэтому я не сомневаюсь, что тем самым Отем мне помогает. На ее фоне моя бессвязная болтовня будет выглядеть еще хуже.
Класс разбивается на небольшие группки, и мы набрасываем идеи, помогая друг другу с сюжетом. Я попал к Джули и Маккенне, но поскольку книга Маккенны о девушке, которую бросили, после чего она превратилась в ведьму и начала мстить своему бывшему, мы всего минут десять обсуждаем саму книгу, после чего беседа переключается на будущий выпускной и детали ругани Макэшеров.