Журнал «Если», 1995 № 10
— Я подготовлю этот сладкий сон для наилучшего усвоения! Сначала положим по кусочку в каждое ухо, затем по крупинке в ноздри… Вот так! Установим необходимый баланс, поместив еще один кусочек под язык Вашей Милости… Отлично! А засим, ежели Ваша Милость изволит хорошенько расслабиться, то уже через полминуты.
Герцог Орбаль вздрогнул и застыл, судорожно вцепившись в ручки своего кресла. Глаза его выкатились из орбит Внезапно он изогнулся дугой, судорожно всхлипнул, задергался, выпрыгнул из кресла и на глазах своих изумленных подданных молодецки загарцевал по площади, лихо выделывая игривые вольты и курбеты
— Кугель! Где Кугель?! — ужасным голосом протрубил Иоло — Где этот мерзавец и негодяй?! Тащите его сюда!!!
Но Кугеля уже и след простыл.
Боб Шоу
АСТРОНАВТЫ В ЛОХМОТЬЯХ
ЧАСТЬ I
ПОЛДНЕВНАЯ ТЕНЬ
Глава 1
Толлер Маракайн, да и все, кто был на берегу, видели, что воздушный корабль движется навстречу собственной гибели, но капитан ничего не замечает.
— Что себе думает этот болван? — вырвалось у Толлера, хотя рядом никого не было.
Он прикрыл глаза ладонью. Перед ним открывался обычный для этих широт Мира вид: безупречно синее море, голубое небо в белых облачных перьях, а дальше — таинственная громада Верхнего Мира, планеты-сестры, диск которой, стоявший, как обычно, почти в зените, обвивали, наслаиваясь, бинты облаков. На небе мерцали звезды, не только девятка самых крупных из созвездия Дерева, а сотни и даже тысячи.
Воздушный шар держал курс на берег, его сине-серый баллон казался миниатюрной копией Верхнего Мира. Корабль плыл на крыльях бриза, экономя энергетические кристаллы. Но капитан, как видно, не учел, что попутный ветер слишком мелкий, глубиной не более трехсот футов, а с плато Хаффангер задувает ветер западный. Толлеру эти противоположные потоки были видны как на ладони: столбы пара, поднимавшиеся вдоль всего берега над чанами, в которых восстанавливался пикон, отклонялись в сторону материка лишь над самой землей, а выше пар сносило к морю. Эти полосы рукотворного тумана перемежались зловещими лентами стекавших с плато облаков, в которых притаилась смерть.
Толлер достал из кармана коротенькую подзорную трубу, с которой не расставался с мальчишеских лет, и навел на облака. Так и есть! Он сразу заметил среди белых клубов несколько красно-фиолетовых пятнышек. Случайный наблюдатель мог не обратить на них внимания или принять за оптический обман, но они подтверждали худшие опасения Толлера. Если уже в первое мгновение на глаза попалось не одно пятно, а несколько, значит, облако кишит птертой, и сотни этих тварей подкрадываются сейчас к воздушному кораблю.
— Эй, кто-нибудь! — крикнул Толлер. — Тащите мигалку! Передайте этому идиоту, чтобы поворачивал, или пусть изменит высоту, пока… — Он разволновался настолько, что на какое-то время утратил дар речи и беспомощно огляделся по сторонам. Его окружали лишь полуголые кочегары, а надсмотрщики и чиновники, судя по всему, попрятались от наступающей дневной жары под крышу станции.
Придерживая рукой болтающийся меч, он побежал к конторе. Для представителя касты ученых Толлер был необычайно высок и мускулист; рабочие поспешно расступались перед ним.
Когда Толлер уже подбегал к одноэтажному строению, из дверей выскочил младший писарь Комдак Гурра с мигалкой в руках. Увидев Толлера, Гурра вздрогнул и хотел было отдать аппарат ему, но Толлер отмахнулся.
— Передавай сам, — нетерпеливо бросил он. Толлер был не в ладах с кодовой азбукой и набирал бы сообщение битый час.
— Прости, Толлер. — Гурра принялся наводить солнечный зайчик на приближающийся воздушный шар. Негромко задребезжали стеклянные пластинки.
Толлер приплясывал на месте, ожидая какой-нибудь реакции на переданное лучом предупреждение. Однако корабль упорно шел прежним курсом. Толлер принялся разглядывать в подзорную трубу синюю гондолу. В глаза бросилась эмблема: перо и меч. Это означало, что корабль несет королевское послание. С чего это король заинтересовался чуть ли не самой дальней из опытных станций магистра?
Прождав, казалось, целую вечность, Толлер наконец различил в подзорную трубу суету за перилами передней палубы. Через несколько секунд вдоль левого борта гондолы появились облачка серого дыма: залп из боковых движительных труб. По баллону воздушного корабля пробежала рябь, все сооружение накренилось, а команда перебежала на другой борт. Корабль стал быстро терять высоту; к несчастью, он уже зацепил облако. Неожиданно донесся приглушенный расстоянием вопль ужаса, люди на берегу вздрогнули.
Похоже, кто-то на борту воздушного шара достался птерте. Много раз Толлер видел в страшных снах, как это случается и с ним. Ужас вызывало не само столкновение со смертью, а полная обреченность, тщетность всякого сопротивления: когда птерта рядом, уже ничто не спасет.
— Что происходит? — спросил Ворндал Сисст, начальник станции, мужчина средних лет с круглой лысеющей головой и горделивой осанкой человека, сознающего, что ростом он ниже среднего. На его загорелом, с правильными чертами лице отражалось раздражение, смешанное с тревогой.
Толлер показал на снижающийся воздушный шар.
— Какой-то идиот забрался в наше захолустье, чтобы совершить самоубийство.
— Предупреждение отправили?
— Да, но, видимо, слишком поздно. Минуту назад он угодил в скопище птерты.
— Кошмар. — Голос Сисста дрогнул. — Я прикажу поднять экраны.
— Это лишнее: облако не опускается, а на открытом пространстве да средь бела дня шары не нападут.
— Я не собираюсь рисковать. Кто знает, что… — Тут до Сисста дошло, что Толлер чересчур много на себя берет, и он набросился на подчиненного, вымещая на нем свой гнев и страх. — С каких это пор ты здесь командуешь? Если мне не изменяет память, станцией заведую я. Или, — ядовито спросил он, — магистр Гло тебя тайно повысил?
Выяснять отношения Толлеру не хотелось, поэтому он отвернулся от начальника и побежал вниз, туда, где уже собрались рабочие. Многочисленные якоря воздушного шара пропахали полосу прибоя и въехали на песок, оставляя на нем темные борозды. Рабочие повисли на канатах, удерживая корабль, словно норовистое животное.
Наконец киль воздушного шара лег на песок, люди в желтых рубашках начали прыгать через борт. Чувствовалось, что им до сих пор не по себе после встречи со смертью. Яростно ругаясь, они с неоправданной грубостью растолкали пиконщиков и принялись закреплять швартовы.
Толлер мог понять их чувства и снисходительно улыбнулся, протягивая свою веревку пилоту — человеку с покатыми плечами и лицом землистого цвета.
— Чему это ты ухмыляешься, пожиратель навоза? — прорычал тот, протягивая руку к веревке. Толлер отвел веревку и тем же движением свернул ее петлей, затянув на большом пальце летчика.
— Извинись!
— Какого!.. — Пилот попытался было оттолкнуть Толлера свободной рукой, но обнаружив в необычном технике недюжинную силу, повернул голову, чтобы призвать на помощь своих, однако Толлер мгновенно затянул петлю.
— Это касается только нас с тобой, — сказал он негромко. — Ну, что ты выбираешь: извиниться или носить большой палец на шее?
— Ты пожалеешь… — Тут сустав большого пальца отчетливо хрустнул, и пилот побледнел. — Я извиняюсь. Отпусти! Извиняюсь же!
— Так-то лучше, — сказал Толлер, освобождая веревку. — Теперь можно и помириться.
Толлер был недоволен собой. Он опять не удержался! Вспышка ярости мгновенно подчинила его себе. Он, ученый, готов был чуть ли не изувечить человека только за то, что тот в раздражении бросил ему обыденную фразу.
