Без ума от любви

— Здесь не хватит места для нас двоих.
Бет расслабленно улыбнулась, прищурив голубые глаза.
— Мне надо только согреть ноги.
Йен вытер полотенцем свои мокрые волосы, а Бет прислонилась к углу медной ванны и наблюдала за ним. Он послал бы Керри распоряжение прислать им чистую одежду, но только не сейчас. Ни одной грешной душе в этом доме не придется бежать по улицам во время грозы.
— Этот отель довольно подозрителен, — тихо заметила Бет. Она смотрела, как разбегается рябь по воде, и руками изобразила под водой маленькие цифры восьмерок. — Не в такого сорта местах останавливаются респектабельные леди и джентльмены.
— А это имеет значение?
Йен считал, что все комнаты одинаковы.
— Да нет. Это еще один грех, совершенный в ночь, в которой так много греха. Вот уж не думала, что мне так понравится грешить! Йен, спасибо вам за то, что показали это мне.
Она внимательно смотрела на него и заметила, что его жезл возбужден и направлен прямо на нее.
Бет была прекрасна. Ее руки и ноги, такие белые на фоне медной ванны, ее соски, затвердевшие от холода и желания…
Распушенные темные волосы плавали возле ее плеч, а волоски между ее бедер были еще темнее.
Бет раскраснелась от жара, она улыбалась, голубые глаза сияли.
Гроза над Монмартром гремела, как артиллерийская канонада. Никто, даже Керри, не знал, где они находятся.
Жизнью Йена управляли другие люди — события и разговоры проносились мимо него прежде, чем он мог в них разобраться. Другие люди решали, жить ли ему в сумасшедшем доме или в другом месте, ехать ли ему в Рим или ждать в Лондоне. События происходили и прекращались, и пока они не противоречили его интересам, таким, как поиски фарфора исчезнувшей династии Мин, он не вмешивался.
А теперь в бурный поток его жизни вошла Бет и стояла там как скала. Все остальное проносилось мимо него, только Бет оставалась.
Йен хотел, чтобы она с ним никогда не расставалась.
Йен наклонился и поставил ее на ноги. Ее тело было скользким, а его прикосновение — приятным.
— Вам все еще холодно, — сказала Бет.
— И вы меня согреете.
Он выхватил из стопки еще одно полотенце и завернул в него Бет, пока она снова не задрожала от холода. Тепло ее тела было лучше огня, лучше, чем вся на свете горячая вода.
Он осторожно вынул ее из ванны и понес к узкой кровати рядом с печкой. Горничная нагрела кирпичи, завернула в полотенце и подложила под старые, но чистые простыни.
Йен уложил Бет в теплую постель. Она взглянула на него, ничуть не обеспокоенная тем, что Йен отбросил полотенце и растянулся на кровати рядом с ней. Он накрыл их обоих покрывалом, и они грелись в этом коконе, согретом кирпичами и телом Бет.
Бет обняла Йена.
— Какой еще непристойности вы собираетесь меня научить? — улыбнулась Бет.
Она все еще не понимала.
— Сегодня не будет никаких игр.
— О…
В ее тоне слышалось разочарование.
Йен убрал с ее лица мокрые волосы и повернулся так, что его тело только наполовину лежало на ней. Ее дыхание, легкое и сладкое, касалось его губ.
— Обещайте мне, — сказал Йен.
— Что именно?
— Обещайте, что скажете мне, когда остановиться.
Она подняла бровь.
— Это зависит оттого, с чего вы начнете.
Бет все еще думала, что он играет с ней.
— Не позволяйте мне причинить вам боль.
— Хорошо, — сказала она, все еще улыбаясь.
Йен закрыл рукой ее глаза и легкими поцелуями покрывал подбородок и губы. Она приготовилась поласкать его языком, но он уклонился.
— Я хочу тебя, — краснея, прошептала Бет. — Но прошло очень много времени. Может быть, я не смогу.
Он потрогал кожу между ее ног и пальцами ощутил горячую влажность.
— Сможете.
— Откуда вы знаете?
Она притворялась, будто у нее большой опыт, но делить постель с удовлетворенным мужем и страстное слияние с любовником — не одно и то же. Одно — долг, а другое — безумие. Вероятно, ее муж делал исполнение этого долга приятным, но Йен хотел не покорную жену, ложившуюся на спину перед своим мужем. Он хотел показать Бет все оттенки наслаждения — от невероятно нежного до безумного и грубого. Он хотел, чтобы потом они упали на постель измученные и опустошенные, но удовлетворенные. Он хотел с ней всего, но не хотел пресной покорности.
— Позвольте мне, — прошептал Йен, и она почувствовала его пальцы в своем лоне.
У Бет перехватило дыхание, и бедра ее приподнялись. Йен ввел в нее два пальца и обвел ими вокруг влажной прядки волосков. Бет была готова.
А он был готов уже много недель. Он просунул колено между ее бедрами и кончиком жезла раскрыл ее перед собой.
— Пожалуйста, Йен… — простонала Бет.
— Пожалуйста — остановиться? — пробормотал он.
— Нет…
Он улыбнулся, касаясь ее губ.
— Пожалуйста что, Бет? Что я должен сделать?
— Вы знаете.
— Я плохо понимаю намеки, вы должны мне прямо сказать.
— А теперь вы меня дразните.
Йен коснулся языком ее губ.
— Вам нравится, когда вас дразнят. Вам нравится прятаться со мной в потаенных комнатах и задирать юбки, когда я прошу вас.
— И это называется дразнить.
— Вам нравится феллатио и куннилингус?
— Нравится, но если признаться, я никогда не занималась ни тем, ни другим.
— Нет? — удивился он. — А я думал, вы светская женщина.
— Я думала, что была в этом неуклюжа.
— Вы были прекрасны. Вы и сейчас прекрасны.
Она прикусила губу, делая ее красной и привлекательной. Скромная Бет краснела от того, что он, голый, лежит на ней. Она всегда смешила его.
— Пожалуйста, Йен, — прошептала она. — Я хочу чувствовать вас внутри.
Йен напрягся.
— Да!..
Его жезл оказался слишком большим. Прошло девять лет с тех пор, как мужчина касался ее тела, и ему было трудно в нее войти. Его жезл был велик для нее.
Йен тихо стонал, проталкиваясь через узкий проход. Он набрал в грудь воздуха и прижался к ее груди. Он не смотрел нее, повернув голову так, что взгляд Бет упирался в его скулу и мокрые от дождя волосы.
— Я делаю вам больно? — спросил он.
— Нет.
— Хорошо, — он сделал первую попытку, — хорошо…
Он нажал снова, и Бет зажмурилась. Его жезл был таким большим и так глубоко вошел в нее, что казалось, ее разорвет на части.
И это давало приятное ощущение.
— Йен!.. — простонала она. — Я развратная, я развратная, грешная женщина, но я не хочу, чтобы вы останавливались.
Йен не ответил. Он медленными движениями толкал свой толстый и затвердевший жезл.
— Глубже, быстрее… Пожалуйста…
Бет крутила бедрами, он всем телом опустился на нее. Йен опирался на руку, а другой собрал ее волосы в кулак и щекотал ими ее груди и чувственные соски.
Потом он наклонился, лизнул один сосок и втянул его в рот. Она смотрела, как блеснули его зубы, как язык коснулся соска, как порозовевшая кожа тянулась к его губам. Йен прикрыл глаза, кончики ресниц мягко легли на его щеки, и было так приятно.
Бет выгнулась, их тела соединились. Давно забытые ощущения вызывали в ней желание еще шире раздвинуть ноги. Она легла поверх покрывала и выгнулась.
— Ты его чувствуешь? — спросил Йен.
Дюжина ответов пронеслась в голове Бет, но она лишь выдохнула:
— Да!
— Ты такая сильная, моя Бет. Ты сжимаешь меня с такой силой!
— Он улыбнулся.
Ни один мужчина никогда не говорил ей непристойностей. Только распутные девушки говорили их, но она и подумать не могла, что услышит их от красивого мужчины.
— Сожми меня покрепче, любовь моя, — прошептал он. — Ты делаешь это чертовски хорошо.
— Хорошо, — повторила Бет и напрягла мышцы, а он застонал.
Йен получал удовольствие.
Она пыталась сказать ему, чтобы в ответ он наговорил ей непристойностей, но не могла подобрать слов.
— Я хотел тебя еще в «Ковент-Гардене», — сказал Йен. — Мне хотелось, чтобы ты оседлала меня там, в темноте, когда я подобрался к тебе.
— В театре?