Замок "Мертвая голова"
Раздвижные двери в конце библиотеки, ведущие в бильярдную, распахнулись. Оттуда вышел молодой человек с кием в руке. Его светлые волосы были взъерошены, а глаза потемнели от гнева.
– Может, хватит болтать глупости? – досадливо поморщился он. – Пожалуйста, будь умницей, Салли. Ты ведь знаешь, что неправильно…
Словно желая защититься, она обняла неистово орущий граммофон, тряхнула головой, откинув назад коротко подстриженные черные волосы, и ее ангельское личико напряглось.
– Я больше не позволю устраивать из виллы морг! – вскричала девушка. – По крайней мере, вам до этого нет дела. Вы…
«Ты мой иде-е-ал, моя любовь…» – ревел граммофон. Капли дождя молотили по оконному стеклу. Дребезжащие звуки всем действовали на нервы, истерия нарастала…
– О, кого я вижу! – пробормотал молодой человек, заметив нас.
С кием он обращался неумело. Салли Рейн выключила граммофон, но наступившая тишина еще больше бросала в дрожь. Теперь слышался только отдаленный рев бури.
– Я… э… Добрый вечер! – Молодой человек уставился на кий, словно желая, чтобы мы исчезли.
Девушка поздоровалась с нами небрежно. Сигарета в красных, очень полных губах, насмешливо прищуренные черные глаза… Похоже, она мгновенно оценила ситуацию.
– Проходите! Внесите в эту атмосферу немного легкомыслия! Месье Банколен, мистер Марл – сэр Маршалл Данстен!
Данстен поклонился так, что его светлые волосы закрыли высокий лоб. Молодой человек с чувственным лицом, тонкими скулами и длинным носом недовольно поджал губы. Я обратил внимание на беспокойно бегающие глазки и две уже наметившиеся вертикальные складки между бровями. Он почему-то был сильно смущен.
– Здравствуйте, – соблаговолил поздороваться юноша и неуверенно добавил: – Вы не…
Мы сели в кресла, на которые он приглашающе указал рукой. Постепенно нить разговора перешла к Банколену. Когда хотел, француз мог быть радушным. Откинувшись в кресле, с сигарой в руке, он заговорил легко и откровенно. Упомянул о неспособности французских детективов раскрыть немецкие преступления. Обсудил забавную встречу с бароном фон Арнхаймом и рассказал интригующую историю о шпионаже во время войны.
Данстен внимал шпионским страстям с величайшим интересом, подавшись вперед и нахмурив брови. Время от времени он бормотал: «Подумать только!» Салли Рейн, уютно свернувшись на диване, одобрительно-пускала клубы дыма. Иногда она тихо аплодировала за спиной Данстена.
– Итак, видите, – завершил Банколен, с любопытством разглядывая кончик сигары, – мне потребуется помощь. Мы союзники и должны помогать друг другу.
– Vive la France! A bas le boche! [3] – воскликнула Салли Рейн. – Это рискованное предложение, Данс. Я начинаю чувствовать себя не такой уж виноватой!
– Странный вы полицейский! – заметил Данстен, взъерошив волосы. – Видите ли, – нахмурился он, подыскивая слова, – в этом ужасном доме нас держит осознание, ужасное осознание…
– Не драматизируйте, Данс, прошу вас! – взмолилась Салли.
Он повернул к ней пылающее праведным гневом лицо:
– Ничего я не драматизирую! Вы это знаете, черт возьми! Я лишь хочу объяснить! Может быть, мне не очень хорошо удается. Я имею в виду, что убийца Майрона находится здесь, под этой крышей! Мы вместе едим, мы с ним разговариваем… И всякий раз, оставаясь с кем-то наедине, невольно думаешь, а не взбредет ли ему в голову вцепиться тебе в глотку! Мучаясь подозрениями, ты оглядываешься и… Самое ужасное, что этих людей ты знаешь много лет! Достаточно только вспомнить Майрона, его обгоревшее тело и наполовину сожженное лицо!
– Не сгущайте краски! Прекратите, Данс! Слышите? – закричала девушка, в сердцах бросив сигарету в пустой камин.
– Вы меня понимаете, не так ли? – обратился молодой человек к Банколену. – Но есть кое-что похуже…
– Да, безусловно, – тут же согласилась Салли Рейн.
Мне показалось, что впервые за этот вечер девушка близка к тому, чтобы удариться в слезы. В ее взгляде появилась подозрительная жалость.
– Послушайте. Я должен выговориться. – Данстен нервно почесывал подбородок. – Видите ли, я все время задаю себе вопрос: не могли я это сделать, вот что меня мучает. Да нет же, я знаю, что это не я! Я это знаю. Но ведь и у вас в голове та же самая мысль: «А что, если это действительно сделал я?» Так бывает, если ты крепко выпил и в памяти возникают провалы. Ты не можешь ничего вспомнить. Тогда задаешь себе вопрос, не совершил ли ты чего-нибудь страшного? Ты знаешь, что не совершил, но все равно… А потом, – молодой человек перешел на шепот, – ты проходишь семь кругов ада, пока не забудешь. А может, и не забудешь. Вчера вечером я не был пьян. Я выпил совсем немного. Но когда пытаюсь восстановить все в памяти, у меня не получается… – Данстен глубоко вздохнул. Салли Рейн обреченно махнула рукой:
– Ты сошел с ума, Данс!
Он кивнул, глядя на ковер:
– Да, я знаю. Видит бог, у меня есть веские причины считать, что я не мог сделать этого…
Данстен сдержался, но в его глазах мелькнул страх. Мы все почувствовали, что он сказал лишнее. Но что? Я не понимал. Порывы бури в такт ударам волн о берег били в окна, вздымая водяные вихри. Рамы портретов покойного дребезжали. Банколен невозмутимо наблюдал за дымом, поднимающимся от его сигары.
– Полагаю, мисс Рейн, – прервал он грозившее затянуться молчание, – вы готовы рассказать, что на самом деле произошло в тот вечер?
Она робко ответила:
– А можно?.. Так вот, я уже раз шесть рассказывала этому моржу Конраду и пыталась вспомнить другие факты… Что вы хотите от меня услышать?
– Все, пожалуйста. Начните с обеда. Казался ли мистер Элисон… расстроенным?
– Расстроенным? Ничуть! Он был в отличном настроении. И невероятно красив! Хотя я случайно узнала, что своей атлетической фигурой он обязан корсету. Он шутил во время обеда. Вот только…
– Что?
Девушка помрачнела, прикусив верхнюю губу.
– Что ж, я вам расскажу. Старой Ищейке я не рассказывала. Что толку? По-моему, Май боялся привидений!
– Привидений?
– Да. Мы пришли сюда выпить кофе. Левассер… вы с ним встречались?.. такой маленький француз – осиная талия, улыбка в полный рот и «бабочка», но отменный скрипач… Левассер рассказывал о замке «Мертвая голова». Он сказал что-то вроде: «Месье, а ведь вы никогда не показывали нам замок. Говорят, здесь есть странные комнаты…» Майрон стоял с чашкой кофе в руке под своим портретом в роли Ромео. Он любил стоять под этими портретами. Волосы у него, заметьте, были такими же темными, как у меня! Он улыбнулся и сказал что-то вроде того, что замок заперт, от него остались одни развалины и смотреть там особенно нечего. Левассер возразил: «Ах, но так еще интереснее! Решено! Давайте все вместе отправимся туда и проведем там ночь! Я уверен, что в замке водятся привидения! Думаю, мы увидим там оборотня».
Шаловливое выражение исчезло с личика Салли Рейн. Девушка стала задумчивой, прикрыла подбородок рукой.
– Ну, мы все пришли в восторг от этой идеи. Герцогиня хлопнула себя по колену и сказала, что это лучшая затея столетия. Но господи боже! Я наблюдала за Маем. Он испугался! Его чашка звякнула о блюдечко, и вдруг я увидела, как он стар. Затем Данс, – она показала на отчаянно жестикулирующего молодого человека, – подлил масла в огонь. За обедом он изрядно выпил. Засмеявшись, он спросил: «Вы же, сэр, не боитесь привидений, не так ли?» Все застыли, словно услышали непристойное слово. Воцарилась такая тишина, что мы слышали, как Гофман поставил на стол поднос со спиртным. Май побелел как мел. Тут Жером Д'Онэ предложил на своем ужасном английском: «Как насчет партии в бильярд?» Но ваша покорная слуга, – девушка слегка поклонилась, – спасла ситуацию. Я весело сказала: «Тихо, все! Он обещал показать замок одной мне, при лунном свете. Правда, Май?» – и смерила всех многозначительным взглядом. Он явно был мне благодарен. Потому что сказал: «Вообще-то да!» И засмеялся… Не угостите сигаретой, Данс?