На земле и на небе
Ксюшка быстро скинула с себя платьишко и трусики, не дождавшись взрослых, открыла дверь и зашла в баню, но буквально через секунду вылетела обратно, прикрывая ладошками лицо.
— Ты что? — удивилась тетя Сара.
— Ой! Жжет!
— Пойдем-пойдем, пообвыкнешь.
Она взяла девочку за руку и повела за собой.
Катя помнила, как сама в детстве не любила ходить с матерью в баню, однако поспешила вслед.
— Да она ведь еще маленькая… — засомневалась Катя.
— Не спеши, я своих с месяца в бане парила!
— Конечно, но все же…
— Ну ладно, девка, как хочешь.
Катя набрала в тазик холодной воды, разбавила ее горячей и быстро помыла голову девочке.
— Иди немного передохни в предбаннике, я сейчас воду сменю и тебя позову.
Катя вновь набрала в тазик воды и позвала дочку. Ксюша нехотя вернулась и покорно встала перед матерью. Катерина намылила мочалку, легко потерла маленькое тельце дочери, окатила ее с головы до ног прохладной водой и отпустила.
Для Кати баня тоже была несколько жарковата, поэтому она с удовольствием передохнула, пока одевала дочку.
— С собакой сегодня больше не играй, беги сразу в дом, — наказала она Ксюше и опять зашла в жаркую баню.
Тетя Сара усиленно нахлестывала себя веником:
— Все нормально, девка? Сможешь попарить меня?
— Конечно, поворачивайтесь.
Женщина передала Кате дубовый веник и повернулась к ней спиной:
— Давай-давай, да не размазывай, а с плеча хлещи.
Катя удивлялась выносливости деревенской бабы. Казалось, ей все было нипочем: ни тяжелая работа, ни жар, ни боль.
— Ну ладно, — в конце концов остановила ее тетя Сара, — жидковата ты, деваха. Можа, тебя попарить? Как ты? Нормально с головой?
Катя метнула взгляд на большие, жилистые руки женщины.
— Все нормально, спасибо. Только я сама. — Катя взяла веник.
— Ну ладно, сама так сама, — усмехнулась тетя Сара, зачерпнула в ковш воды и плеснула на железный бок печки.
— Ой! — Катя в испуге выскочила в предбанник, спасаясь от жгучей волны горячего пара. И только через несколько минут, глотнув прохладного воздуха, вернулась обратно.
— Забылась я, Катюха, уж прости. Дверцу на минутку приоткрой — быстро выветрится. Мойся, а я пойду пока тоже выйду, охолонусь, а уж потом в удовольствие и пару пущу — попарюсь.
Катя вымылась и поспешила. Где-то через четверть часа вышла раскрасневшаяся тетя Сара.
— С легким паром, — приветствовала ее Катя.
— Спасибо, — ответила женщина. — Знатная все же банька. Ничего не скажешь. Душу отвела в удовольствие. Ну а ты как?
— Прекрасно, спасибо.
— В глазах чертенята не скачут?
— Нет, наоборот, как будто все просветлело. Тело дышит, и улыбаться хочется.
— Да, после баньки душа поет, — согласилась женщина.
Когда женщины вошли в дом, Ксюша с Дмитрием сидели за письменным столом и о чем-то шептались.
Катя огляделась. Хотя дом и был недостроен, эта комната казалась вполне обжитой и уютной. Приглушенный рассеянный свет небольших лампочек, расположенных в мелких отверстиях потолка, освещал большое пространство, на котором умещались и низенький стол, накрытый к ужину, и диван с креслом, и стоящий в углу письменный стол, и кровать. Конечно, обстановку нельзя было назвать идеальной. Диван, кресло и стол были современными: темное дерево и кожаная обивка цвета топленого молока. Зато письменный стол и кровать были явно из прошлой, советской эпохи.
Дмитрий снял со своих коленей девочку, поправил ей платье и встал.
— С легким паром, — приветливо произнес он традиционную фразу.
Тетя Сара с готовностью подхватила:
— Спасибо на добром слове, — и тут же спросила, оглядывая стол в поисках чайника или самовара: — А чаек-то готов?
— Готов, готов, не волнуйтесь. И не только чаек.
Дмитрий вышел в другую комнату и вскоре вернулся с небольшой бутылкой водки с бело-синей этикеткой в одной руке и пластмассовым электрическим чайником в другой.
— Сегодня как-никак пятница, можно и отдохнуть немного. — С этими словами он поставил на стол чайник и бутылку.
— Что припас-то? — заинтересованно спросила разрумянившаяся после парной тетя Сара.
— Присаживайтесь. — Дмитрий указал ей на кресло.
Женщина с опаской покосилась на него и осторожно стала садиться. Коснувшись гладкой поверхности, она расслабилась и буквально провалилась в мягкое пространство сиденья.
— Ух ты! — она засмеялась от удовольствия. — Как перина!
Немного освоившись, она потянулась к столу:
— Ну, что ты приготовил?
Она взяла со стола бутылку и на расстоянии вытянутой руки, немного прищурившись, прочла:
— «Гжелка». Славная, говорят, водочка. Я еще не пробовала. Кстати, — спохватилась она, — я с собой грибочков маринованных принесла, с прошлого года одна баночка осталась.
Она попыталась поднять свое грузное тело с мягкого низкого сиденья, но Дмитрий остановил ее:
— Сидите, сидите, я сам принесу. Скажите только где?
— Да я вон у порога оставила кошелку.
Дмитрий достал из матерчатой сумки поллитровую банку грибов, легко снял полиэтиленовую крышку и поставил на стол.
— Девчонки, садитесь на диван, — пригласил он. — Чего мнетесь?
Катерина села поближе к тете Саре и усадила с собой рядом дочку.
— Нет-нет, дорогуша, — не согласившись с таким расположением, возразила тетя Сара. — Я хочу рядом с мужиком сидеть. Кто мне будет подливать-то? Ты подвинься. Пусть Дмитрий между нами сядет.
Катя безропотно повиновалась. Дмитрий сел на край дивана. Справа от него, чуть поодаль, сидела тетя Сара в кресле, а рядом с ним на диване, почти соприкасаясь, расположилась Катя.
Дмитрий разлил прозрачную жидкость по рюмочкам, а Ксении в высокий стакан налил газированной воды.
— Ну, — подняла рюмку тетя Сара, — давайте-ка за славную баньку.
Они чокнулись. Катерина до этого раза никогда не пробовала водку, поэтому сразу поперхнулась от ее жгучей горечи, на глазах выступили слезы.
— А ты закусывай, закусывай, — сердобольно засуетилась тетя Сара, придвигая к ней стеклянную банку. — Грибочки к водочке — самое то.
Выпили еще, закусили кто огурцом, кто грибками. По телу разлилась теплая истома. Разговаривать не хотелось. Дмитрий включил тихую музыку. На ужин он приготовил плов: белый рассыпчатый рис, морковь, изюм и куски сочного, жареного мяса. Он принес большой казан и разложил плов по большим тарелкам с нежно-голубыми цветами. Ксюшке досталась тарелочка поменьше, но поглубже, на стенках которой были изображены утята.
— Дядя Дима, а зачем вам детская тарелочка? — спросила девочка, с удивлением разглядывая утят.
Дмитрий отвел глаза.
— Ксения, не задавай глупых вопросов, — одернула дочку Катя.
— А он и не глупый вовсе, возразила Ксюша, — ведь у дяди Димы детей нет, а тарелка есть.
— Это я для тебя специально привез, — ответил мужчина тихо, и на его лбу пролегли две поперечные линии.
Тетя Сара внимательно посмотрела на Дмитрия. Своим женским чутьем она понимала, что душа его таит какую-то боль, и он вовсе не желает делиться этим с кем бы то ни было.
— Знатный плов, — похвалила она. — Где научился готовить?
Дмитрий с видимым облегчением сменил тему:
— В армии, когда служил, один узбек научил. Меня офицером призвали после университета. Солдатом этот узбек был, конечно, бедовым. Русского языка почти не понимал, так я его на кухню пристроил. Его раньше другие солдаты донимали, а как он в повара перешел — и пальцем больше никто не тронул.
— Что, боялись, что отравит? — испуганно спросила тетя Сара.
— Да нет, — усмехнулся Дмитрий, — готовил очень хорошо. Даже обыкновенная перловка вкусной казалась. Я ему всякие пряности накупил — так он стал экспериментировать, очень интересные блюда получались.
— Видимо, такой талант ему от Бога был дан, — покачала головой тетя Сара.
— Наверное, — согласился Дмитрий. — Я его и после армии пристроил в городе, в ресторане. Не захотел парень уезжать в свое село.