Нереал
Корона ему пойдет – если чуточку набекрень. Он то, что называется – импозантный мужчина с благородной сединой. И плюньте в бороду тому, кто скажет, будто его величество начинало в мясном павильоне нашего центрального рынка. Рубщиком мяса. Правда, говорят, гениальным рубщиком.
– Как ты, Васька? Все там же? – понимая, что меня уводят, зачастил я.
– А ты? Не ушел из школы?
– Ушел.
– Куда?
– На вольные хлеба.
Не время и не место было для такого разговора. Но нам обоим с равной силой хотелось где-то посидеть, хоть в парке на скамеечке, и вспомнить, как сплавлялись по дикой речке Берладке, перевернулись и выплывали, теряя сапоги, рюкзаки и, непостижимым образом, мои документы из внутреннего, наглухо застегнутого кармана…
– Хорошие хлеба! – сказал Васька. С таким одобрением сказал, за какое и шею намылить не грех. При этом он глядел на пряжку моего ремня. Балерина я, что ли, чтобы талию соблюдать?
– Да уж не хуже твоих. А за каким это ты, сударь мой, Башариным гоняешься? Не за тем, у кого отпрыск учится в шестнадцатой школе?
Я как можно медленнее делал вид, что привожу в порядок содержимое своей сумки.
– Точно! Ты его знаешь?
– Отпрыска – знаю. А почтенного батюшку – на родительских собраниях встречал. Ну, еще когда класс ремонтировали. Весьма популярная личность!
– Я, собственно, готов отъезжать, – сказал Александр Четвертый. Это было равносильно приказу.
– Держи, – Васька сунул мне в руку что-то вроде трамвайного билета. – Обязательно! Срочно! Пока!
Эту штуковину я внимательно изучил уже в «субару» его величества. Такие визитки безденежные люди делали себе лет пять назад – сами набирали текст на компьютере, сами простенько верстали, распечатывали на обычных листах плотной бумаги, а потом нарезали прямоугольнички ножницами. Очевидно, Васька никогда не разбогатеет настолько, чтобы заказать сотню нормальных визиток. А может, им по службе не полагается? Мент с визиткой – это что-то уж вовсе невероятное.
Сообщил он о себе следующее:
«Василий Горчаков
раб.тел. 21 3479
дом.тел. 418 288, после 23.00»
И то, и другое, и третье было чистой правдой.
Я позвонил ему сразу, как только белая «субару» доставила меня обратно в город. Я был настолько зол на Александра Четвертого, фактически сорвавшего мне съемку, что нуждался в нормальном собеседнике, у которого денег в кармане ровно столько же, сколько у меня! А желательно – меньше!
Я за ними не гонюсь. А он, Александр Четвертый, не понимает, как это можно за ними не гнаться, хотя всячески показывает, насколько презренный металл ему безразличен. Однако люди, до сих пор не побывавшие в Барселоне и Валенсии, его удивляют.
– Приходи! – сказал Васька. – Роскоши не обещаю, а «Киндзмараули» есть.
Я не понимаю, действительно ли он знает толк в винах, но водкой пренебрегает. Я ее тоже не люблю – как можно любить то, от чего пахнет медициной?
– Ее не нюхать, а пить нужно! – возражают мне обычные нормальные мужики и хохочут. Такой ответ означает, что контакт неперспективен. Чересчур стандартное мышление. О чем прикажете беседовать с групповым автором такого афоризма? Aquila non captat muscas.
В общем, когда я уже подъезжал к Васькиному дому, то сообразил, что завтра в восемь утра хорошо бы сдать пленки в проявку, иначе к десяти я не привезу в редакцию портретов Александра Четвертого. Получалось, что я еду с двумя пересадками на полчаса, не более. Иначе домой придется добираться на такси. И по закону подлости я обязательно проснусь в половине десятого.
Все те два с половиной часа, что мы просидели за одной-единственной бутылкой «Киндзмараули», Васька неназойливо сворачивал разговор на Башарина.
Я знал о нем немного. Сын учился в моем классе. То есть как – моем? Их классная, Ирка, как-то нелепо спланировала личную жизнь. Она собралась в декрет примерно в конце апреля – и мной заткнули дырку. Я целый месяц делал вид, будто командую недоумевающими семиклассниками, и молился Богу, чтобы после моего руководства никто из девочек не последовал по Иркиным стопам. Потом мне же пришлось организовывать ремонт класса силами родителей. По такому случаю несколько мам прислали на собрание пап – а Башарин, насколько я помнил, трудился в строительной фирме и мог помочь с материалами.
Тогда же, в начале ремонта, я и узнал, что он – ходок. У него произошел стремительный роман с мамой одной девчонки, девчонку звали Настя, а маму – понятия не имею. Впрочем, все это было прошлым летом – год назад… Много воды утекло.
– Эта мама хоть замужем? – спросил Васька.
– Знать сие мне, сударь, не дано.
– А кто знает?
– Да Ирка, наверно…
– Она уже вернулась?
– В смысле – в школу?
– Ну?
– О, если бы я имел об этом хоть малейшее понятие!
– Вы же дружили!
Ну и что? Дружили… Ну, книгами менялись. Она вела русский и литературу, я – историю. К тому же она пять лет как замужем. Общались – вот как это правильно называется. Она ушла в декретный, родила и, естественно, засела дома с младенцем. С чего бы ей раньше времени в школу возвращаться? Хотя, что у нас теперь? Сентябрь! Парню уже год и два, что ли, месяца? Могла и выйти на полставки.
Чтобы Васька не начал разбираться, почему я избегаю Ирки и вообще всего, связанного с шестнадцатой школой, я перешел в наступление. Я прямо спросил – зачем ему понадобился Башарин.
Вася у нас – ангел. Он действительно может рассказать совершенно постороннему человеку, как продвигается следствие. И он впридачу везучий ангел. Никогда еще его не карали за утечку информации. И вообще ни за что не карали. Не зная Ваську, можно было подумать, будто у него родной дядя – по крайней мере министр внутренних дел. До того начальство его любило. И до того райскую жизнь вел он в своем угрозыске.
Прослужить там столько лет, регулярно получая отпуск в летнюю пору, и, при теперешнем проценте раскрываемости, не схлопотать ни единого выговора – в этом была некая мистика.
В общем, следователь Горчаков рассказал экс-преподавателю Синицыну, как в известную фирму «Бастион» заявился киллер…
– Так и брякнул «Не знаю!»? – изумился я.
– Так и брякнул. Ребята не врут. Во-первых, оба слышали. Во-вторых, такое придумать невозможно. Во всяком случае, для них – невозможно, – подтвердил Василий. И перешел непосредственно к побегу Башарина.
Побег теоретически можно было счесть косвенным доказательством его виновности. Естественно, Вася сразу оповестил вокзал, аэропорт и дорожные посты. Когда он заявился к башаринской супруге, то обнаружил, что киллер не взял с собой паспорта. Что наводило на мысль о комплекте липовых документов, сберегаемых в тайнике до момента бегства.
– И вот что мы имеем, – подытожил Васька. – Человек, который не просто тренируется в тире, чтобы сбыть с рук экзамен, а имеет определенные способности к стрельбе, мажет с трех шагов по мишени размером с бегемота. Это – раз. Два – чтобы заслать киллера прямо в охраняемое здание, нужно окончательно рехнуться. Заказчик мог до такого додуматься только в одном случае – если нанимал человека, настолько близкого к «Бастиону», что его знает вся охрана и пропускает без проблем. В «Бастионе» работает сорок три человека. Никому из них фамилия «Башарин» ничего не говорит. Я заехал с другого конца. Башарин работает в строительно-ремонтной шарашке. Называется она «Комфорт-плюс», очевидно, где-то в антимире ей соответствует «Комфорт-минус». Никто из «Бастиона» и близко не подходил! Никогда!
– Но ведь как-то он в «Бастион» попал!
– И как-то он оттуда вылетел.
– Hirundo volant.
– Ворона волант, – поправил Васька, имея в виду удивительный промах киллера. – Проще всего предположить, что Башарин элементарно был пьян в сосиску. Но почему он тогда не сверзился с лестницы?
Потом я согласился позвонить Ирке – подозревая, что у нее нет телефона, но художественно делая вид, будто я его забыл. Васька не поленился, набрал номер ментовской справочной и установил истину. Ему так не терпелось раскрутить это дело, что ночь промедления казалась смерти подобной. Праведник ментовский, будь он неладен! То же самое он мог выяснить завтра днем, позвонив в школу!