Верить в себя

– О’кей, – кивнула Стиви. – Ну, счастливо тебе добраться... – С этими словами она крепко обняла Кэрол. Стиви и в самом деле чувствовала себя так, словно провожала собственную дочь или любимую племянницу.
– Постарайся как следует отдохнуть, пока меня не будет, – улыбнулась Кэрол. – Потому что, когда я вернусь, я, скорее всего, завалю тебя работой, – добавила она и кивнула носильщику, который подошел забрать ее багаж и билеты. Тот дважды прочел написанную в билете фамилию, потом взглянул на Кэрол и широко улыбнулся.
– Добрый день, мисс Барбер, как поживаете? – проговорил он. Носильщик давно обслуживал пассажиров, путешествовавших первым классом, но звезд такой величины еще не встречал.
– Прекрасно, благодарю вас, – отозвалась Кэрол и улыбнулась в ответ. Ее зеленые глаза сверкнули, озаряя лицо, и носильщик несколько раз моргнул, сраженный ее красотой и обаянием.
– Летите в Париж, мисс? – поинтересовался он. В жизни Кэрол Барбер оказалась еще красивее, чем на экране, к тому же держалась она на удивление приветливо и дружелюбно.
– Да, в Париж, – подтвердила Кэрол и снова улыбнулась. Ей было очень приятно произносить эти слова вслух, словно Париж был живым и ждал ее.
Она дала носильщику щедрые чаевые, и он в ответ почтительным жестом поднес два пальца к своей форменной фуражке. Два других носильщика, узнав Кэрол, устремились к ней в надежде получить автограф. Кэрол с улыбкой подписала протянутые ей листки и, в последний раз помахав Стиви, двинулась к распахнутым дверям терминала, на ходу надевая большие темные очки. В толчее аэропорта никто не обратил на нее внимания, никто ее не узнал. В очках, в джинсах, в теплом сером пальто, с дорожной сумкой на плече, с волосами, собранными в «конский хвост», Кэрол ничем не выделялась. Она была всего лишь одной из пассажиров, проходящих контроль и регистрацию на очередной рейс компании «Эр Франс».
Самолет взлетел точно по расписанию. Кэрол рассчитывала за время полета попрактиковаться во французском, который и спустя пятнадцать лет помнила очень неплохо. Она достала приготовленную для этого случая книгу на французском и углубилась в чтение. Но вскоре и сама не заметила, как уснула. За сорок минут до посадки, как она и просила, ее разбудила стюардесса. Кэрол успела умыться и почистить зубы, привела в порядок волосы и даже выпила чашку ванильного чая. Когда самолет приземлился, Кэрол посмотрела в иллюминатор и почувствовала, как сердце ее подпрыгнуло от сладостного волнения. Она снова была в Париже, и даже дождливый ноябрьский день за окном не казался ей унылым и серым. По причинам, которые она сама не могла понять, Кэрол совершила это небольшое путешествие во времени, и теперь за бортом самолета ее ожидал не просто город, который она любила. Она как будто вернулась домой – вернулась после долгих скитаний в чужих краях.
  
Глава 2
 
Ее номер в «Ритце», как она и надеялась, был уютным и красивым. Мягкая мебель была обтянута тисненым атласом, а обои имитировали голубой королевский шелк с бледно-золотой вышивкой. В гостиной стоял антикварный письменный стол в стиле Людовика XV, на котором Кэрол тотчас установила свой ноутбук. Подключившись к Интернету, она отправила Стиви письмо и стала ждать заказанные в коридорной службе круассаны и чайник с кипятком. Трехнедельный запас ванильного чая Кэрол прихватила с собой из Лос-Анджелеса. Правда, везти во Францию ее любимый чай было не слишком разумно, поскольку Стиви заказывала его именно в Париже, зато так Кэрол не нужно было лишний раз выходить из отеля, чтобы купить любимый сорт чая.
В письме она сообщила, что добралась благополучно, что перелет прошел нормально и что в отеле ей предоставили «просто роскошный» номер. Еще Кэрол написала, что в Париже идет дождь, но это ее нисколько не огорчает. Она предупредила Стиви, что намерена отключить компьютер и в ближайшее время не будет посылать писем. Если возникнет проблема, пообещала Кэрол, она позвонит.
Она подумала о том, чтобы позвонить детям, но в конце концов решила этого не делать. Ей нравилось разговаривать и с Энтони, и с Хлоей, но у них уже давно была своя жизнь и свои дела, а это путешествие касалось только ее. Кэрол чувствовала, что должна сама осуществить задуманное не ради кого-то, а ради себя самой. Быть может, когда-нибудь потом она поделится с детьми своими переживаниями и чувствами, но не сейчас. Кроме того, им могло показаться странным, что мать вдруг решила отправиться в поездку по Европе, да еще в одиночестве. Со стороны, и Кэрол сама это понимала, это ее решение выглядело нелепым, необъяснимым и даже жалким, как будто ей больше нечем было заняться или у нее не было никого, с кем она могла бы совершить это путешествие. И то и другое было, в общем, верно, но Кэрол не испытывала по этому поводу ни малейшей неловкости или смущения. Она-то знала, что ключ к роману, который она пыталась написать, находится где-то в ее прошлом, а окунуться в него она могла только здесь. Кроме того, она не хотела, чтобы дети волновались, узнав, что она отправилась в Европу без сопровождения. Как и Стиви, они прекрасно понимали, насколько знаменита их мать. Сама же Кэрол старалась по возможности не обращать внимания на собственную громкую славу.
Круассаны и кипяток принес официант в фирменной тужурке отеля. Серебряный поднос он опустил на кофейный столик, где уже стояли цветы, огромная ваза с фруктами, несколько коробок с печеньем и конфетами, а также бутылка превосходного французского шампанского в ведерке со льдом. Это был знак внимания со стороны администрации отеля, которая считала необходимым выказать почтение своей знаменитой гостье. Теперь, глядя на всю эту роскошь, Кэрол чувствовала себя неловко. Получалось – управляющий признателен ей за то, что она остановилась именно в «Ритце», тогда как на самом деле это Кэрол следовало благодарить администрацию отеля, где о ней так хорошо заботились. «Ритц» всегда ей нравился, и не только потому, что с годами здесь почти ничего не менялось. Просто это был очень красивый отель – лучший из всех, в которых она когда-либо останавливалась.
Когда официант ушел, Кэрол встала и, подойдя к окну, стала смотреть на площадь Вандом, которую хлестал унылый осенний дождь. Ее самолет приземлился в одиннадцать часов, таможенные формальности не заняли много времени, и в отель она приехала около полудня. Сейчас на часах было только половина первого, и в ее распоряжении был практически весь день – достаточно для того, чтобы отправиться на первую прогулку по Парижу, несмотря на непрекращающийся дождь. Кэрол незаметно для себя размечталась о том, куда отправится в первую очередь. О том, куда она поедет, когда Париж ей наскучит, Кэрол еще не думала. Быть может, никуда. Она была счастлива просто от того, что снова видит знакомые улицы и дома на площади. Пожалуй, лучше Парижа не может быть ничего, а раз так, то и ехать никуда не надо. Она останется здесь, в этом лучшем на земле городе, и будет наслаждаться им до тех пор, пока не приведет в порядок свои мысли и воспоминания и не разберется в себе раз и навсегда.
Отойдя от окна, Кэрол распаковала чемодан и повесила в шкаф те немногие вещи, которые привезла с собой. Еще около получаса она нежилась в огромной ванне, потом вытерлась мягким розовым полотенцем. Одевшись потеплее, в половине третьего она спустилась в вестибюль отеля. Ключ от номера Кэрол оставила на стойке – у него была слишком тяжелая латунная бирка, поэтому носить его с собой в кармане было неудобно, а Кэрол, отправляясь на прогулку, почти никогда не брала с собой сумку. С сумками вечно возникали какие-то проблемы, к тому же ей нравилось, когда руки были свободны.
И вот, накинув на голову капюшон, она засунула руки глубоко в карманы пальто и, низко опустив голову, выскользнула на улицу через вращающуюся дверь. Выйдя из отеля, Кэрол сразу надела темные очки. Дождь к этому времени ослабел, превратившись в легкую морось, ложившуюся ей на лицо, пока она пересекала площадь Вандом. Никто не обращал на нее внимания, никто не узнавал. Сейчас Кэрол была одной из многих тысяч женщин, шагающих по парижским улицам. Дорога была ей хорошо знакома; скоро Кэрол уже шла по улице, которая должна была привести на Левый берег Сены. Путь предстоял неблизкий, но Кэрол это не пугало. Впервые за много лет она могла делать все, что заблагорассудится. Ей больше не нужно было ни выслушивать жалобы Шона, ни развлекать детей: в Париже Кэрол была совершенно одна, и ничто не могло помешать ей получить удовольствие от обретенной свободы. Похоже, она не ошиблась, когда решила все бросить и приехать сюда. Ее не раздражали даже дождь и пронизывающая сырость: пальто надежно защищало от холода, а туфли на удобной непромокаемой подошве не давали ногам промокнуть.