Пока смерть не разлучит нас

— Почему она это сделала, Синтия?
— Я тебе говорила! Я попросила ее открыть сейф.
— Она к тебе лицом стояла?
— Да. Спиной к туалетному столику, руку прятала за спиной. И ударила зеркалом, я даже пальцем шевельнуть не успела.
— Синтия, ты уверена, что говоришь мне правду?
— Почему бы мне не сказать тебе правду?
— Лесли правша. Если бы она ударила тебя зеркалом, стоя к тебе лицом, синяк был бы на левом виске. Как же он оказался на правом?
Синтия вытаращила на него глаза:
— Ты мне не веришь, Дик Маркем?
— Синтия, я не сказал, что не верю. Просто стараюсь выяснить, что здесь произошло.
— Разумеется, — с неожиданной яростной горечью заключила Синтия, — ты на ее стороне. — А потом, совершенно не думая, как будет выглядеть, девушка, всегда старательно заботившаяся о своем внешнем виде, упала ничком на постель и отчаянно зарыдала.
Дик с жарким и леденящим смущением допустил ошибку, коснувшись ее руки; она с отвращением оттолкнула его. Он встал, пошел к окну, слепо уставился на Хай-стрит.
Левее через дорогу маячили въездные ворота «Эшхолла». На Хай-стрит все замерло, кроме мужчины, похожего на военного, — чужого в деревне, мельком отметил Дик, — который переходил улицу по направлению к почте.
Дик любил Синтию, очень любил, пусть иначе, чем Лесли. В голове у него промелькнула столь жуткая мысль, что он похолодел, тем паче что девичья эмоциональная буря мгновенно утихла. Успокоившись и ошеломляюще быстро сменив настроение, она села, опустив ноги на пол.
— Ну и видок у меня, должно быть, — заметила Синтия.
Дик резко обернулся:
— Синтия, где Лесли?
— Господи помилуй, откуда мне знать?
— Ее нет. В доме нет. А сейф теперь пуст.
— Ты, конечно, не думаешь, будто я с ней что-то сделала?
— Нет-нет! Но…
— Но признаешь, — вставила Синтия, стараясь держаться холодного тона, — что она что-то скрывает. В сейфе, который теперь очистила. Ясно!
— Послушай, ради бога! Вот что я хочу выяснить. Под каким предлогом ты ее просила открыть сейф? Что тебя на это толкнуло?
— Если ты слышал ужасные вещи, которые про нее говорят…
— И это все, Синтия? Ты, случайно, ничего не подслушала из окна вчера вечером?
— Из какого окна, Дик? Ты о чем вообще ведешь речь? Нет, абсурд.
Редкостная чистосердечность девушки заставила его отогнать нехорошую мысль. Он коснулся дверцы сейфа, и та мягко закрылась. Поднял с ковра картину, очевидно висевшую поверх сейфа. Прицепил ее на крючок, узнав черно-белый рисунок Обри Бердслея: скупая мозаика зла, которое не сразу проявляется изнутри, но, обретя очертания, бьет зрителю прямо в лицо.
— Я требую ответить, — воскликнула Синтия, — что ты имел в виду!
Дик решил извиниться.
— Я имел в виду, — соврал он, — что ты там была нынче утром, да? Рядом с коттеджем. Может быть, что-то слышала, видела, что пошло б нам на пользу.
Ничего подобного он в виду не имел, просто говорил, что придет в голову, однако, к его удивлению, Синтия сказала совсем другим тоном:
— Собственно, Дик, я кое-что видела.
— Что?
Пальцы Синтии скомкали стеганое покрывало.
— Я собиралась раньше тебе рассказать. Только мы были так огорошены, что просто вылетело из головы. В любом случае не имеет значения, раз сэр Харви покончил с собой. — Она подняла глаза. — Правда?
— Не имеет значения! Что ты видела?
— Кто-то бежал, — ответила Синтия.
— Когда? Куда?
Синтия призадумалась.
— Приблизительно за минуту до выстрела в окно.
— До выстрела в окно?
— Да. Я шла по аллее с восточного конца, помнишь? А ты с западного. Я тебя еще не видела и, естественно, не знала и знать не могла, что какое-то несчастье случилось. Тут, смотрю, передо мной кто-то шмыгнул через дорогу.
— Шмыгнул через дорогу прямо перед тобой?
— Вот именно. Из фруктового сада за коттеджем к стене напротив, потом через стену и в рощицу.
— Ты разглядела кто?
— Нет. Только тень. В этом непонятном призрачном свете на самом восходе солнца.
— Хоть что-нибудь описать можешь?
— Боюсь, нет.
— Мужчина или женщина?
Синтия заколебалась:
— Точно не могу сказать. А теперь, мистер Ричард Маркем, если ты закончил допрос и высказал все подозрения на мой счет, пожалуй, я лучше пойду домой.
— Да, разумеется. Осторожней! У тебя голова еще кружится. Я провожу.
— Ничего подобного, мистер Ричард Маркем, — отрезала Синтия с холодной, сердитой уверенностью, отчего ее голос звучал очень твердо. — Если ты думаешь, будто я собираюсь идти по Хай-стрит, похожая… просто бог знает на что; если думаешь, будто приведешь меня в родительский дом вот в таком состоянии, скажу лишь: сильно ошибаешься. Прошу держаться от меня подальше.
— Синтия, не валяй дурака!
— Значит, теперь, — заключила Синтия, — я дура.
— Я не это имел в виду. Я хотел сказать…
— Не важно, совсем не похоже, чтобы ты хоть чуточку беспокоился обо мне. О нет. Без конца думаешь лишь о ней одной. Что ж, по-моему, правильно, я нисколько тебя не виню; только после того, как ты меня обзываешь сперва лгуньей, а потом дурой и вспоминаешь о необходимости уделить мне хоть каплю внимания исключительно для соблюдения приличий в глазах общества, я действительно вынуждена попросить тебя оставить меня в покое.
Дик намеревался выступить с опровержением. Взял ее за руки, замышляя нечто среднее между ласковыми уговорами и зубодробительной встряской. Потом — впоследствии он так и не вспомнил, каким образом это вышло, — Синтия оказалась у него в объятиях, очень теплая и так крепко прижавшаяся, что он всем телом чувствовал упругие мышцы девушки, плакавшей у него на плече.
Как раз в этот момент вошла миссис Рэкли с чайным подносом.
— Большое тебе спасибо, Дик, — пробормотала Синтия, отшатнувшись и одарив его дружелюбной улыбкой. — И вам спасибо, миссис Рэкли. Не надо провожать меня домой. Со мной все будет в полном порядке. До свидания.
И ушла.
Хотя миссис Рэкли и не сказала: «Ну и ну!» — ее брови выглядели в высшей степени красноречиво. Она со скрипом прошагала вперед и грохнула чайный поднос на столик у кровати.
— Миссис Рэкли, — сказал Дик, — куда она пошла?
— Позвольте уточнить, сэр, — попросила миссис Рэкли, старательно пряча глаза, — вы о ком говорите?
— О мисс Лесли, конечно.
— Если вы мне извините подобную вольность, сэр. Я про себя сейчас думаю, так уж ли вам важно, куда она пошла.
— Миссис Рэкли, заклинаю вас всеми святыми, не подумайте ничего дурного о том, что видели!
— Ради мисс Лесли, сэр, я ничего не видела. То есть именно ради мисс Лесли, — объяснила миссис Рэкли, по-прежнему глядя в угол потолка. — Что было, то было, если вы понимаете, что я имею в виду, хотя не мое это дело.
— Да ведь ничего никогда…
— Не хочу даже слышать, — отрезала миссис Рэкли, — о том, что меня не касается. Чай никто пить не будет?
— Боюсь, что нет. Мисс Синтия…
— Чай, — отрезала миссис Рэкли, приподняв дюйма на два поднос и вновь грохнув его на столик у кровати, — был определенно заказан.
— Хорошо, хорошо. Я сам выпью этот чертов чай.
— Мистер Маркем, — провозгласила миссис Рэкли, — я всегда считала вас джентльменом. Хотя, видно, джентльмены разные бывают, то есть одни на других не похожи.
На одном выдохе мысленно прокляв всех женщин, Дик с трудом взял себя в руки. Ситуация была бы комичной, если б не искреннее беспокойство о Лесли.
Дик знал — есть причины для беспокойства, что доказывал открытый, необъяснимо пустой сейф. Миссис Рэкли, впервые войдя в спальню и хлопоча вокруг Синтии, явно не заметила распахнутого сейфа, а при ее следующем появлении он уже был закрыт и вдобавок загорожен висевшей картиной.
Но он был угрожающе пуст, зиял провалом, а значит, канула тайна, если связывать это с исчезновением Лесли. Десятки вариантов, большей частью мелодраматических, хотя и дьявольски правдоподобных, представали перед Диком Маркемом. Наиболее жизненной, собственно криминальной историей, пришедшей ему в голову, — несомненно смехотворной, — оказался образ миссис Пирси, играющей на пианино в залитом кровью будуаре, пока полиция ищет труп Фебы Хогг. Как только Дик решил заняться телефонными звонками, внизу затрещал телефон.