О черни, Путевые заметки

Упомянем еще об информационных агентствах и прессбюро, на материалы которых подписываются газеты. Ныне значительная часть газетного материала уже не пишется в редакции, а покупается. Есть даже агентства, которые поставляют газетам рассказы, анекдоты, отчеты об экспедициях в недра Африки и газетные утки. Иногда же материал не покупается, а просто выстригается из других газет, причем это газетное браконьерство, в отличие от обычного, проходит безнаказанно и даже вошло в обычай. 
Наконец каждую порядочную редакцию украшают своим присутствием секретарши и стенографистки. 
Своими рукоделиями и бутылочками с молоком они облагораживают суровые будни редакционной жизни. 
При них надо выражаться осторожнее, чтобы не оскорбить их слух. 
Немалое значение имеют редакционные курьеры, которых иногда еще называют "кустоды": Они представляют собой элемент постоянства в редакции. Редакторы и сотрудники меняются, а курьеры остаются; они носят пиво, кофе, вестники ЧТА и ужины нескольким поколениям редакторов, переживают режимы, политические катаклизмы и всяческие превратности судьбы своей газеты и к старости, превратившись в живую летопись, рассказывают, как ходили за пивом для самого пана Гавличка[Гавличек - Карел Гавличек-Боровский (18211856)-выдающийся чешский поэтсатирик, публицист и журналист.] и чинили перья пану Неруде[Неруда Ян (1834-1891)-крупнейший чешский писательреалист и журналист.]. А когда-нибудь, друзья мои, они будут вспоминать и нас и твердить будущим газетчикам, что в наше время газета была лучше... 
КАК ВОЗНИКАЕТ УТРЕННИЙ ВЫПУСК ГАЗЕТЫ 
Если вы придете в редакцию утренней газеты часа в два дня, вы, возможно, застанете там двух-трех сотрудников. Один что-то сонно выстукивает на машинке, другой, задрав ноги на стол, читает журналы, третий просто сидит с видом крайнего отвращения ко всему. Секретарши и стенографистки прилежно вяжут свитеры и вполголоса беседуют, о чем - не могу сказать. В общем, оживления не больше, чем на глухом полустанке за два часа до прихода поезда. Около шести часов из наборной вылезает метранпаж и мрачно осведомляется, где же рукописи, - наборная, мол, простаивает. Ночной редактор отвечает, что рукописи нет ни одной, что для завтрашнего номера к нему не поступало ни передовой, ни международного обзора, ни фельетона, в общем ничего; и что должен быть парламентский отчет, одна большая речь, одно убийство на Жижкове[Жижков - район Праги.] и одно заседание какого-то комитета. Метранпаж заявляет, что, конечно, все это не успеют набрать, и о чем, собственно, думают господа редакторы и т. д. и т. п. Ночной редактор пожимает плечами и бурчит, что этак завтра газета не выйдет и что он охотно бросил бы все к чертям. 
С наступлением вечера в редакции становится оживленнее. Сотрудники один за другим врываются в редакцию, потрясая рукописями: сегодня материала, мол, несколько больше обычного, да еще кое-что надо написать. Приходит курьер с информацией ЧТА, другой курьер привозит из парламента первую половину сегодняшнего отчета. Появляются по одному рецензенты отдела культуры со статьями о вчерашней премьере или о чем-то еще. В шесть часов пятьдесят минут поступает прискорбное известие о кончине выдающегося деятеля имярек. Секретарь кидается в архив искать некролог, но некролога нет. В семь часов метранпаж передает снизу, чтобы ему больше ничего не посылали, все равно не успеют набрать. 
В семь тридцать поступают статьи от иностранного обозревателя, "экономиста", репортера по социальным вопросам, сенатского обозревателя и заведующего спортивным отделом. Все это такие сверхважные и актуальные вещи, что не напечатать их завтра было бы просто катастрофой. Ночной редактор тем временем хладнокровно жует свой ужин и предупреждает сотрудников, чтобы не пороли горячку, все равно в завтрашний номер больше ничего не войдет. В восемь вечера еще нет передовой. В восемь десять снова появляется метранпаж и язвительно вопрошает, о чем, собственно, думают господа редакторы: от отдела объявлений он получил семь столбцов материала и нечего посылать ему статьи, все равно их не успеют набрать, и так набрано уже на пять столбцов больше, чем войдет в номер. В восемь тридцать еще не получен конец парламентских прений, зато вспыхнул сильный пожар где-то на окраине города. Около девяти поступают "совершенно монопольные сенсации только для нашей газеты", и первые выпуски других газет, и начинаются лихорадочные поиски - чего в них нет и что в них есть. 
Затем редакция постепенно пустеет и затихает. К запаху сосисок примешивается запах сырых гранок и типографской краски: метранпаж принес первые сверстанные полосы. Ночной редактор говорит "уф!" и меланхолически глядит в окно на безлюдные улицы. 
И вот газета заматрицирована. Теперь, если бы даже пришло сообщение о конце света, в завтрашний номер оно не попадет. Точка. 
"Черт возьми, - думает ночной редактор, - ну и денек выдался!" 
А пока в редакции идет вся эта кутерьма, наборщики сидят у своих линотипов и усердно работают. 
Линотип - хитроумная машина: на нем печатают, как на пишущей машинке, и латунные матрички букв группируются в нужной последовательности до тех пор, пока не наберется полная строчка. Тогда в них заливается горячий свинец, и получается литая строчка набора. Эти цельные строчки перевязывают шпагатом, и гранка готова. Ее "тискают" на бумагу, получается оттиск, он же "макаронина", которая прежде всего идет к корректору. 
Корректоры сидят обычно в невероятно тесных и плохо освещенных каморках, не снимают с носа очков в. железной оправе и исповедуют крайний языковый пуризм. Кроме того, они ищут ошибки в неразборчивых оттисках и действительно находят большинство их. 
Иногда бывает, что линотипист сам заметит свою ошибку; тогда он уже не придерживается рукописи, а наобум нажимает на клавиши, чтобы только докончить строчку, которую потом при корректуре выбросят. 
Но иногда это забывают сделать, и тогда читатель видит в газете примерно следующее: 
"На вчерашнем заседании английского парламента 
хремьер схрдлу этаон смеаып ивбрижики сеах кррпу