Душа и дьявол

— Если он все-таки проломится к нам, кидай ему в глаза перец и выскакивай на улицу, — приказала я.
— Ты с ума сошла! Он меня догонит, — обреченно сказала Соня.
— Ему будет не до тебя.
— Надо позвать соседей! — вдруг сообразила она. — Пусть кто-нибудь хоть на лестницу высунется! Пусть они в милицию позвонят! А, Жан?
— Зови, — позволила я, даже с некоторым любопытством — как она с этой задачей справится?
— По-мо-ги-те-е-е!!! — вдруг заорала Соня. — На-по-мощь!
У меня даже уши заложило. Я знала, что у нее тонкий и пронзительный голос, но таких бешенных децибеллов не ожидала!
Тот, за дверью, уже бился в нее всем телом. Дверь дрожала, но держалась.
— Он сумасшедший, — вдруг негромко и уверенно сказала Соня. — Он сумасшедший маньяк! Он не понимает, что сейчас выскочат люди!
— Не слышу хлопанья дверей и возмущенных голосов, — зло ответила я.
— По-мо-ти-и-ите-е-е! — еще громче заорала Соня, и с тем же результатом. Дом спал или притворялся спящим.
— Ты лучше заорала бы «Пожа-а-ар», все бы повыскакивали! — вспомнила я старое средство самозащиты. — Свою жизнь и имущество каждый спасти захочет!
— Да-а, а потом?
— Что — потом?
— Что я им потом скажу?…
— Идиотка!
Тут жалобно звякнул звонок и раздался самый громоносный удар.
Видимо, только таким грохотом можно было пробудить от спячки мои мозговые извилины.
— Стой у дверей с перцем! — приказала я. — А я попробую вылезть, в окно.
— Не пущу! — и Соня, рассыпав перец, вцепилась в меня. — Ты шею сломаешь!
— Не бойся, не сломаю!
Я легко разбила ее захват и вскочила на подоконник. Соня кинулась ко мне, но я оттолкнула ее ногой, и она упала. Я проверила — перышко Зелиала крепко держалось в волосах, упрятанное в узел. Тогда я провела руками, как учила баба Стася, сперва сверху вниз, потом снизу вверх, взялась за плечи и крепко сжала их. Зуд охватил спину, руки, грудь. Ноги словно въехали куда-то в живот, спина прогнулась не человечьим, а уже птичьим прогибом. И я, пока превращение еще не завершилось, шагнула с подоконника куда-то в сторону, рассчитывая на какой-нибудь выступ в стене, чтобы Сонька не спятила от такого чуда.
Воздух сделался плотным, почти как вода. Я взмахнула крыльями и очень даже просто оттолкнулась от него и полетела. Мелькнула ехидная мысль — уж не в ворону ли я превратилась? — но полет все-таки требовал внимания, а зеркала ни во дворе, ни на улице, ни на крыше, которую я перелетела, не оказалось.
План мой был прост — у ближайшей телефонной будки перекинуться опять человеком и действительно вызвать милицию. Пусть приедет патрульная машина и повяжет нашего маньяка как обычного хулигана. В том, что дореволюционная дверь ему не по зубам, я практически не сомневалась. А то бы он взломал ее, пока Соня лежала в больнице или жила у матери. Взломал и засел ожидать хозяйку. А не бился бы сейчас, перебудив весь дом — я не сомневалась, что люди хлопают глазами в своих постелях и проклинают того, кто мешает им выспаться перед рабочим днем. А вопль «Помогите!» они приняли с брезгливой гримасой. Ну, гоняет кто-то свою бабу, ну, даст ей пару раз по шее… Чего тут помогать!
Обратное превращение оказалось таким же неприятным — в меня втянулись все перья, оставив такое ощущение, будто кожа вся в мелких дырочках.
Я набрала номер милиции и узнала, что все патрульные машины в разгоне, и как только хоть одна освободится, ее пришлют по указанному адресу. Адрес я, конечно, дала, но какое-то чувство подсказывало мне, что с машинами дело неладно. Выхода не было — я опять перекинулась и прямиком над крышами понеслась к райотделу милиции.
Разумеется, машина у входа стояла. Я пролетела вдоль окон второго этажа, в которых горел свет, села на один из подоконников и поняла, что эта машина в ближайшие полтора часа не сдвинется с места.
Крепкие, налитые, красивые ребята смотрели телевизор. Там, в экране, стреляли и тащили за руку блондинку-заложницу. Буйствовала итальянская мафия. Кипели страсти. Парни вытаращились в телевизор. Видно, этот фильм делали настоящие профессионалы.
Печально выругав тех умников, кто догадался крутить в ночных программах детективы, я снялась с подоконника и полетела назад. Что-то надо было делать. Самой заорать на лестнице «Пожар!», в конце концов. Я могла проникнуть на лестничную клетку и с шестого этажа. Перекинуться, проорать, опять перекинуться и смыться.
Но у самого подъезда я нос к носу (клюв к носу? нос к клюву?) столкнулась с этой сволочью. Он вышел, покачиваясь и бормоча нецензурщину. Но мне он не показался пьяным. Возможно, у него разладилась координация от бешеного возбуждения.
Он так хлопнул дверью, что все заныло и задребезжало. И пошел по самой середине улицы — но не к домику, в котором поселился, а совсем в другую сторону.
Тут мне уже стало интересно. С дверью он не справился, куда же его понесло на ночь глядя? Ломать еще какую-нибудь дверь? Или на охоту? Вынь да положь ему беззащитную девочку?
Я почему— то была уверена, что Соня не валяется в обмороке, а понемногу приходит в себя. Стало быть, мое присутствие не обязательно.
Сукин сын остановился, как будто вспомнил, что у него в кулаке что-то зажато. Он поднес этот предмет к самому носу, громко выругался и отшвырнул его с непонятной яростью.
Когда он удалился шагов на десять, я опустилась пониже, чтобы разглядеть эту штуку. И увидела выдранный с корнем дверной звонок.
Наш очаровательный ночной гость уже шагал совершенно ровно, и я все больше убеждалась — нет, он не пьян, он не был пьян и тогда, когда напал на Соню. Только пьяный способен искренне надеяться, что перепуганная женщина может открыть дверь ночью незнакомому человеку. Но он не был пьян, когда стоял во дворе, задрав голову, и вел с Соней светскую беседу!
В общем, так меня все это заинтриговало, что я полетела следом. Я должна была знать, что у него за странные ночные дела. Я должна была понять эту тварь — хотя я всегда горела на том, что ждала от одноклеточного существа логики и чувств многоклеточного. Проще говоря, я собиралась заняться тем, о чем говорила Зелиалу.
Он шагал, я летела, присаживаясь по временам на ветки и провода.