Уроки родной истории
* Как известно, любая случайность есть маргинальное проявление закономерности, а то и прямое звено цепи.
Что, впрочем, отчасти извинительно для средневекового человека, поскольку время было такое: род людской еще не выстроил настоящую иерархию ценностей и не накопил достаточного знания о себе. Слава Богу, нынешние князья, прямые потомки тех самых недоумков и подлецов, делом занимаются: детей рожают, картины пишут, администрируют, и, стало быть, опять же прогресс человечности налицо.
Русские - наверное, самый смирный народ в Европе, и тем не менее они фордыбачили еще в седой древности, задолго до Нестора-летописца и до того, как викинг Рюрик Скьелдунг был выписан славянами из Фрисландии вместе с его дружиной, которая сама себя называла - русь.
Первая русская революция приходится на 862 год нашей эры, когда новгородцы изгнали из своей земли варягов шведского корня и бразды правления взял в свои руки полумифический Гостомысл. Ничего хорошего из этого не вышло, и вскорости пришлось звать варягов датского корня, чтобы пресечь междоусобицы и разбой.
Такова, к сожалению, судьба всех наших революций, включая последнюю, то есть Великую Октябрьскую, которая была действительно великой, но по астрономическому счету произошла все-таки в ноябре.
Победоносной ее тоже не назовешь, а скорее это было отложенное поражение, так как большевизм предполагает совершенного работника, воспитанного совершенными формами общественного и государственного бытия, но такая метаморфоза может случиться только наоборот; именно деревенский мужик не оставит воровства как народного промысла, если заменить ему родовой надел общественной собственностью на землю и средства производства, которые и осмыслить-то невозможно, но он будет трудиться до седьмого пота, если он просто-напросто собственник, развитой гражданин и печальник о благе своей семьи. Когда Ленин был еще юношей, писатель Александр Иванович Эртель вопрошал в письме к другу: "Не думаешь ли ты, что социализм может быть только в таком народе, земле, где дороги обсажены вишнями и вишни бывают целы?"
Иное дело - буржуазные революции, которые, конечно, фальшивят, уповая на свободу, равенство и братство, но все же ставят перед собой чисто деловые, реальные и сравнительно кроткие цели, как-то: гегемония пошлости в качестве инструмента обогащения или просто возможность беспрепятственно наживаться на трудягах, невеждах и дураках. В России, впрочем, такие революции тоже не задаются: Февральская только и привела, что к атрофии государственной власти, декабрьская 1825 года вообще была следствием оскорбленного патриотического чувства, и накануне вожди сенатской демонстрации никак не могли решить, что же важнее для будущего России вырезать Романовых до последнего человека или просвещение русского мужика. Между тем сколько народу полегло в Петербурге и под Киевом, сколько судеб было искалечено, какие явлены были чудеса самопожертвования и феномены сердца только по той причине, что в высшем русском обществе завелось несколько десятков беспокойных идеалистов, которые задолго до рождения Льва Толстого уже жили и мыслили, исходя из его "Не могу молчать". Но так уж устроено наше общество, что в нем всегда найдется несколько десятков нервных гуманистов, которым легче пойти на каторгу, нежели мириться с объективной реальностью, данной в повальном воровстве, расстройстве государственного аппарата, униженном положении труженика, мздоимстве чиновников, притеснении высокого вкуса, бедности народной и административных безобразиях на местах.
Толку от их геройства никогда не было и не будет; в том-то и весь ужас положения, что все зря - и пятеро повешенных, и рудники, и самоубийства через покушения на царя, и три миллиона погибших в гражданскую войну, и диссидентура, и московские бои 5 октября. Разве что революционно-демократическое движение в России привело к результату, не имеющему никакого отношения к революционно-демократическому движению, именно в памяти народной навсегда останутся одиннадцать русских женщин, которые ради своих баламутов пошли в Сибирь. С тех пор мы наших подруг иначе и не называем, как декабристками, потому что жизнь русской женщины положительно декабризм.
Многое указывает на то, что в домонгольскую эпоху Россия развивалась по общеевропейскому образцу. Наши государи женились на принцессах из англосаксонских и романо-германских стран, взаимно отдавая своих дочек за латинствующих королей, литература объявилась тут и там, законотворчество процветало, бароны и удельные князья синхронно отбивались от рук, дипломатические миссии сновали туда-сюда. И вдруг Россия словно пропала, точно она канула в азиатской бездне, и как геополитический феномен была открыта триста лет спустя странствующим рыцарем Поппелем, который вроде Христофора Колумба, искавшего Индию, а нашедшего Америку, обнаружил Россию, тогда как искал Грааль. Что же случилось с нашим драгоценным отечеством, почему оно выбыло из семьи европейских народов - это больной вопрос.
То есть вопроса-то особенного нет, потому что ответ на него ясен, как божий день: с запада нас обложили поляки с литвой и шведы с немцами, напрочь отрезав от источника греко-римского просвещения, а с востока нагрянули несметные монгольские орды, и Россия как суверенное европейское государство перестала существовать. До конца ХУ столетия наше отечество прозябало в качестве северо-восточной окраины улуса Джучи, входившего, в свою очередь, в состав великой китайской империи во главе с кааном из монгольской династии Минь.
Любопытно, что китайцы тоже существовали в отдаленности от Афин и пережили иго диких степняков, которые даже национальной письменности не имели, но тем не менее продолжали налаживать свою цивилизацию настолько богатую и утонченную, что диву даешься на китайского мужика, И ничего-то они не переняли у монголов - напротив, монголы у них переняли все. Мы же позаимствовали у оккупантов слово "деньги", организацию армии, одежду, таможенную и почтовую службы, систему налогообложения и еще много чего, в то время как монголы у нас не позаимствовали ничего. Главное, наши вожди взяли на вооружение у завоевателей чисто азиатское презрение к личности человека, прониклись прямо скотоводческим отношением к простому труженику как даннику и рабу. Правда, Китай после монголов законсервировался в своем средневековье, а мы возродились в качестве грозной империи, которая нависла над европейским благополучием и висит...