Верить в себя

Остановившись на перекрестке, Кэрол ненадолго подняла голову к затянутому облаками небу и улыбнулась, думая о том, что Париж прекрасен в любую погоду. Островерхие крыши возносились к жемчужно-серому небу, похожему на серебристое покрывало, в воздухе сильно и пряно пахло опавшей листвой, и она полной грудью вдохнула этот опьяняющий воздух, от которого у нее даже слегка закружилась голова.
Она миновала отель «Крийон» и вышла на площадь Согласия с ее фонтанами, статуями и неумолчным шуршанием шин по мокрой мостовой. Здесь Кэрол простояла довольно долго, словно впитывая в себя дух города, и только потом двинулась дальше – к Левому берегу. Рукам ее было тепло в карманах пальто, и Кэрол мимолетно подумала о том, что поступила совершенно правильно, не взяв с собой сумочку, сейчас она бы ей только мешала. Несколько евро, необходимых, чтобы перекусить в кафе или заплатить за такси, если она не рассчитает силы и заберется слишком далеко от «Ритца», лежали во внутреннем кармане пальто, а больше ничего ей не было нужно.
Кэрол всегда нравилось гулять по парижским улицам, и она делала по городу довольно большие концы пешком еще в те времена, когда жила здесь с детьми. Они побывали чуть ли не во всех музея и галереях, осмотрели все достопримечательности и могилы знаменитых людей на мемориальных кладбищах. Несколько раз она возила их гулять в Булонский лес, в сад Тюильри, Багатель и в Люксембургский сад. От этих прогулок у Кэрол сохранились самые приятные воспоминания, которыми она очень дорожила, и жалела только о том, что ее дети так и не смогли в полной мере разделить восхищение и любовь, которые сама она питала к легендарному городу. Хлоя, впрочем, была еще мала, а Энтони слишком рвался домой, в Штаты, чтобы суметь по достоинству оценить красоту архитектурных памятников и непередаваемую, волшебную атмосферу парижских вечеров, когда город буквально утопал в огнях. Все два с лишним года он тосковал по бейсболу, гамбургерам, десятицентовой молочной болтушке, американскому телевидению и матчам Суперкубка и был счастлив, когда они наконец вернулись домой. Кэрол так и не удалось убедить сына, что жизнь в Париже гораздо привлекательнее, чем в Америке. Очевидно, он оказался просто не чувствителен к тому тончайшему волшебству, которое вместе с запахом цветущих каштанов разливалось над парижскими улочками.
Пожалуй, единственным, что дало Энтони пребывание во Франции, было знание языка. Даже сейчас, пятнадцать лет спустя, он понимал французскую речь и мог объясниться. Как ни странно, Хлоя, которая когда-то говорила по-французски гораздо лучше брата, почти все забыла. Сама Кэрол помнила язык довольно хорошо, в чем она еще раз убедилась, пообщавшись со стюардессами и персоналом гостиницы. Когда-то она без труда изъяснялась по-французски; сейчас из-за отсутствия практики беглость ушла, и все же Кэрол говорила на этом языке почти свободно, хотя и делала характерные для американцев ошибки в употреблении артикля мужского и женского рода. Она, однако, пообещала себе, что не будет слишком из-за этого переживать: Шон как-то сказал, что овладеть французским в совершенстве может только тот, кто вырос в этой стране, и она была с ним полностью согласна. Но тогда все знакомые французы Кэрол в один голос утверждали, что для человека, который прожил в стране два с небольшим года, она говорит просто прекрасно.
На Левый берег Кэрол перешла по мосту Александра Третьего, миновала Дом инвалидов и вышла на набережную, где, как она помнила, раскладывали свои товары антиквары. Улица Сен-Пер вывела ее к улице Жакоб. Кэрол вернулась сюда – совсем как почтовый голубь, который возвращается домой. Дойдя до перекрестка, она свернула в узкий переулок, где стоял принадлежавший ей когда-то дом. Сначала по приезде в Париж Кэрол с детьми поселилась на частной квартире, которую сняла для нее студия, но там им было тесновато, поскольку для Хлои пришлось пригласить няню (Энтони уже ходил в школу при американском посольстве), и в конце концов они перебрались в отель. Когда съемки закончились, Кэрол решила задержаться в Париже и нашла этот дом. Он очаровал ее с первого взгляда – настоящая маленькая жемчужина, спрятавшаяся в зелени небольшого ухоженного сада. Несмотря на скромные размеры дома, все они отлично разместились в нем: дети и няня поселились в мансарде – в комнатах с овальными слуховыми окнами, выходившими прямо на крышу, а спальня Кэрол на втором этаже была достойна самой Марии-Антуанетты. В ней были высокие потолки, глядящие в сад створчатые окна, прекрасно сохранившийся дубовый паркет восемнадцатого века, резные филенчатые панели на стенах и отделанный розовым мрамором камин, который можно было топить дровами. Рядом со спальней был кабинет, гардеробная и туалетная комната с ванной, которая своими размерами напоминала небольшой бассейн. Хлоя, во всяком случае, устраивала в ней настоящие заплывы, да и Кэрол любила свободно вытянуться в горячей воде, к которой она добавляла ароматные масла или пену. На первом этаже находились столовая, гостиная и кухня, дверь из которой вела прямо в сад. Летом и весной, в хорошую погоду, они часто обедали в саду, под огромной цветущей яблоней, которая осенью приносила множество мелких, но вкусных плодов. Этот восхитительный дом был построен в восемнадцатом веке, скорее всего, для какой-нибудь придворной куртизанки. Кэрол так и не удалось узнать, кому он принадлежал в те далекие времена, однако она была уверена, что с ним связана какая-то романтическая история. Для нее, во всяком случае, старинный дом с самого начала был чем-то бóльшим, чем просто жилищем.
Сейчас она легко отыскала его и даже вошла в сад, благо ворота были гостеприимно распахнуты. Несколько минут Кэрол постояла, глядя на окна своей бывшей спальни и гадая, кто живет здесь теперь, счастливы ли эти люди, сбылись ли их мечты. Сама она была счастлива здесь целых два года, хотя тогда все закончилось довольно грустно, и Париж Кэрол покидала с тяжелым сердцем. Да, и сейчас, вспоминая те давние события, она почувствовала, как заныло в груди. Казалось – явившись сюда, она словно приоткрыла дверь в прошлое, которая уже полтора десятка лет оставалась закрытой наглухо, и теперь на нее вдруг нахлынули полузабытые запахи, звуки и ощущения. Да, она была счастлива здесь с детьми, счастлива, потому что каждый день ее ожидало что-то новое и неожиданное, как всегда бывает, когда начинаешь строить новую жизнь. Но потом все закончилось, и Кэрол вынуждена была вернуться в Штаты. Решение далось ей нелегко; оно было сопряжено с болью серьезной потери, но в конце концов она все же сделала над собой усилие и покинула Париж. До сих пор Кэрол гадала, верно ли поступила и как сложилась бы ее жизнь, если бы она осталась. Сейчас, когда она стояла на лужайке перед своим бывшим домом, ей казалось, что она все сделала правильно и что возвращение в Штаты принесло пользу если не ей самой, то ее детям. Быть может, и она тоже от этого выиграла, вот только что? Даже пятнадцать лет спустя Кэрол не взялась бы ответить на этот вопрос.
Потом ей пришло в голову, что она знает, чтó привело ее сюда сегодня. Ей снова нужно было убедиться, что тогда она сделала правильный выбор. Когда она будет уверена в этом на сто процентов, ей будет проще разобраться в себе и найти ответы, без которых она не могла писать свою книгу. Задуманное ею путешествие по карте собственной жизни начиналось именно здесь; только повторив – пусть и в воображении – свой путь, она сможет сказать, что же с ней случилось и случится. Правда, свой роман Кэрол задумывала как произведение художественное, однако, чтобы написать его, ей нужно было знать правду, которую она потом сумеет преобразовать в вымышленную историю. Увы, слишком долго она избегала этой самой правды, но теперь первый шаг был сделан, и Кэрол порадовалась собственной храбрости.
Задумчиво опустив голову, она двинулась к выходу из сада и едва не столкнулась с мужчиной, который как раз входил в ворота. Увидев ее, он удивленно приподнял брови, но Кэрол извинилась перед ним по-французски, и мужчина, кивнув, двинулся к дому уверенной хозяйской походкой.