Верить и любить
Против воли он рассмеялся, и гнев улетучился.
— Я попал в автомобильную катастрофу. — Генри натянул джинсы и стал вытирать влажным полотенцем росинки пота на шее, плечах, груди.
Прилив нежности и сочувствия затопил Николь. Такая маняще гладкая смуглая кожа изуродована шрамами! Но как он мог вообразить, будто удастся сохранить в тайне подобное увечье?
— Это и есть та болезнь, о которой ты упоминал?
Генри кивнул.
— Я лежал в госпитале.
— Долго?
— Почти пять месяцев. Нога была раздроблена, и пришлось по-кретински валяться в кровати. Собирались даже делать ампутацию.
— О нет!
Он усмехнулся.
— В точности моя реакция.
— Наверное, ты попал в жуткую историю, — с тревогой предположила Николь.
В его глазах промелькнула тень пережитого кошмара.
— Машину вынесло на обочину и швырнуло со всего маху о скалу. Крыша вмялась вовнутрь, и острые куски металла впились мне в ногу, к тому же я неловко вывернулся и был зажат между сиденьями. Мы оказались на приличном расстоянии от города, и, хотя встречный мотоциклист сразу вызвал «скорую», понадобилось двадцать минут, чтобы вытащить меня из-под кучи металлолома.
— Ты сидел за рулем?
— Да.
— А что значит «мы»? Пострадал еще кто-то?
— Элен сильно встряхнуло, но она отделалась несколькими синяками. Это…
— Актриса, я в курсе. Мне случайно попался ваш снимок в журнале. — Николь про себя думала: поскорее бы он отложил полотенце и надел рубашку. — Не понимаю только, почему Ричард скрыл это от меня.
Ричард Бакли— перспективный менеджер— с прошлого года контролировал предприятия Освальдов как представитель генерального совета директоров корпорации.
— Я не хотел привлекать внимания прессы, поэтому попросил Фрэнка, родственников и друзей помалкивать. Дик знает об аварии, как и весь персонал во Флориде, но вряд ли сказал Джеймсу. У них, кажется, не слишком приятельские отношения.
— Джеймс не может смириться с тем, что его оттеснили на второй план, — пояснила Николь и, как бы между прочим, спросила: — Элен сейчас с тобой?
— Нет. — Насупившись, он бросил полотенце на спинку стула. — С ней я общался недолго.
— Как и со мной, — вырвалось у Николь.
Он ответил не сразу.
— Еще меньше.
— И теперь у тебя новая подруга?
— Ты принимаешь меня за Дон Жуана? — раздраженно фыркнул Генри. — Нет, я один. Ты вроде бы собиралась воспользоваться моим тренажером?
Его взгляд невольно остановился на глубоком вырезе ее майки. После того несчастного случая Генри вел отшельнический образ жизни, чуждался женщин, но плавные очертания тела Николь затронули дремавшие в нем инстинкты.
— Приступай. — Генри отправился к выходу. — А я принесу гантели.
Николь забралась на велосипед и начала крутить педали.
Вчера она была так невнимательна, даже не заметила его палки. Каким образом произошла авария, ведь Генри опытный, осторожный водитель?
Ей следует ненавидеть Генри, но не получается. Жалость, безграничная жалость к этому дерзкому, взрослому ребенку затопила ее душу.
— Могу предложить тебе трехфунтовые гири, — сказал он, входя в комнату. — Надеюсь, этого достаточно? Они удобны в обращении, так что…
Генри сдавленно охнул: он не захватил с собой трость и споткнулся, когда переступал порог. Николь спрыгнула с велосипеда и подхватила его под руку.
— Тише, — тяжело дыша, проговорила она, помогая ему выпрямиться.
Он посмотрел на нее сверху вниз, и Николь вдруг ощутила жар его тела на своих ладонях и почувствовала себя рядом с ним такой маленькой и хрупкой. Завороженный взгляд Генри между тем не отрывался от ее губ.
Потупившись от смущения, Николь слегка отступила в сторону.
— Ты в порядке? — спросила она.
— Просто споткнулся, ничего страшного, — сказал Генри.
— Я принесу твою трость, — предложила Николь.
— Не стоит, — раздраженно буркнул он.
— Ладно, только не огрызайся.
— Я был груб? Прошу прощения. — Он виновато развел руками.
— На работе тебя, наверное, ждут не дождутся, — заметила Николь, пытаясь придать разговору нейтральный характер.
— Вряд ли, — сухо ответил Генри. — Двое моих подручных успешно со всем справлялись, пока я валялся в больнице. Я поторопился выписаться, доктор настаивал, что мне нужно постепенно восстанавливать силы, тогда через пару месяцев можно вернуться к обычному графику.
Николь недоверчиво покачала головой: кого он пытается убедить — ее или себя? «Супермену» уже никогда не выиграть медали.
— Ты закончила? — осведомился он.
На часах Николь стрелка приближалась к двенадцати.
— Нет, но я должна идти. Сегодня мы устраиваем прощальный праздник для туристов, я буду подавать обед. — Николь только сейчас осознала, что начисто забыла о своих первоначальных планах. — Кроме того, — добавила она, глядя ему в глаза, — мне надо покормить ребенка.
— Какого еще ребенка? — Генри обалдело уставился на нее.
— Джонни. — Она вызывающе вздернула подбородок. — Моего сына.
Воцарилось гробовое молчание.
— Освальд говорил мне, — растягивая слова, начал Генри, — но я подумал, это его очередная фантазия…
Сейчас он впервые испытывал болезненную ревность, горькое раскаяние в том, что когда-то отказался от Николь. Поздно… слишком поздно.
— Джеймс с тобой говорил? — Николь выглядела озадаченной.
— Представь себе. Месяц назад я позвонил ему. Хотел узнать, как ты поживаешь.
— Джеймс не передавал мне.
— Он сказал, что ты переселилась в его квартиру.
— Но в этом нет никакого криминала. Зачем было снимать квартиру, когда у Джеймса пустует пять комнат. Ведь мы с ним друзья.
— И еще Джонни…
— Верно.
— Это его сын? — Генри повернулся к Николь спиной и отрывисто промолвил: — Извини, я хочу остаться один.
Она широко распахнула глаза. Да… не соскучишься. Что за вздор несет наш «папочка»?
— Иди, — повторил Генри, — обхаживай ребенка и гостей.
— А, прекрасно, я уже ухожу. — Едва различая окружающие предметы, Николь поплелась к двери. — Чао.
— Счастливо, — с бесстрастной интонацией произнес Генри.
3
Николь сочувственно посмотрела на Диану, в немом отчаянии сидевшую напротив Ханса Рутберга. Существует верный способ позабыть на время о собственных проблемах, с грустью размышляла Николь, — стать свидетелем чужого горя.
Она провела «белую ночь», пытаясь осмыслить дикое поведение Генри. К счастью, малыш спал на редкость спокойно и долго. Поднялась Николь около половины одиннадцатого: быстренько приготовила яблочное пюре и манную кашу, а после завтрака, поручив ребенка Луизе, принялась за генеральную уборку. Но едва собралась навести порядок в баре, как перед ней предстал напомаженный Рутберг и попросил немедленно обсудить общую проблему, что несказанно обрадовало ее: наконец-то разрешились денежные затруднения. Однако спустя пять минут долгожданная сделка лопнула как мыльный пузырь.
— Вы не имеете права! Вы… — Диана даже захлебнулась от возмущения и умоляюще посмотрела на Николь. — Ведь он не может так поступить, правда?
Николь сочувственно сжала руку компаньонки. Бедняжка теряла самообладание при первых же сигналах бедствия. Она имела обыкновение советоваться с Майклом по любому поводу, а теперь во всем полагалась на его племянницу. Увы, сейчас моральной поддержки недостаточно, но Николь не совладать с этим прохвостом в одиночку.
— Еще как могу, — заверил Ханс и брезгливо смахнул пылинку со стерильно чистого лацкана коричневого пиджака. — Выкладывать кругленькую сумму за ваши ветхие лачуги — увольте!
Диана совершенно растерялась от столь откровенной наглости.
— Но вы…
— Соглашайтесь, или я умываю — руки. — Бронзовая от загара физиономия Рутберга расплылась в улыбке.
— «Причал» очарователен на свой лад, и окрестные пейзажи восхитительны, — вступилась Николь. — Коттеджи придется подремонтировать, но в целом…