На земле и на небе

— Кто-кто? — удивилась Катя, услышав такое замысловатое слово из уст своей легкомысленной сестры.
— Тот, кто будет делать тебе имидж. А имидж у тебя такой… — Аня на секунду задумалась, сдвинув к переносице брови. — Женщина-вамп!
Глаза ее радостно блестели. Ей явно нравилась новая роль.
Катя уже сожалела, что попросила сестру о помощи, Теперь придется терпеть ее выкрутасы.
— Не поняла…
— Ну та, от которой все мужики тащатся.
— Аня! Ну что у тебя за выражения! — попыталась возмутиться Катя, но сестра ее не слушала.
— Ты будешь сногсшибательной, неприступной красавицей, которая всех соблазняет, а сама — ни в какую.
Катя невольно рассмеялась:
— Женщина-вамп. Это я-то?
— Давай-давай, не сопротивляйся.
При помощи черного карандаша Аня сделала линию ее бровей более заметной, подвела глаза. Потом покрыла веки черным перламутром и густо нанесла на ресницы тушь. Немного задумавшись, она опять подошла к кровати и стала перебирать тюбики с помадой.
— А теперь губы. Они должны звать и манить.
— Слушай, откуда ты все знаешь? — с деланным возмущением воскликнула Катя.
— Нужно книжки читать, — спокойно ответила младшая сестра.
— А я что, не читаю?
— Читаешь, да не те.
— А какие — те? — с трудом оставаясь серьезной спросила Катя.
Аня досадливо взмахнула рукой. Перед глазами Кати мелькнул ярко-бордовый тюбик.
— Во-первых, прекрати задавать дурацкие вопросы, ты только мешаешь, мне нужно сделать четкий контур рта, а ты все время шевелишь губами. А во-вторых, это, например… — девушка на секунду задумалась, чуть нахмурив брови, — «Чертоги страсти» или «Рыцарь ее мечты».
Катерине ужасно хотелось рассмеяться, но Анютка с таким воодушевлением взялась делать из нее «женщину-вамп», что она побоялась обидеть сестру. Она очень любила Аню и часто над ней подтрунивала, но тут Анино страстное желание ей помочь искренне растрогало Катю.
Через несколько минут Анютка чуть отошла в сторону, явно довольная своей работой:
— Классно! Все мужики будут твоими. Смотри, — и она поднесла к лицу Катерины зеркало.
Катя невольно отпрянула. Чужое, жесткое лицо, вызывающе красивое и чуть вульгарное. Глаза смотрят открыто и дерзко. Но рот! Вот что называется «чувственный и зовущий». Она стала привыкать к своему новому облику, и то, что она видела в зеркале, стало ей нравиться. Действительно, такой она себя еще не знала.
— И еще, — вошла в раж Анюта, — надо бы тебе волосы покрасить в черный. Нет, лучше осветлить.
— Ну уж это слишком, — остановила ее сестра. — Так, я сегодня пойду в твоем топике на вечеринку, о’кей?
— Для тебя отдам последнюю рубаху, — пропела сестра.
— Спасибо, но вряд ли она будет мне впору, — рассмеялась Катерина.
— Только, чур, это будет ченч, — сказала младшая сестра, и на ее лице появилось заискивающее выражение.
— Что за ченч такой? — не поняла Катерина.
— Ну значит обмен. Ты — мне, я — тебе, — разъяснила Аня. — Я тебе дала поносить свой топик, а ты мне дашь твой полосатик.
Кате, конечно, было жаль свою итальянскую водолазку, но отступать было уже поздно.
— Хорошо, — согласилась она, вздохнув, — только будь осторожней, не испачкай.
— А ты мой топик береги. Да и честь — смолоду! — захохотала Аня и запрыгала вокруг сестры.
…Катя выглянула в окно. Был конец марта, и на улице вовсю светило солнце, хотя на часах было уже около шести. Настроение у нее было под стать погоде: яркое, радостное, с примесью легкого волнения. Воробьи восторженно чирикали, и она тоже невольно замурлыкала что-то себе под нос, Возбуждение не давало ей сосредоточиться — скоро экзамены, и на сегодня у нее было запланировано повторить кое-какие вопросы к ним. Но ее благим намерениям явно не суждено было осуществиться.
Она еще раз взглянула на свое отражение в зеркальной плоскости трюмо. Стройную, подтянутую фигурку (не зря же она дважды в неделю ходит в спортзал) подчеркивали плотно облегающие бедра брюки, блестящий топик на тонких бретельках открывал ее красивые плечи. А матовая кожа казалась еще белее в контрасте с черным. Она подошла поближе и стала внимательно рассматривать свое новое лицо, Накрашенные умелой (откуда что взялось!) Аниной рукой, ее глаза «домашней кошки» волшебным образом преобразились в глаза прекрасной хищницы; яркий, зовущий рот… круглые щеки с легким румянцем, выдающим ее волнение, и маленький, чуть курносый носик с редкими веснушками… Катя огорченно вздохнула. Как ей хотелось бы быть похожей на Катрин Денев в молодости или, например, на Одри Хепберн. Ей не нравились современные экшн-фильмы, что буквально заполонили российские экраны с начала девяностых годов. Зато с удовольствием она смотрела сентиментальное ретро. Когда Катя была в пятом классе и в их город привезли целую коллекцию ретро-фильмов, она даже сбегала с уроков, чтобы попасть на дневной сеанс фестивальной программы. Она на всю жизнь запомнила очарование «Римских каникул» и «Дневной красавицы».
Как когда-то в детстве, она старательно втянула щеки и сделала удивленными глаза, стараясь быть похожей на экранных героинь. Нет, все равно матрешка матрешкой! Катя еще раз посмотрела в зеркало, стараясь объективно оценить теперь уже свою фигуру. Вот тут если она и уступает любимым актрисам, то совсем чуть-чуть. Ела она всегда немного и предпочтение отдавала супам и салатам. По утрам (признаться, тоже не без влияния кино) делала себе тосты, намазывая на поджаренные ломтики белого хлеба домашнее варенье (чем не джем?), и заваривала черный чай, терпкий, вяжущий вкус которого очень любила и поэтому никогда не добавляла сахар. В перерывах между занятиями она (о здоровый образ жизни!) выпивала пол-литра кефира или йогурта с небольшой булочкой или печеньем. Ее обед обычно состоял из супа и овощей. Нет, она не была вегетарианкой и, если мать жарила курицу или делала поджарку из свинины, конечно, не отказывалась от угощения, но и не злоупотребляла, объедаясь до болей в животе. Но колбасу и котлеты ела всегда с трудом. Мама была вполне консервативной хозяйкой, всегда следовавшей своему золотому правилу питания: на обед всегда должно быть первое и второе. И то, что эти первое и второе не менялись порой неделями, ее совершенно не беспокоило. Поэтому Катя чувствовала себя чуть ли не диссиденткой, отстаивая свои права на «альтернативное» питание. Их «кухонная война» закончилась перемирием, и Катя обрела право готовить себе то, что считала нужным.
Зазвенел звонок. Катя часто заводила будильник за полчаса до выхода на назначенную встречу, чтобы не опаздывать. Она еще раз взглянула на себя в зеркало, привыкая к новому облику «женщины-вамп», поверх топика накинула песочного цвета приталенный пиджак. В прихожей она обула легкие ботиночки на тонком невысоком каблучке, надела пальто, повесила через плечо сумочку и вышла из дома.
На улице уже смеркалось, гвалт воробьев стих, вот-вот, казалось, пойдет снег. Но все равно, радостное возбуждение не покидало ее. Она вошла в кафе ровно в семь часов.
Кафе было теплым и уютным, всего столиков на десять. Никого, кроме пары курящих девиц, сидевших на высоких табуретах у барной стойки. Тихо играла музыка — что-то из репертуара Пугачевой. Катя невольно поморщилась, но подумала, что уж лучше Пугачева, чем кто-нибудь из безликих однодневок с их песнями из трех слов, повторяющихся по двадцать пять раз. Сняв пальто, она присела за столик. Ох уж эта ее неизменная пунктуальность! Всегда она приходит вовремя, что среди тех, с кем она встречается, вероятно, считается неприличным. Хорошо еще, что она захватила с собой конспекты, подумалось Кате. И, расстегнув сумочку, она достала толстую тетрадь на пружинке и погрузилась в чтение.
— Ну вот, и здесь зубришь!
Катя подняла глаза. Перед ней стояли счастливая Лариска с огромным до неприличия букетом роз и ее любимый, с сегодняшнего дня бывший уже в звании жениха Константин.