Западня для Золушки

— Завещание огласили? Есть какие-то неувязки? Я бы хотела знать…
— Повесь трубку, — повторила Жанна. — Достала.
Десять дней спустя, в начале июня, мы с Мики прибыли на мыс Кадэ. Всю ночь мы проехали в ее автомобильчике, набитом чемоданами. Утром Иветта, женщина из местных, знавшая Мюрно, как она ее называла, отворила нам виллу.
Там было просторно, солнечно, воздух был напоен ароматом сосен. Мы спустились искупаться к пустынному галечному пляжу у подножия высокого мыса, на котором стояла вилла. Мики сразу принялась учить меня плавать. В мокрых купальниках мы рухнули на одну из постелей и проспали до вечера.
Я проснулась первая. Долго смотрела на спавшую рядом Мики, представляла себе уж не знаю какие сны за ее сомкнутыми длинными ресницами, коснулась ее ноги, теплой и живой, и отодвинула ее от себя. Я сама себе внушала ужас. Я села в машину и поехала в Ла-Сьота, ближайший город, откуда позвонила Жанне и сказала ей, что сама себе внушаю ужас.
— Тогда убирайся оттуда. Найди себе другой банк. Или иди в прачки, как твоя мать. Оставь меня в покое.
— Будь вы здесь, все было бы по-другому. Почему вы не приезжаете?
— Откуда ты звонишь?
— С почты.
— Тогда слушай хорошенько. Я отправлю тебе телеграмму на имя Мики в кафе «У Дезирады» в Ла-Сьота. Это последнее кафе в конце пляжа, перед левым поворотом на мыс Кадэ. Когда сейчас будешь проезжать его, зайди и предупреди, что ждешь телеграмму, а завтра утром ее заберешь. После этого позвони мне. А теперь повесь трубку.
Я остановилась у кафе, заказала кока-колы и попросила хозяина оставлять для меня почту, которую он будет получать на фамилию Изоля. Он спросил меня, деловая это переписка или любовная. Если любовная, то он с удовольствием.
В тот вечер Мики была грустна. После ужина, который подала нам госпожа Иветта, мы отвезли хозяйку в Лек, где она жила, прикрепив ее велосипед на задок «МГ». После этого Мики решила прокатиться до более цивилизованных мест, привезла меня в Бандоль, танцевала там до двух часов ночи, нашла, что парни Юга — зануды, и мы вернулись к себе. Она выбрала комнату себе, комнату мне, поцеловала меня в щеку уже сонными губами, сказав, что «мы, конечно, не будем прозябать в этой дыре». Мне всегда хотелось повидать Италию, она обещала меня туда свозить, показать Неаполитанский залив, Кастелламаре, Сорренто, Амальфи. Там потрясно. Спокойной ночи, цыпленок.
Поздним утром я заехала в кафе «У Дезирады». Телеграмма от Жанны была невразумительная: «Кларисса прокладка тчк Обнимаю». Я снова позвонила во Флоренцию с почты в Ла-Сьота.
— Ей здесь не нравится. Хочет увезти меня в Италию.
— У нее для этого слишком мало денег, — ответила Жанна. — Она там никого не знает, так что не замедлит выйти на меня. Но я не смогу приехать раньше, чем собиралась, она этого не вынесет. Ты получила то, что я тебе послала?
— Да, но я не понимаю…
— Я и не надеялась, что ты поймешь. Я имею в виду второй этаж, первую дверь справа. Советую тебе заглянуть туда и раскинуть мозгами. Думать — это всегда лучше, чем говорить, особенно по телефону. Развинчивать, смачивать каждый день — вот что ты должна делать. Повесь трубку и подумай. О вашей поездке в Италию, само собой, не может быть и речи.
В наушнике слышалось потрескивание, приглушенный хор голосов, которые подключились к линии на всем протяжении от Ла-Сьота до Флоренции. Разумеется, хватило бы и одного любопытствующего уха, но что уж такого необычного оно бы услышало?
— Должна ли я вам перезвонить?
— Через неделю. Будь осторожна.
В ванную комнату, примыкающую к моей спальне, я вошла ближе к вечеру, когда Мики загорала на пляже. Оказалось, что «Кларисса» — это марка газовой колонки для подогрева воды. Установили ее совсем недавно — даже не успели покрасить. Трубы шли поверху, вокруг всей ванной комнаты. Стык находился в одном из углов, на выходе колена. Чтобы достать прокладку, мне пришлось спуститься в гараж за шведским ключом. На первом этаже Иветта натирала пол. Из-за ее болтовни я потеряла несколько минут. Когда я наконец снова оказалась в ванной, то со страхом ждала, что в дверях вот-вот появится Мики, и вздрагивала всякий раз, когда Иветта передвигала внизу стул.
Все же я отвинтила соединительную гайку и достала прокладку — толстый кружок из какого-то пористого материала, напоминающего картон. Я поставила ее на место, навинтила гайку как она была, открыла газ и зажгла огонь нагревателя, который перед этим погасила.
Когда я укладывала ключ обратно в сумку для инструмента, в верху тропинки, ведущей на пляж, показалась Мики.
План Жанны прояснился для меня лишь наполовину. Ежедневно размачивать прокладку — это, понятное дело, значило постепенно, почти естественным путем, приводить ее в негодность. Когда она, размякнув, развалится, это можно будет приписать действию горячего пара от наших ежедневных ванн. Я решила отныне почаще принимать душ, чтобы на стенах и потолке осталось побольше потеков. Но куда это нас приведет? Раз Жанна хочет, чтобы я вывела из строя газовую трубу, это значит, что она планирует вызвать пожар. Когда из поврежденного стыка просочится достаточно газа, то благодаря постоянно горящему фитилю колонки произойдет взрыв — но ведь газа не вытечет достаточно, его будет удерживать хомут сам по себе.
Но даже если план Жанны задуман лучше, чем мне представляется, даже если пожар возможен — что он может нам дать? Когда не станет Мики, тем самым и я буду выброшена из той жизни, какую веду сейчас, и возвращена в исходную точку. Неделю кряду я делала то, что велела мне Жанна, не осмеливаясь додумать все до конца. Я размачивала прокладку в воде, помаленьку разминала ее пальцами и чувствовала, как одновременно с нею разрушается и моя решимость.
— Я не могу понять, чего вы хотите этим достичь, — сказала я по телефону Жанне. — Послушайте-ка: или вы приезжайте к нам сейчас же, или я все бросаю.
— Ты делаешь то, что я сказала?
— Да, но я хочу знать продолжение. Я не вижу, какая вам от этого выгода, а главное — отчетливо осознаю, что мне-то — никакой.
— Не говори глупостей. Как поживает Мики?
— Хорошо. Купается, мы играем с ней в шары в бассейне — мы его так и не сумели наполнить, не знаем, как это делается. Гуляем.
— Парни?
— Ни одного. Я держу ее за руку, пока она засыпает. Она говорит, что, как бы то ни было, с любовью для нее покончено. Когда немного выпьет, говорит о вас.
— Ты можешь говорить, как Мики?
Я не поняла вопроса.
— Вот он, твой интерес продолжать это дело, моя дорогая. Поняла? Нет? Ну ничего. Так давай же, говори, как Мики, подражай ей — чтобы я немного послушала.
 — Думаешь, это жизнь? Во-первых, Жанна чокнутая. Знаешь, под каким она знаком зодиака родилась? Телец. Не верь Тельцу, цыпленочек, они все шкуры. Все из головы, ничего от сердца. А ты родилась под каким знаком? А, Рак, это неплохо. У тебя и глаза рачьи. Однажды я знавала кое-кого, у него были вот такие глаза, смотри, такие вот здоровенные. Знаешь, это было забавно. А Жанну мне жалко, бедная она девка. В ней на десяток сантиметров больше, чем следовало бы. Знаешь, что у нее в голове? 
— Хватит, — сказала Жанна. — Я не хочу этого знать.
— И все же это интересно, но по телефону это и впрямь не скажешь. Ну как, похоже?
— Нет. Ты повторяешь за ней, ты не от себя говоришь. А если бы тебе пришлось говорить от себя? Поразмысли об этом. Я приеду к вам через неделю, как только она об этом заикнется.
— Вам не мешало бы прихватить с собой убедительные аргументы. Ну а пока, раз вы сказали «поразмысли», буду размышлять.
Вечером, в автомобиле, когда мы ехали в Бандоль, где Мики решила поужинать, она сказала мне, что повстречала днем прелюбопытного парня. Прелюбопытного парня с прелюбопытными идеями. Потом она посмотрела мне в глаза и добавила, что ей, похоже, здесь в конце концов понравится.
В свои финансовые затруднения она меня не посвящала. Когда мне нужны были деньги, я ей об этом говорила. Назавтра, не сказав ни слова, она остановила машину у почты Ла-Сьота. Мы вошли туда вместе, я была ни жива ни мертва оттого, что нахожусь здесь вместе с ней. Служащая даже спросила у меня: