Умри в полночь

Итак, предположим, ювелир с Витютей надули Наташу, в чем Артем не находил ничего удивительного – наоборот, такую растяпу грешно не надуть. Они договорились насчет дележки прибыли, и тут Наташа уперлась. Наверняка ювелир высказал Витюте все, что он думает о мужике, неспособном справиться с дурой-бабой. Витютя от комплиментов пришел в восторг. Так, пока все логично… И тут выяснилось, что приезжает Люська, или же оказалось, что она приехала.
Как мог использовать это событие Витютя? Попросить девчонку уговорить Наташу продать подсвечник? Вряд ли. Наташа услишком основательно уперлась. Похоже, что Витютя был для нее единственным светом в окошке – и раз она не послушалась его, тем более не поддалась бы на неуклюжие дочкины провокации.
Но Витютя обижен, его самолюбие ущемлено. Женщина, которая все для него делала по первому свисту, взбунтовалась. Возможно, сперва он хотел всего лишь чуточку ее проучить…
Он наверняка знал, где Люськин техникум, и без труда мог выяснить, когда там консультации. После чего ненавязчиво встретить ее, скажем, у дома:
– Привет, ребенок!
– Привет, дядь Вить.
– В техникум бежишь?
– Ну, в техникум.
– Пошли, провожу… Позавтракать-то успела? А то зайдем в кафешку, кофейку с мороженым, а?
– А ты, дяд Вить, чего такой добрый? Богатенький Буратино, а?
– Да нет, ребенок, я-то как раз не богатенький… Вчера дочке джинсы купить пришлось. У меня дочка на два года тебя младше. Если ей крутые джинсы на попку не натянешь, будет кислая ходить, а кому она кислая нужна? Понимаешь, я так считаю – если дочка подросла, то хоть золотые зубы изо рта продай, а одень-обуй ее как принцессу. Ведь мальчишки, дурачки, по одежке встречают. А у нее сейчас это главнейшая проблема – мальчишкам нравиться, понимаешь?
Тут Люська, скорее всего, кивнула, считая в уме: шестнадцать минус два будет четырнадцать, везет же соплячке, как у нее предок все понимает, наверняка прикинута по фирме, это в четырнадцать-то лет, и на дискотеках отбою от пацанов нет, еще бы – каждый раз в новом чем-нибудь!
Витютя подождал, пока девчонка додумает до конца эту несложную мысль, и опять предложил кофейку с мороженым, добавив при этом:
– А если ты торопишься, так вот тебе пятера, не стесняйся, бери! Потом, в перерыве, с подружками сходишь. Мать-то тебе, нверное, рубль в день на чай с пирожком выдает? А подорожало все до чертиков. Бери, бери! Должна же и ты по-человечески в кафе зайти, пирожных набрать, кофе со сливочками, соку ананасного, мороженого… Много ли радости в жизни, так хоть поешь…
Он знал, что Люська вступится за мать – хотя бы из гордости. Девчонка могла явно соврать – мол, мать снабжает деньгами выше крыши! И тут он мог бы ответить:
– Ну, не надо ля-ля! Я же вижу, как она тебя одевает! Ох, бабы, бабы… Ведь что интересно – деньги у нее теперь есть, как раз бы и купить тебе весь прикид. Не станешь же ты ходить на лекции в этой юбчонке! Летом, на консультации, еще ладно, а потом занятия начнутся, подружки появятся, в компаниях бывать будешь…
Люська могла и честно признаться: как же она даст мне на кафешку, если дома денег нет и зарплата у нее маленькая?
– Зарплата действительно маленькая, – должен был согласиться Витютя. – Но только ты меня, ребенок, не выдавай – она недавно на работе одну финансовую махинацию произвела. Видела у нее новую косметику? Ну вот… Там на десять таких косметик хватит…
Если Люська успела в прежние свои наезды познакомиться с матринским любовником, то почему бы и не состояться этому разговору?
Витютя вряд ли сразу замышлял уголовщину – он просто хотел надавить на свою подругу сразу со всех сторон. И только опять столкнувшись с ее упрямством, он понял, как надо разыграть карту под названием «Люська»…
– Наташа!
– Что, Артемчик?
Надо было удивляться тому, как терпеливо и покорно переносила Наташа его молчание.
– Скажи честно, давно ты с этим своим… Виктором?
– Ну, года четыре, наверное…
Раз они не надоели друг другу за эти четыре года, значит, встречались не слишком часто, подумал Артем. На что же рассчитывала Наташа? Может быть, поддерживала этот пошлый роман с не менее пошлой мыслью – как только замаячит на горизонте что-то перспективное, послать Витютю поискать ветра в поле? Или она слишком ограничена и привязчива для таких наполеоновских планов?
– Четыре года. Люська, значит, совсем детишкой была. Двенадцать лет?… Хм… Уж не очень-то и детишка. Как она его приняла?
– А какое ей дело? – искренне удивилась Наташа. – Она у бабушки жила…
– Но ведь она же с ним встречалась у тебя, – уверенно сказал Артем. – Он вас обеих в летнее кафе водил, мелочевку какую-нибудь Люське покупал, на кино полтинник подбрасывал, чтобы из дому умотала…
Наташа с удивлением посмотрела на него:
– Разве я тебе рассказала? Нет же! – воскликнула она.
– Нетрудно догадаться, – буркнул он.
Действительно, нетрудно! Сперва сочинить двухнедельной давности разговор между девчонкой и материнским любовником, а потом по этому мифическому разговору вычислить, как складывались их отношения четыре года назад.
К тому же Артем, бывало, и сам совал пацану в руку рубль с настоятельным требованием – пока не сходит в кино и не простреляет сдачу в тире, чтоб домой не возвращался! Было такое дело… Но давно. Когда еще на утренний сеанс пацанву за десять копеек пускали.
Итак, вдохновленная этим разговором, а может, и не только этим, Люська стала требовать колготок с серебряными листиками и прочей дребедени. И, разумеется, она сочла отвртительным купленное матерью пальто. Люська догадывалась, что в техникуме это будет самое сиротское, самое убогое пальто. И сапоги, естественно, тоже.
Близились экзамены. Люська уже понимала, что хорошо их выдержит. Она уже видела себя студенткой – со всеми вытекающими из этого последствиями. Здешние девчонки уже рассказали ей об окрестных дискотеках и тамошних нравах. Против нравов Люська не возражала, но при одной мысли, что ей придется весь вечер стоять у стенки, она готова была кричать и реветь от негодования.
Она уже знала, как ничтожна стипендия и что почем в здешних комиссионках.
Возможно, она поняла, что единственная ее надежда – на дядю Витю. Дядя вернется, как обещал, с юга, куда ему нужно вывезти семью, и поможет ей уломать маму. Вот уже назначенный им двухнедельный срок на исходе – и надо только почаще звонить ему, не стесняясь, ведь он ставит своих на юге и вернется один.
Артем представил себе, как они обе, мать и дочь, одна с работы, другая из автомата, накручивали один и тот же номер.
А Витютя уже прибыл и стал околачиваться возле техникума. Даже заглянул посмотреть расписание.
Как бы то ни было, он встретил Люську.
Возможно, ему даже повезло – он подстерег девчонку, когда она, чуть не рыдая, выскочила из дому после ссоры из-за тех самых колготок. И очень может быть, что она-таки расплакалась у него на плече, а он завел ее в ближайший подъезд, вытер ей платком нос, потащил в кафешку… Кстати, мог и к себе домой, потому что в кафешке в такую рань еще спиртного не подают, а дома…
– Не реви, ребенок, выпей-ка лучше, это здорово успокаивает.
– Я коньяка не пью…
– Да что ты, дурашка, боишься! Это же как лекарство. Сосудорасширяющее. Ничего с тобой от столовой ложки коньяка не случится. Сейчас мы его в кофеек плеснем…
Но, может, обошлось и без коньяка.
Они с полчасика кляли и ругали на разные лады Наташу. Дошли до того, что вот не ценит она такую старательную и способную дочь, а все потому, что понимает – никуда эта дочь не денется, вечером прибежит прощения просить и ужинать.
– А давай, ребенок, мы ее маленько проучим?
Квартира пустая. Витютя клянется, что пальцем Люську не тронет. И действительно – не трогает. Она спит в постели его старшей дочери, уверенная, что мать обзванивает морги и больницы. Люська в предвкушении, как гордо появится утром и в ответ на все вопли огрызнется: «Где была, там меня нет!» Тем более, что она осознает свою полную невинность – хоть к врачу ведите! А потом перепуганная Наташа в лепешку расшибется – лишь бы Люсенька больше не исчезала. Люська так и скажет – на этот раз, мамочка, я ничего не натворила, но в следующий – натворю. Ясно?