Приключения 1972—1973 (Сборник приключенческих повестей и рассказов)

Майк Браун очутился в учебном лагере португальских войск всего лишь три месяца назад. Ему было четырнадцать лет, когда власти Боганы национализировали огромные плантации каучуконоса-гевеи и какао, приносившие семейству Браунов миллионные доходы. Правда, за плантации Браунам была выплачена в виде компенсации кругленькая сумма. Отец Майка, Фред Браун, кроме того, успел заранее вложить капиталы в кое-какие надежные предприятия в соседней португальской колонии — словом, с голоду Браунам умирать не пришлось. Вся семья, включая миссис Браун, мать Майка, и двух его сестер, спокойно перебралась через границу и поселилась в главном городе колонии, где Фред Браун вскоре стал известным, уважаемым бизнесменом.
Но, несмотря на то, что и климат, и условия жизни здесь были почти такие же, как в Габероне, столице Боганы, Майк чувствовал себя здесь чужим. Ему не хватало города его детства, пыльного и бестолкового, выросшего на берегу лагуны, на месте, где когда-то португальские купцы поджидали караваны рабов, прибывавшие из глубины диких и мрачных лесов Западной Африки. Майку не хватало диких зарослей и мангровых болот, в которых он привык охотиться, католической школы Святого Спасителя, где учились лишь белые дети да отпрыски очень богатых африканских семейств. Не хватало, наконец, старого, построенного еще в колониальном стиле дома на берегу лагуны, дома, где он родился и вырос.
В новом городе у семейства Браунов дом был получше. В школе, а затем в колледже, где учился Майк, черных не было и в помине. Но когда друзья отца (а их и здесь у Брауна-старшего оказалось предостаточно) заводили разговор о Габероне, лицо Фреда Брауна темнело.
В день, когда Майку исполнилось девятнадцать лет, отец пригласил его в свой кабинет и молча протянул ему местную газету — неряшливый листок с текстом на португальском и английском языках: редактор, полицейский сержант в отставке, судя по многочисленным ошибкам, не знал как следует ни того, ни другого. На первой полосе было отчеркнуто одно из объявлений.
Некий Смит приглашал на хорошо оплачиваемую работу мужчин в возрасте до 50 лет, любящих приключения, не боящихся опасностей и (желательно) имеющих опыт военной службы.
Майк и раньше видел это объявление. Контора мистера Смита (никто не знал подлинное имя плотного молчаливого человека неопределенного возраста, содержавшего оффис на одной из тихих улочек) вербовала людей для участия в различного рода «горячих» делах.
Отец, высокий, сухой, резкий, шагал по плотному синтетическому ковру стального цвета. Густой ворс ковра глушил его твердые шаги. Он был в старой зеленой куртке с оттопырившимися погончиками и плотных брюках, заправленных в низкие сапоги. Старый Браун только что вернулся с охоты: вместе с несколькими белыми колонистами, тоже изгнанными из Боганы, ездил в саванну стрелять антилоп. Даже не переодевшись, не передохнув с дороги, он сразу же поднялся к себе в кабинет и потребовал Майка.
— Ты знаешь, что это такое? — сказал он, кивнув на газету в руках сына. Его холодные серые глаза были прищурены, седая щетина, выросшая за время, проведенное в саванне, резко выделялась на желто-красной коже щек и подбородка.
Майк любил отца и боялся его. С пяти лет отец брал его с собой на охоту. Он словно приучал сына к постоянным опасностям африканского буша, к обманчивой тишине зеленых рек, к миражу мангровых болот. Отец чувствовал там себя не хуже африканцев-проводников, хорошо читал следы, разбирался в повадках животных и птиц. Богана стала его второй родиной, и он никогда не вспоминал об Англии. Дома бывал редко: охота и плантации, плантации и охота занимали все его время. Но когда Майк бывал с отцом, он порой ловил на себе его взгляд: и в этом взгляде сквозь холод и равнодушие проскальзывало пристальное внимание.
В день, когда Майк выиграл первый приз клуба «Стар» за стрельбу по движущимся мишеням, когда он, счастливый, радостный, шел на свое место с новым, только что врученным ему президентом клуба ружьем и взглянул в лицо отца, сидевшего в первом ряду почетных гостей, он увидел, что на бесстрастном, желтом от тропического загара и хинина, иссеченном глубокими резкими морщинами лице Фреда Брауна что-то дрогнуло. Впрочем, может быть, Майку это только показалось.
И сейчас, когда отец указал на газету в руках Майка, Майк вспомнил о том мгновении.
Отец был возбужден и взволнован: не в его обычаях было входить в кабинет в грязной охотничьей одежде. Да и с сыном он никогда не говорил таким тоном — неуверенным, почти извиняющимся.
— Видит бог, — задумчиво произнес отец, — я сделал все, чтобы не впутывать тебя в эту историю. Но Крюгер прав… (Майк знал, что Генри Крюгер возглавлял «Союз белых Боганы» — всех тех, кто лишился в Богане плантаций и бежал в колонию к португальцам.) Мы должны действовать сейчас, если хотим вернуть то, что эти ублюдки отняли у нас. И наши дети должны быть в первых рядах борьбы за их же будущее.
Майк удивленно пожал плечами. Он осмелился на этот жест — ведь сегодня отец впервые говорил с ним как со взрослым.
Фред Браун прошелся по кабинету. Это была просторная комната с огромным столом-сейфом посередине. Стальные тумбы матово поблескивали, мягкий серый пластик на поверхности стола успокаивал глаза после яркого африканского солнца.
Стенку напротив окна — высокого, от пола до потолка — занимал длинный и низкий бар. Над ним висела шкура зебры, две любимые винтовки отца с оптическими прицелами к «токинг драм» — «говорящий барабан» из Боганы.
Отец не хранил свои охотничьи трофеи — он раздаривал их друзьям, хваставшимся потом в Европе подвигами в африканском буше. Для друзей он держал и бар: сам Браун-старший не курил и почти не пил, считая, что алкоголь и никотин убивают в нем охотника, расшатывают нервы и притупляют зрение.
Майк, как и отец, не курил и не пил даже пива. Он был высок, крепок, ловок. И в школе Святого Спасителя в Габероне, потом в португальском колледже девушки откровенно засматривались на этого парня с удлиненным, открытым лицом, коротко остриженными мягкими каштановыми волосами и добрыми карими глазами с длинными женскими ресницами.
Майк смущался и краснел. Но ни для кого в Габероне не было секретом, что ему нравилась Елена Мангакис — дочь Бэзила Мангакиса, грека с паспортом США, работавшего по направлению ЮНЕСКО советником при Мануэле Гвено, молодом министре экономики Республики Богана.
Елена училась в школе Святого Спасителя и из однокашников выделяла сына советского журналиста, прожившего в Богане с перерывами уже лет десять. Парня звали Женя Корнев (в школе его называли Юджин или Джин). Он был на год моложе Майка и жил в Габероне с шестилетнего возраста. Его отец — рассеянный, рано располневший человек с близорукими добрыми глазами — пользовался в Богане уважением. Он написал об этой стране две книги и готовил третью.
Майк втайне испытывал чувство ревности, когда видел Елену с Джином, но виду никогда не подавал: он считал, что настоящий мужчина не имеет права терять над собой контроль.
И сейчас, когда отец словно оправдывался перед ним, Майк думал лишь о том, чтобы сдержаться, не расплакаться по-мальчишески, не кинуться к отцу и не сказать ему, что он, Майк, все сделает, все, что скажет отец, только не надо вот так, не надо оправдываться… отец не должен быть таким.
Но лицо Майка было спокойно. И отец ходил по кабинету, опустив глаза, и его сапоги тонули в ворсе ковра, как во мху высохшего болота.
— Поверь мне, иного пути нет, — говорил отец теперь уже подчеркнуто ровным голосом. — Насилие всегда претило мне. Но мы с тобой… (он взглянул сыну в лицо) сами стали жертвами насилия. Мои плантации создавались годами. Для них вырубались джунгли, проводились отводные каналы. Я научил этих черных ухаживать за гевеей. Я!
Фред Браун остановился. Он был бледен от ярости. Таким Майк тоже видел его впервые.
— Там, на охоте, — продолжал отец, — эти болтуны вроде Крюгера посмели меня упрекнуть в бездеятельности. Им мало тех тысяч, которые я вложил в…