Время между нами

— Вот твоя любимая.
Я одобрительно киваю.
— Много деталей. Живые фотографии. Есть описания бюджетных отелей, но это не хостелы или что-то вроде того. Есть предложения для трехдневных туров, пятидневных туров, а также для тех, кто хотел бы остаться в стране подольше, так что нам нужно просто собрать все…
— Я хочу услышать оставшуюся часть второго секрета.
Беннетт буквально мгновение внимательно смотрит на меня.
— На чем я…
— Ты можешь изменять незначительные детали в прошлом, чтобы повлиять на результат, но никогда не меняешь все событие целиком. Ты можешь переместиться в любое место в мире и в другое время, но только в пределах определенных дат.
Беннетт пораженно смотрит на меня – удивлен, что я так точно запомнила его слова. Но как я могу их забыть? Они всю ночь крутились у меня в голове.
— Точно. — Он слегка улыбается. — Я могу путешествовать только в пределах дат, относящихся к моей жизни. Я не могу переместиться в день, предшествующий дню моего рождения и не могу переместиться ни на секунду вперед текущей даты и текущего времени. Однажды я попробовал, и у меня получилось, но что-то пошло не так. С тех пор я пробовал тысячу раз, но больше ничего не происходило.
Я представляю линию жизни у себя в голове, начиная от года его рождения до сегодняшнего дня.
— Получается, что ты не можешь перемещаться в даты ранее 1978 года и после сегодняшнего дня?
Беннетт берет один из путеводителей по Мексике и начинает перелистывать его страницы, старательно избегая моего взгляда.
— Вообще-то я могу переместиться в день и подальше сегодняшнего.
— Я думала, что ты не можешь. Тогда как… — Что-то не могу понять. И Беннетт как-то не очень мне помогает. — Ладно, давай спрошу по-другому: как далеко после 1995 года тебе удалось переместиться?
Беннетт тяжело вздыхает. И по-прежнему избегает моего взгляда.
— В 2012 год.
— Но разве этот год не находится за линией твоей жизни?
Он смотрит на меня так, словно ответ на этот вопрос совсем не положительный, чувствую, как желудок начинает сжиматься.
Брови Беннетта подняты, словно ждет, когда я сама все пойму.
— Постой-ка.. когда ты родился?
Мне кажется, что проходит целая вечность прежде, чем я получаю ответ.
— 6 марта 1995 года.
Пристально смотрю на него.
— То есть ты родился в прошлом месяце.
— Да, знаю.
— 6 марта 1995 года?
— Да.
И вот тут до меня доходит. Фотографии в гостиной его бабушки. Фотография в рамке с изображением ее дочери и сына. По имени Беннетт.
— Не может быть! — Беннетт все еще старается не смотреть на меня. — Так значит, фотографии на каминной полке в доме Мэгги… — Не сразу осознаю, что произнесла эти слова вслух, но, видимо, произнесла, потому что Беннетт, наконец-то, поднимает на меня глаза и кивает.
— Так Мэгги – твоя бабушка?
Он снова кивает.
— А настоящий ты… — Никак не могу заставить себя произнести слово «младенец». — Сейчас в Сан-Франциско. — Так вот почему в доме Мэгги нет фотографий взрослого Беннетта.
— Ну и это тоже настоящий я. — Беннетт бьет себя по руке, чтобы доказать, что она твердая. И смотрит на меня. — Но, да. В 2012 году мне семнадцать. А вот в 1995, формально… нет.
И тогда я представляю себе уже другую линию жизни. Она начинается в 1995 году и заканчивается в 2012.
— А как же… тот другой ты? Тот, что на фотографиях.
— Думаю, другой я все еще в Сан-Франциско, наверное, лежит в колыбели, уставившись на игрушки-погремушки.
Слегка отшатываюсь, Беннетт сбоку смотрит на меня. Старательно пытаюсь выбросить все, что только что услышала, из головы и сделать вид, что наличие Беннетта-малыша меня не слишком шокирует. Но, видимо, все-таки выгляжу озадаченной, потому что Беннетт решает пояснить:
— Вообще-то я могу находиться в разных местах в одно и то же время, но не в одном и том же месте в одно и то же время.
— А что случится, если ты окажешься? В одном и том же месте в одно и то же время.
— Ну, я никогда не позволял такому произойти случайно. Но если я делаю это намеренно, то первый «я» исчезаю и тогда «я» нынешний занимает его место, как это произошло в момент ограбления. Так и происходит замена.
Теперь уже я беру книгу и перелистываю страницы.
— Так ты мне солгал насчет болезни твоей бабушки?
— Не совсем, у нее и правда болезнь Альцгеймера, просто… в 1995 году ее еще не было.
— Тогда почему она считает тебя студентом Северо-Западного университета? — Поднимаю на него глаза.
Беннетт вздыхает.
— Просто я так сказал ей, когда снимал комнату.
Рука Беннетта прижимается к моему плечу, но я отодвигаюсь от него подальше и начинаю нервно дергать нитку, торчащую из ковра, стараюсь унять участившееся дыхание.
Он может переноситься в будущее после 1995 года потому, что именно с этой точки и начинается
его
будущее.
Он живет у женщины, которая даже не подозревает, что он – ее внук.
Да и вообще, его не должно быть здесь в 1995 году!
— Сейчас ты в своем прошлом, — заявляю я.
— Да.
— Как долго ты оставался где-нибудь в прошлом? — Закрываю глаза, не могу смотреть на Беннетта.
— Тридцать шесть дней, — чуть слышно выдыхает он.
— И когда они истекают?
Возникает пауза.
— Завтра будет ровно тридцать шесть дней.
Еще крепче закрываю глаза. Не уверена, что способна такое вынести.
А ведь я еще даже не слышала всего остального. Не знаю, о чем он бормотал в тот вечер в парке, как он попал сюда, откуда он пришел, и, вообще, что он делает в Эванстоне. Почему он предполагал пробыть здесь только месяц, но все еще здесь.
Наконец все-таки открываю глаза и смотрю на него.
Я на шестнадцать лет старше него. Но это не так.
Он на год старше меня. Нет. И это не так.
Беннетт смотрит мне прямо в глаза.
— Послушай. Я знаю, все это звучит довольно дико. И хотя я рассказал тебе второй секрет полностью, тебе все же известны только два из трех. — Он смотрит на потолок и молчит какое-то время прежде, чем снова перевести взгляд на меня.
— Дело в том, что меня не должно быть здесь, Анна. Ни в Эванстоне. Ни в 1995 году. Я не должен знать тебя, Эмму или Мэгги. Не должен ходить в эту школу, делать домашние задания или зависать в вашей кофейне.
Тут Беннетт берет меня за руки, словно собирается перенести нас куда-то, но мы не покидаем комнату, а лишь садимся ближе друг к другу.
— Я нигде не остаюсь. Я посещаю, наблюдаю и ухожу. Я
никогда
не остаюсь.
Не знаю, что теперь мне делать со всей этой информацией. Сказать, чтобы он уходил? Или чтобы остался? Но у меня не оказалось времени, чтобы придумать еще какие-то варианты, потому что Бенннетт стремительно приблизился ко мне, я оказываюсь притиснутой к шкафу, он берет мое лицо в свои ладони и начинает страстно целовать меня – словно он
хочет
быть здесь, словно, если он долго и страстно будет меня целовать, то все, о чем он только что мне рассказывал, никогда не станет правдой. Но я знаю, что все это правда, что невероятно глупо испытывать чувства к кому-то, кто даже не принадлежит к этому времени, к кому-то, кому даже не нужен самолет, чтобы уехать отсюда, и все же мои руки отрываются от ковра, находят его спину, притягиваю Беннетта к себе. Потому что сейчас он здесь. А я вполне уверена, что не хочу, чтобы все это заканчивалось. Никогда.
Вдруг он отодвигается от меня.
— Извини.
— Ничего. Все в порядке, — говорю я и пытаюсь выровнять дыхание.
— Нет. Ничего не в порядке. Я это не планировал – мне не следовало усложнять все еще больше. — Беннетт встает, запустив руку в волосы. — Мне нужно идти. Извини.