Нереал

 
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  
Глава первая.
 
Как я вообще влип во всю эту историю
 
Кафе было уникальное. Rara avis in terris. Отродясь такого не видывал. И не слыхивал.
Во-первых, мрачное, как декорации в фильме Тарковского. Его окна выходили на бетонный забор, наводящий на мысли о той самой стенке, к которой ставят… Внутри все те полчаса, что я там проторчал, не было ни души – я имею в виду и душу буфетчицы.
Во-вторых, каждые десять секунд за стенкой гремело. И хорошо гремело – хоть уши затыкай.
Это треклятое кафе какой-то умалишенный открыл при тире. А другой умалишенный, то есть я, сидел там и ждал, пока его высочество Александр Четвертый отстреляться изволят. Нет, я не хочу сказать ничего плохого про Александра Четвертого, он и мне предлагал – но я человек сугубо мирный. Мое оружие на сегодняшний день – три фотоаппарата. И, собственно, попал я сюда лишь потому, что мне заказали портрет Александра Четвертого на фоне его загородного особняка. И я сдуру решил, что будет справедливо, если он сам меня туда отвезет и доставит обратно.
Его высочество не уворачивалось, оно было радо доставить меня в особняк! Но по дороге мы заехали в два банка, в три фирмы, в ресторан, где его высочество, оказывается, запасается дарами моря в пластмассовых контейнерах, и, наконец, осели в тире. Оно, видите ли, дважды в неделю стреляет со знаменитым инструктором Константином по кличке Сафари. Этот Сафари, говорят, берется научить стрелять даже слепоглухонемого парализованного дебила. Но при чем тут я?!?
Я уж начал бояться, что засветло мы не управимся. А делать цветной портрет миллионера на фоне особняка при вспышке – мягко говоря, странно. И время поджимало. Портрет этого самодеятельного Вильгельма Телля планировался на обложку. Впервые мне предложили сделать что-то на обложку. Провалить задание было смерти подобно.
Я даже не догадался взять с собой хоть газету, не говоря уж о книге. Хотя обычно таскаю с собой по меньшей мере три штуки. Дурная привычка тех времен, когда мне казалось, будто на жизнь можно заработать в книготорговле, и еще более странных времен – когда я преподавал историю.
В грохоте, впрочем, было некоторое разнообразие. Тир, как я понял, состоял из двух бетонных сараев. Так в одном их высочество палило из пистолета, а в другом какой-то фанатик упражнялся на винтовке. Если мушкеты и аркебузы производили такой же грохот, то все герои Дюма ходили по страницам бессмертных романов навеки глухие. А вот фанатик, будь он неладен, не оглохнет! У него наушники! А у меня наушников нет. Я – оглохну.
О том, что у меня за спиной появились два человека, я догадался не сразу. Да и они сперва не знали, что за жестяной стенкой с художественными дырками есть что-то живое. Такое уникальное кафе, с таким трогательным заоконным пейзажем и такой ненавязчивой музыкой, могло быть украшено только жестью!
– Тут нам никто не помешает? – спросил голос номер раз.
– Я же говорил, – проворчал голос номер два.
И далее последовал примерно такой диалог, перебиваемый то винтовкой, то пистолетом.
– Значит, Башарин Валентин Сергеевич у вас тренируется?
– Ну, у меня.
– Давно его знаете?
– Учились в одной школе. И родители вместе работали.
Где-то я слышал эту фамилию – Башарин. И не один раз…
– Часто он сюда приходит?
– Как договоримся.
Башарин, Башарин… Валентин… Откуда он взялся в моей голове, этот Башарин? Что он там делает? И почему я помню все фамилии, которые хоть раз в жизни произносил вслух? Кто-нибудь может мне это объяснить?…
– У него свое оружие?
– Нет, конечно.
Ответ был чересчур быстрый.
– Константин Федорович, это очень важно. У Башарина было свое оружие?
– Если и было – сюда не брал.
Так. Выходит, за стенкой сидит сам Сафари. Посмотреть бы на пистолетного гения. Просто так – интересно, как может выглядеть человек, всю жизнь посвятивший тому, чтобы дырявить бумажку с черным кружком ровно посередке.
– Значит, стрелял из вашего оружия?
– Дам я ему свое оружие! Пишите так – из пистолета ТТ, принадлежащего тиру.
Выходит, все-таки допрос.
– Его супруга сказала, что он хочет получить сертификат охранника и устроиться в банк. Вы в курсе?
– Да собирался. Только там ведь не одну стрельбу сдавать надо.
– Есть у него шансы?
– Если заплатит кому следует.
– А как у него именно со стрельбой?
– Нормально. Я бы сказал – более чем нормально.
Тут голос отвечавшего несколько оживился.
– И какие результаты? – спросил голос номер раз.
– Начинал – было где-то восемьдесят – восемьдесят пять. Сейчас из девятки не выпадает. Стабильно.
– Значит, девяносто – на двадцать пять?
– На двадцать пять.
Я человек штатский. В последний раз стрелял еще в школе. Ну, не интересны мне эти мужские игрища на свежем воздухе. Девяносто – это уж точно были очки, а двадцать пять, скорее всего, метры. Я напряг память и воображение – получилось, что тот, о ком толкуют люди за жестяной стенкой, неплохой стрелок. Выбить десять девяток для меня было бы фантастическим подвигом. Но как ко мне в голову попал стрелок Башарин? Стрелок Башарин, стрелок… Тепло, тепло, еще теплее…
– Очень хорошо… – заметил голос номер раз. Задумчиво как-то заметил, и что любопытно – ему совершенно не понравился этот результат.
– Это его потолок.
– Нормальный потолок. А навскидку?
– За молоком, во всяком случае, не ходит.
– На двадцать пять?
– Ну, я же сказал.
Ходить за молоком на двадцать пять метров – это было уже выше моего разумения. Хотя при таком грохоте Сафари мог претендовать на молоко за вредность. И гонять за ним Башарина… впрочем, меня уже заносит…
– И когда же Башарин был у вас в последний раз?
– Когда?
Я не имел намерения подслушивать. Но если полчаса наслаждаешься исключительно диалогом пистолета и винтовки, то даже таблица умножения, не к ночи будь помянута, покажется тебе сонетом Петрарки.
Двое за жестяной стенкой устроили возню над карманным календарем. А потом то, что отвечал на вопросы, сказал, что у него больше нет времени. Что клиент ждет. И выслушал благодарность за содействие.
Стрелок Башарин, долбил я, эй ты, стрелок Башарин, заблудившийся в моих извилинах! Выдь, покажись на свет Божий! Или ты не стрелок вовсе?
– Вот что у нас получилось, – сказал голос номер раз. – Это, извините, должно быть оформлено как протокол допроса. Вот тут распишитесь – что с ваших слов все верно.
Сафари внес поправку – мол, прогресс с Башариным случился за полтора месяца занятий. Почему-то это для него было важно. После чего гениальный инструктор с представителем власти и распрощался.
Я видел его не то что краем глаза, а вообще непонятно чем, когда он подошел к стойке, заглянул на кухню, никого там не увидел и ушел. Парень лет тридцати, поджарый, физиономия почему-то очень круглая и, что любопытно, волосы почти до плеч. Не схваченные в хвост, как теперь повелось, а просто так. А на шее болтаются наушники. Такие теперь, выходит, снайперы.
Ну и где же ты, снайпер Башарин?
Тьфу! Я и впрямь чуть не плюнул. Никакой он не стрелок, а – ходок! Я даже услышал средним ухом явственные слова:
– Ну, Башарин – это ходок!
Имелось в виду – по части слабого пола.
Человек за жестяной стенкой уронил авторучку. Удивительно, как далеко может укатиться эта штуковина без всяких к тому физических предпосылок. Если бы я не настиг ее в нырке под стол, она бы пронеслась через все кафе.
С добычей в руке я повернулся – и увидел выглянувшее из-за стенки лицо.
– Васька! – сказал я.
– Игорешка! – ответил он.
Вот именно теперь, когда я встретил собрата-туриста, с которым год как не видались, и появилось его треклятое высочество.
– Отстрелялся! – бодро сообщил Александр Четвертый, государь-император королевства Гриль. Нет, точно, торчащие на всех углах повозки, где миллионами жарятся бройлеры-гриль, – его личная собственность. Примерно год назад он завоевал этими бройлерами сперва район, потом – город, а теперь и на всю область распространяется. У него есть и другие дела, не такие заметные. И не бройлеры сделали его самым богатым в окрестностях человеком. Но если так пойдет дальше – он восстановит в России монархию, потратив на это менее трети своих доходов, коронуется и действительно станет Александром Четвертым. Мои снимки войдут в учебники истории – но вряд ли я получу за них гонорар.