Я один, ты одна…

— Ну, давай, Юлиус, сдавайся! Я поймал тебя!
Старик ничего не ответил.
Ковбой нахмурился.
— Юлиус!
Но тот не двигался.
Николас обошел кресло, тронув старика за плечо.
— Юлиус!
Старик не слышал. Он не видел ни Николаса, ни рекламы по телевизору, не чувствовал, как холодный влажный нос Скаута настойчиво тычется в его руку, как дрожащие пальцы ковбоя касаются его щеки, а потом лихорадочно ищут пульс на запястье.
Юлиус Хэмфри был мертв.
Николас Лэндж мог лучше всех связать молодого бычка, заклеймить теленка, объездить лошадь, но ему было неимоверно трудно позвонить кому-нибудь из семьи Юлиуса и сообщить о его смерти. Только через несколько часов ковбой набрался мужества и позвонил сыну старика.
Дэвид Хэмфри был потрясен.
— Приеду, как только смогу, — сказал он дрожащим от боли голосом. — Все необходимое сделает Хэлен. Бедная девочка! Ей будет очень тяжело. Никто не любил его так, как она…
Я любил, подумал Николас, но промолчал.
— Вы ведь присмотрите за ранчо? — с беспокойством спросил Дэвид.
Ранчо.
Николас старался не думать о ранчо. Это казалось эгоистичным, отвратительным. Его мечты не имели теперь никакого значения. Значение имел Юлиус, заменивший ему сразу отца и деда, Юлиус, который в течение последних трех лет был, в сущности, всей семьей Николаса.
Ковбой, сдерживая свои эмоции, попытался ответить как можно спокойнее:
— Не волнуйтесь, мистер Хэмфри. Я позабочусь о ранчо.
Я не могу вернуться домой.
Хэлен Хэмфри считала домом Горное Ранчо, хотя провела там лишь несколько летних каникул. Ее отец был бы удивлен, узнав, что свою душу дочь подарила куску земли на юго-западе Колорадо, что этим горам она отдала свое сердце.
Как глупо, думала Хэлен, поворачивая взятую напрокат машину на узкую, посыпанную гравием дорогу, ведущую к ранчо ее деда. Глупые поступки глупого ребенка, покачала она головой, вспоминая свои капризы в юности. В детстве она прочитала слишком много сказок и еще больше вестернов.
Любовь к книгам помогла ей выбрать профессию. Хэлен окончила школу библиотекарей. Она хотела привить детям любовь к чтению, к познанию, к пониманию и волшебству, которые сама черпала из книг.
Хэлен стала хорошим библиотекарем. Ее жизнь не была такой, какой она видела ее в своих мечтах в пять, десять или пятнадцать лет. Что ж, не все мечты сбываются!
Все складывалось удачно. У Хэлен прекрасная работа, надежный друг и кот-неврастеник. Теперь она стала взрослой и изо всех сил старалась не забывать об этом, возвращаясь к месту своих девичьих грез. Но девушка никогда не представляла себе, что вернется на ранчо вот так.
Всего два месяца назад Хэлен видела деда. Юлиус казался крепким и бодрым. Как обычно, всем интересовался, свысока посматривал на ее приятеля Гэри, играл с котом. Они часто разговаривали о ранчо — не о том, каким оно стало сейчас, а о том, каким оно было. Дед уговаривал ее приехать, но она не хотела: ни к чему было смешивать мечты с реальностью.
Но реальность, несмотря ни на что, вторглась в ее жизнь. Смерть деда потрясла Хэлен.
Все распоряжения насчет похорон она сделала по телефону. Владелец похоронного бюро попросил ее сообщить о времени прилета.
— Лэндж заедет за вами в аэропорт.
— Лэндж? — На мгновение у Хэлен перехватило дыхание.
— Да, Николас Лэндж. Он работал у вашего деда.
Молчание затянулось.
— Нет, спасибо. Я возьму машину.
Хэлен повесила трубку и невидящими глазами посмотрела в окно. Николас Лэндж.
Нет. Это не ее Николас Лэндж. Этого не может быть. Конечно, не может. На Западе, наверное, дюжина Николасов Лэнджов, а может, и больше. Юлиус ведь никогда не упоминал о нем. Если бы это был тот самый ковбой, дед сказал бы.
Нет, думала Хэлен, направляясь по узкой проселочной дороге к ранчо. Это не может быть тот самый Николас Лэндж.
Но оказалось, что может.
  
2
 
Она была выше, чем он ее помнил, стройнее и, черт побери, еще красивее.
Конечно же, ковбой видел фотографии, которые Юлиус привез в июле. Смеющаяся Хэлен в кафе на открытом воздухе. Хэлен, готовящая дома спагетти. Хэлен, держащая на руках большого серого кота.
Объектив запечатлел красные отблески в ее длинных, темных волосах, растрепавшихся от легкого бриза, ее небрежную грацию, ее изящную фигуру.
Теперь Николас из конюшни наблюдал, как Хэлен, стоя во дворе и откинув со лба волосы, медленно осматривается вокруг. На ней были темные очки, поэтому он мог только догадываться, в какой момент ее пристальный взгляд задержался на конюшие. Ковбой был уверен, что Хэлен не видит его, но тем не менее почувствовал легкую неловкость.
Хэлен повернулась к дому, распрямила плечи и направилась к крыльцу. Николас не собирался следовать за ней. Он еще не был готов к встрече с Хэлен Хэмфри.
Но это была лишь отсрочка неизбежного.
Скорее всего, она даже не вспомнит его. А если вспомнит, ну так что ж? Лэндж провел рукой по волосам и надел шляпу, надвинув поля вниз чуть больше, чем обычно. Потом, набрав в легкие побольше воздуха и волнуясь так, словно собирался объезжать дикую лошадь, зашагал к дому.
Хэлен стояла у стола, одной рукой опираясь на красную клетчатую клеенку. В другой руке она держала фотографию, которую Юлиус приколол к стене: он и Николас, улыбающиеся после окончания весеннего клеймения скота.
Дощатый пол под ногами Николаса заскрипел, заставив его остановиться у порога. Конечно, Хэлен услышала, как он вошел: она медленно подняла голову и обернулась. Хэлен все еще была в солнечных очках, и Николас не видел ее глаз. Пол начал уходить у него из-под ног.
— Николас Лэндж, — наконец произнесла Хэлен.
Он понял, что она помнит его. Чувствуя, как к щекам медленно приливает, кровь, ковбой надеялся, что она не заметит его смущения. Голос Хэлен стал глубже, сильнее. Ну разумеется, подумал Николас. Так и должно быть. Тогда она была девочкой. Теперь она стала взрослой.
Лэндж наклонил голову в подтверждение того, что они знакомы.
— Мэм! Я хотел сказать… что… по-настоящему сожалею о Юлиусе!
Хэлен с трудом перевела дыхание, потом заставила себя улыбнуться.
— Спасибо. Я тоже…
Воцарилось молчание.
Наверху, на плоскогорье, раздавалось мычание скота. Сойка надрывалась в ветвях сосны прямо напротив окна. Было слышно даже гудение холодильника. Николас переступил с ноги на ногу.
— Я… принесу ваши вещи, мэм? — наконец спросил он.
— Я сама.
— Спальня…
— Я всегда пользовалась одной и той же… Если она в порядке…
— Конечно.
Это была его спальня, накануне вечером Лэндж перенес свои вещи в ветхую сторожку, которой не пользовались с тех пор, как умерла его бабушка. С самого начала Юлиус предложил ему жить в доме, и Николас сразу согласился. Может быть, именно это заставило ковбоя почувствовать, что ранчо — его дом.
Вряд ли члены семьи Юлиуса поймут это, подумал Николас, ведь он всего лишь наемный работник.
— Тогда устраивайтесь, мэм. Я должен вернуться к работе. В это время года всегда много дел. — Он повернулся к двери. — Если вам что-нибудь будет нужно, дайте мне знать.
— Николас?
Лэндж обернулся. Хэлен сняла солнечные очки, и он утонул в море сияющей голубизны ее пристального взгляда.
— Мэм!
Ее губы дрогнули.
— Я, конечно, стала старше, но не настолько же! — Он прищурился. — Вам придется называть меня Хэлен.
Николас пожал плечами, чувствуя себя глупо. Он и не думал подчеркивать ее возраст, имея в виду лишь разделявшее их положение. Но ковбой видел, что Хэлен не поняла.
— Извините, Хэлен!.. — пробормотал он.
— Спасибо. — Но когда он снова повернулся к двери, девушка остановила его. — Вы давно работаете здесь?
— Около трех лет.
Хэлен подняла изумленный взгляд и недоверчиво покачала головой.
— Юлиус мне ничего не говорил. Дед никогда не упоминал о вас.